Читаем без скачивания Сама себе фея - Анастасия Лав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как глупо было когда-то согласиться и попробовать наркотики! Душа тихо стояла в сторонке, наблюдая за многочисленными людьми вокруг её бывшего тела. Ей было легко, она вернулась домой. Немного тревожили люди в разных формах. Всё-таки это её тело, хотя… Это просто и непросто, но оно уже не нужно.
Душа взглянула последний раз в открытые мёртвые глаза и взмыла вверх, в Небеса, домой. Очередной класс школы жизни позади. Каникулы. Солнце светило ярко, и никто не заметил лёгкую тень в сухой траве склона.
Давно этот текст крутится, с момента смерти той девушки на дороге. Её Маша встретила однажды утром, когда отвозила детей в школу-сад и наткнулась на участкового и труп…
Машка-контролёр
Маруся любила всё контролировать. Прям до мелочей.
— Ты как сказал?
А она как потом посмотрела?
— А что сказала?
Могла достать своими вопросами и вездесущим носом, но… не доставала. Маша так изящно всё контролировала, что другие бедные люди, которые попадали под этот самый её контроль и не понимали, что они под железобетонным колпаком. Даже не задыхались, так как Мария заботливо просверлила в этом колпаке изящные дырочки, которые казались этим бедным людям звёздами. Они считали, что видят целую прекрасную Вселенную.
Манюня же считала, что творит добро и точно знает, кому и как лучше. Она искренне и всем сердцем любила каждого знакомого человека на своём жизненном пути. Начинала сильно любить, сильно заботиться, сильно переживать, причем на самом деле, искренне… и до валидола.
Люди же не все могли выдержать такое бронетанковое наступление любви. Тяжёлой артиллерией раздавалась канонада сообщений в Вотсап. Маруся хотела как лучше…
Ей казалось, что она точно знает, как лучше, потому как «а почему бы и нет?» Если до сих пор человек живёт в дерьме чувств, то значит не знает, как можно жить лучше, быть и чувствовать. Да? Почему тогда и не попробовать иначе?
Маруся и вода
Маруся точно знала, что в жизни бывает очень много счастий. Всяких разных. Маня их классифицировала и любила каждое от всего сердца со всем своим чудесным безумством.
Отдельное место в сердце Маши занимало счастье Воды. Может быть, этому способствовало, что она по знаку зодиака была ракиня, — ей нравилось так называть себя. Не какой-то там ра-ак, а ра-ки-ня — мя-ягко, не-ежно, почти золотая рыбка. И лохушка в устах Маняни звучала, как Лохиня, — ну почти Богиня, но немного девочка на всю голову.
Не отвлекаемся!
Воду Мария любила во всех её проявлениях. Она любила плачущий, очищающий, освежающий дождик, любила красивый пушистый лёгкий снег, сумасшедшую метель, стужую пургу.
Маруся любила мыть посуду и мыть пол — это вообще было её любимой медитацией очищения. Она обожала раз за разом каждый день видеть, как из грязного и замазанного появляются на свет из её рук сверкающие тарелки, искрящиеся стаканы и чашки, как сантиметр за сантиметром пол заново становится свежим и чистым, и иногда ей казалось, что даже сверкает, но это всё ещё был не паркет, и Маша знай улыбалась сама себе довольная.
Маша любила пить воду, вообще могла употреблять её многими литрами. Не чай-кофе, а именно воду.
Но особое место в её сердце занимали водоёмы. Пруды Мария не любила за их нечеловеческое дно. Где дно было не песок и не галька, то — неприемлемо и нечеловеческое, так она считала.
Маше вода всегда была холодная. Но она её обожала. Заходила постепенно. Пока привыкала к температуре, любила наблюдать за людьми вокруг. Дети всегда были счастливы по полной. Там не было признаков скованностей, каких-то тревог по какому-то поводу, дети всегда жили в моменте. Учиться жить у них можно было всегда. Что, в принципе, и делала Маруся на протяжении всей своей жизни.
Отдельное место в наблюдениях Марии занимали мужчины. Они тоже были очень близки поведением к детям. Им не надо было втягивать животы, не морщить лоб, им было абсолютно пофиг, что о них подумают другие. Рычали, плевались, резвились, дико ржали, ныряли, играли в мяч, прыгали с мостиков, тарзанок… Тоже жили в моменте на полную в счастливом забытьи обо всём, что могло тревожить на берегу.
Потом Манюня опускалась в воду. Она просто лежала на ней и переставала существовать как отдельная личность. Становилась частью огромного Мироздания. Миллиардами молекул и атомов она соединялась со всем сущим в этом Мире. Растворялась до Байкала и бывала в Ниле. Она видела и была светом и тьмой, дыханием и пылью, песком в пустыне и далёкой звездой в созвездии не нашей галактики. Потом она собиралась обратно в тело Маши, счастливо жмурилась в лучистое синющее летнее небо, которое было залито огромным тёплым золотом Солнца, зажимала пальцами нос и кувыркалась в воде.
Слёзы счастья смешивались с водой реки-моря, и Маруся снова сливалась в одно целое с Миром, Пространством, понимая, осознавая и чувствуя каждой клеточкой своей сущности, что такое быть частью Вселенной, что такое быть любовью Творца.
Маше 30
Марусе стукнуло тридцать.
Юрий Хой (группа «Сектор Газа») пел:
В этот День родили меня на свет,
В этот День с иголочки я одет.
В этот День и выпить не во вред:
Мне сегодня тридцать лет…
Утро. После ванны. На столе — фрукты, шоколад, хороший коньяк. Манюня творила на лице масочку, потягивала коньячок. «Одноклассники» булькали оповещением за оповещением. Столько Марию ещё ни разу в жизни не поздравляли. Она чувствовала себя настолько нужной, важной, востребованной, что ли, и не для чего либо, а просто так, даже наоборот — получалось, её благодарили, что она столько лет живёт на этом свете! Вспомнилась юность, постоянное восхищение и комплименты… Круто. Очень круто.
Маняшу мысленно перекинуло на месяц назад. Звонок от Саши.
— Машунь, надо, чтобы ты подъехала к Электронике.
И ничего не сказал больше. Такое впервые. Никогда у них нет секретов друг от друга. Они всегда знают друг о друге абсолютно всё. Самое плохое и хорошее. Это их самый главный закон в жизни.
Машутка выпрыгнула из маршрутки прямо к Саше в объятия. Поцеловались, и он повёл её к машине, серебристой одиннадцатой Ладе.
— Знакомься, это — Паша. Как тебе машина?
Маня, конечно, немного прибалдела. Принемела. Прирастерялась. Почувствовала в животе сумасшедший танец обезумевших от счастья бабочек. Оглянулась по сторонам. Вроде не спит…
— Ну, ты проедься, как она тебе?
Маруся
