Читаем без скачивания Кузина-самозванка - Эмма Дарси

Конечно, воздух в Венеции был не таким свежим, вид — не таким первозданным, а солнечные лучи — не такими доступными и ласковыми, как на острове, а это важно для больного человека. Но все-таки его дед родился в Венеции, и Данте ожидал, что он захочет там же закончить свои дни.

Данте продолжал думать о выборе деда, когда вертолет взял курс на Капри. Его взгляд скользил по высоким серым скалам, покрытым кустарником, по каменистым утесам, словно стрелами пронзающим море изумительного бирюзового цвета. Вилла на Капри всегда была местом отдыха для семьи. Ею в основном пользовались тетя София и дядя Роберто. Данте иногда проводил здесь школьные каникулы. Дед же лишь изредка наезжал сюда и никогда не оставался надолго.

Вертолет приземлился на специальной площадке за виллой. Уже наступил полдень, и Данте было очень жарко, пока он шел по каменным плитам площадки, окруженной соснами и разросшимися кустами ярких бугенвиллей. Он совсем не обрадовался, увидев Люсию, вышедшую ему навстречу из беседки.

Она была похожа на своего отца. Больше француженка, чем итальянка, с модно подстриженными темно-каштановыми волосами. У нее были тонкие черты лица, прямой изящный нос, чувственный рот с пухлыми губами и блестящие темные глаза, всегда пристально наблюдающие за окружающими. Одета она была в кокетливое платьице, которое пристало скорее маленьким девочкам, явно от французского модельера, с геометрическими узорами в коричневых, белых и черных тонах. Короткая юбка открывала длинные стройные ноги.

— Дедушка ожидает тебя во внутреннем дворике, — сказала она и развернулась, чтобы сопровождать его, когда Данте поравнялся с ней.

— Спасибо. Но эскортировать меня нет необходимости, Люсия.

Она прижалась к его боку:

— Я хочу знать, что происходит.

— Дед звал меня, а не тебя.

Люсия послала ему негодующий взгляд:

— Я такой же член семьи, как и ты, Данте!

Все ясно — она подслушала их разговор с дедом. Данте оставил ее провокационную реплику без ответа. Они вошли в дом, прошли через атриум и главную гостиную, имеющую выход во внутренний дворик.

Разочарованная молчанием Данте, Люсия попыталась высказать некоторые догадки:

— Вчера приходил какой-то человек, не назвавший своего имени. У него был с собой портфель, и он имел личную встречу с дедушкой. После его ухода дедушка стал выглядеть еще хуже. Я беспокоюсь о нем.

— Уверен, ты делаешь все возможное, чтобы поддержать его, Люсия, — ответил на это Данте безо всяких эмоций.

— Если бы я знала, в чем дело…

— Не имею понятия.

— Не делай из меня дурочку, Данте! У тебя явно есть какие-то предположения. — Яд в своем голосе Люсия поспешила нейтрализовать лестью: — Я очень хочу помочь. Дедушка услышал вчера от этого человека что-то такое, что потрясло его. Он замкнулся в себе и выглядел ужасно.

— Мне огорчительно слышать это, — развел Данте руками, — но я не могу сообщить тебе того, чего не знаю сам, Люсия. Тебе придется подождать, пока дед сам не решит рассказать, что случилось.

— Ты расскажешь мне после того, как поговоришь с ним? — настойчиво спросила Люсия.

Данте пожал плечами:

— Зависит от того, насколько конфиденциальным окажется разговор.

— Я здесь единственная, кто заботится о нем, и должна знать все.

У его деда была личная медсестра и целый штат слуг, которые ухаживали за ним. Данте бросил на кузину насмешливый взгляд:

— Ты заботишься о собственных интересах, Люсия, и не надо притворяться, во всяком случае передо мной.

— Ты… ты… — Она едва сдержалась, чтобы не бросить в лицо Данте нелицеприятное слово.

Данте понимал: Люсия терпеть его не может — за то, что он видит ее насквозь. Всегда ненавидела. Но открытая враждебность — не ее стиль.

— Я люблю дедушку, и он любит меня. — Голос Люсии звучал напряженно. — Запомни это хорошенько, Данте.

Ей, видимо, требовалось оставить последнее слово за собой. Во внутренний дворик они вошли вместе, но потом Люсия резко повернула направо. Скорее всего, отправилась в главную гостиную, откуда могла видеть, что происходит во внутреннем дворике, хотя и не слыша, о чем идет разговор.

Данте же пошел к деду, лишь слегка помедлив перед тем, как дать знать ему о своем присутствии. Дед отдыхал в шезлонге, обложенный подушками. Лицо закрывала тень от зонта, остальная часть измученного болезнью тела впитывала тепло солнечных лучей.

На нем была темно-синяя шелковая пижама, которая скорее подчеркивала, чем скрывала его болезненную худобу, даже отдаленно не напоминавшую о некогда крепком телосложении этого человека. Глаза деда были закрыты. Из-за ввалившихся щек скулы казались слишком острыми, а гордый римский нос — слишком большим. Но лицо Марко с выступающим подбородком все еще сохранило следы неукротимой натуры. Кожа была загорелой благодаря таким вот солнечным ваннам, из-за чего его густые, волнистые седые волосы выглядели неестественно белыми.

Рядом в кресле сидела медсестра и читала книгу. Кувшин с фруктовым соком и несколько стаканов стояли на столике достаточно близко, чтобы до них можно было дотянуться. Кадки с цветами радовали глаз разноцветьем, а голубая перспектива неба и бирюза моря делали окружающую обстановку умиротворяющей. Но Данте знал, что это умиротворение иллюзорно.

Бдительная медсестра поднялась, услышав шаги Данте. Дед, разомкнув веки, жестом отпустил ее и предложил Данте сесть в освободившееся кресло. Марко не проронил ни слова, пока медсестра не скрылась из вида, а внук не подсел поближе к нему. В приветствиях не было необходимости, тем более не нужны были бессмысленные вопросы о здоровье. Поэтому Данте молча ждал, пока дед скажет, ради чего вызвал его сюда.

— Я кое-что скрывал от тебя, Данте, — наконец, услышал он. — Личное. Мучительное для меня. — Печальное выражение лица Марко говорило о том, как невыносимо трудно дается ему предстоящее признание. — Однако пришло время рассказать тебе обо всем.

— Только если ты этого хочешь, — тихо произнес Данте, стараясь не показать своего отчаяния.

Обычно яркие, живые глаза деда затуманились.

— Твоя бабушка была единственной женщиной, которую я по-настоящему любил. Моя прекрасная Изабелла… Она умерла на этой вилле. — Голос Марко прервался от волнения. Данте не торопил деда, чувствуя некоторое смущение при несвойственном тому проявлении таких сильных эмоций.

Из газет Данте знал, что его бабушка Изабелла умерла от передозировки снотворного. Это случилось еще до его рождения. Когда же он, повзрослев, попытался подробнее расспросить деда, тот крайне резко запретил ему впредь касаться этой темы.