Читаем без скачивания БРЕМЯ ЛИЧНОСТИ - Андрей Балабуха

Стоило бы порассуждать и о глубоко впитавшемся в хайнлайновы ум и душу позитивизме. Заметьте, даже в «Магии, Inc.», описывая демонов и чудовищ Полу-Мира, писатель ни на миг не поддается искушению сдобрить блюдо толикой мистики, которую так ждано поглощают недалекие души. Нет, Хайнлайн попросту пишет вдохновенный гимн свободе предпринимательства, антимонопольному законодательству и Акту Шрмана. (Недаром же он сам торговал недвижимостью и баллотировался – пусть и неудачно – в Законодательное собрание Калифорнии!) А все остальное – веселый, увлекательный антураж. Больше того, лишь три года спустя после написания романа, в пятьдесят третьем, Хайнлайн искренне сокрушался, заметив однажды, что в ближайшем газетном киоске на сорок разнообразных журнальчиков по астрологии не приходится ни единого астрономического издания. И это горестное недоумение вызывалось отнюдь не ностальгическими воспоминаниями о детском увлечении астрономией; печалило Хайнлайна состояние умов своих соотечественников. Должен признаться, я вполне разделяю эти чувства, глядя на духовную пищу, что предлагают нам нынешние масс-медиа. Мне грустно вдвое: помимо всего прочего, даже в этом мы отстаем от Америки на тридцать лет…

В кровном родстве с позитивизмом находится и хайнлайнова вера в науку, вера, которая не была простым отзвуком настроений жюльверновской поры, когда казалось, что достаточно взнуздать пар, запрячь электричество, посадить на козлы славного инженера Сайреса Смита – и помчит карета человечество в славное безбедное грядущее. У многих американцев эта вера пошатнулась во времена Великой Депрессии. Еще большее их – и не только их – число отшатнулось от науки после явления Бомбы. Антисциентизм стал массовым – кстати, у нас тоже. От науки ждали теперь больше опасностей, горестей и зла, нежели триумфов, способных облагодетельствовать род людской. Хайнлайна это поветрие не коснулось.

«Научная фантастика обладает одним преимуществом перед всеми другими видами литературы, – говорил он в 1973 году, выступая с лекцией в родной Военно-Морской Академии США. – Это единственная ветвь литературы, которая хотя бы пытается иметь дело с действительными проблемами нашего быстро меняющегося и опасного мира. Все другие ветви даже не пробуют. В этом сложном мире наука, научный метод и результаты применения научного метода стоят в центре всего того, что делает род человеческий, и того, куда мы идем. Если мы взорвем себя, мы сделаем это с помощью неправильного применения науки; если мы сумеем избежать самоуничтожения, мы сделаем это благодаря разумному применению науки. Научная фантастика – единственная разновидность художественной литературы, принимающая во внимание эту главную силу нашей жизни и нашего будущего. Другие виды литературы, если вообще замечают науку, попросту сожалеют о ней – подход, очень модный в атмосфере антиинтеллектуализма наших дней. Но мы никогда не выйдем из хаоса, в котором находимся; попросту ломая руки.» Не правда ли, для нас сегодняшних это звучит чрезвычайно актуально? Как, впрочем, и печальный вывод «Логики Империи», словно обращенный непосредственно к нам, крах империи переживающим: «Все должно стать гораздо хуже, прежде чем станет немного лучше».

Подобных взглядов, воззрений, качеств ума и свойств души писателя можно было бы перечислить десятки – увы, их подробный анализ придется оставить до той утопической поры, когда о Хайнлайне будет написана не статья, а книга; надеюсь от души, что такое время все же наступит – и автор, и его творчество более чем заслуживают того; и кто знает, может, мне самому удастся это осуществить…

Но как бы то ни было, все это – уже фиоритуры, навитые на лейтмотив хайнлайновских умонастроений и состояний духа, той основы, что и делает Хайнлайна Хайнлайном. Тем человеком, о котором писал фантаст, критик и преподаватель НФ Джеймс Ганн: «Как Моисей, он вывел научную фантастику в страну обетованную». «Боб Хайнлайн был не просто известным писателем-фантастом. В течение десятилетий он определял современную НФ», – вторил Ганну Фредерик Пол. «В три феноменальных года он полностью преобразил наше понимание того, как следует писать фантастику, и эта трансформация оказалась необратимой», – признавался Роберт Сильверберг.

Подражать Хайнлайну, писать «под Хайнлайна» пытались многие – с большим или меньшим успехом. Подчеркиваю: я говорю именно о подражании, а не об осмыслении его вклада в литературу, не о развитии его традиции. Ведь для того, чтобы писать, как Хайнлайн, надо быть Хайнлайном. А по-настоящему повторить Хайнлайна никому так и не удалось.

Андрей Балабуха