Читаем без скачивания Ключ - Борис Олегович Кудряшов

– Не вздумай в милицию идти, понял!

Студент кивнул головой. Тут дверь «скорой» распахнулась, и Галина Михайловна, поддерживаемая врачами, аккуратно ступила на притоптанный сотнями ног снег.

– Говорят, все в порядке, но я подозреваю – трещина. Обязательно надо ехать в травмпункт. Нашел, кто повезет?

– Еще нет, –  потупился Алмаз и пустился на поиски транспорта. Ему повезло сразу: владелец старенького «жигуленка», невысокий полный парнишка, как раз собирался ехать домой, на разъезд Восстания.

Всю дорогу молчали –  каждый думал о своем. Галиев стал понемногу успокаиваться – кости у Андреевой определенно в порядке, раз может двигаться. Просто обычное человеческое беспокойство требует еще и еще раз убедиться в том, что падение в университетском коридоре ничем серьезным не обернется. А если все-таки трещина, что тогда?

В травмпункте не работал рентген-кабинет, дежурный врач осмотрел пострадавшую и объявил, что обязательно надо ехать в НИИ травматологии и сделать снимок, потому что есть подозрение на трещину в позвоночнике. Машину из НИИ уже выслали. У Алмаза екнуло сердце, а Андреева вновь заплакала:

– Что ты наделал, парень! Ты же меня инвалидом сделал. Сколько у меня дел, сколько работы!

Чуть погодя Галина Михайловна встала со стула, решив, видимо, пройтись. Передвигалась она медленно, часто останавливалась, хватаясь руками за стены и кушетки. На одной из них вытянулся пацаненок лет пятнадцати. У него была сломана нога, и он тоже собирался ехать в НИИ травматологии вместе с матерью, которая суетилась рядом. Андреева приблизилась к женщине и стала о чем-то говорить, потом вернулась к Галиеву и уже миролюбиво произнесла:

– Спасибо. Одна я сюда ни за что не приехала бы. Ни за что. Тебе, наверное, на лекции надо идти? Так иди, я уж сама теперь.

– Нет, я буду с вами.

– Как хочешь.

Алмаз уселся на кушетку возле окна и впервые за весь сегодняшний день серьезно задумался. Когда он попадал в сложные ситуации, то сразу терялся, не мог найти выход, поэтому сильно нервничал и суетился. И зачем он побежал с этим ключом от вахтерши? Кому что хотел доказать? Себе? Ей? К чему могла привести сегодняшняя стычка? Если у старушки трещина или перелом, как ему быть и что делать? Вдруг она заявит в милицию и его станут судить? Нет-нет! Что за глупые мысли! Его? Первого студента курса, участника республиканских и общегородских олимпиад! Его, единственную гордость и надежду родных! Нет, такого позора тетя с бабушкой не перенесут, да и он тоже! Как быть?

Алмаз стал думать о своих родных. Нет, в этой ситуации они ничем ему помочь не смогут, только сильно-сильно расстроятся, с ума сойдут, наверное. А друзья? Глупости все, что с ними не надо делиться своими проблемами. Откроешься другу, и на душе станет легче, а он, если настоящий друг, все поймет и поможет. Но много ли среди друзей-товарищей таких, кому по-настоящему можно довериться?

Галиев перебирал в памяти годы сознательной жизни. С шестнадцати лет, помимо учебы в школе, работа дворником в ЖЭУ, фасовщиком и грузчиком у «частника». «Серебряная» медаль, поступление на филологический факультет. Нормальное, трудовое начало жизни. Никаких проблем с милицией никогда не было. Алмаза все знали как порядочного и отзывчивого молодого человека. И тут на тебе!

– Галина Михайловна, «перевозка» приехала! – крикнула из кабинета медсестра.

Алмаз очнулся и посмотрел на часы. С трех дня он вместе с Андреевой. В травмпункте уже более полутора часов. Долго. Кушетка, на которой лежал парнишка со сломанной ногой, была пуста. Отец его приехал на машине и сам увез сына в травматологию – «скорую» разве дождешься! Андреева сидела в кресле у регистратуры и дремала. Алмаз разбудил ее, помог подняться и повел к выходу. В дверях стояла полненькая фельдшер в очках.

– Так. Что тут у нас? С трещиной, да? Вы вдвоем собираетесь ехать?

– Я без него не смогу вернуться, сейчас-то еле иду, – заволновалась Галина Михайловна.

– Исключено! «Скорая» – не автобус, мест на всех не будет. У нас есть еще мальчик с переломом. Где он? Ах, уехал уже! Раз так, то вы, молодой человек, можете остаться с бабулей.

– Вот хорошо! – облегченно вздохнула Галина Михайловна.

Опять дорога. Вечерняя, темная. Уже горит в домах свет, играют огоньки рекламных вывесок, и от этого на сердце становится веселее, ощущение тревоги постепенно растворяется…

Едут молча. Лишь изредка зашипит рация, печально сообщит о каком-нибудь очередном происшествии, и опять воцарится тишина. Галина Михайловна безмятежно спит на носилках, два фельдшера о чем-то задумались, Алмаз сидит на своей сумке и держит в руках вещи Андреевой. Взгляд его отрешенный. Резкий толчок – приехали! Приемное отделение НИИ травматологии. Запах йода и старых бинтов. Коридор заставлен носилками и кушетками. Все мрачное: стены, потолки, пол, даже люди, которые здесь работают, угрюмы и замкнуты. Печать ежедневные человеческих страданий лежит на всем.

Фельдшер нашла Андреевой и Галиеву свободное местечко на кушетке, а сама поспешила в рентген-кабинет. Галина Михайловна достала из кармана « Сникерс», половину съела сама, половину отдала студенту.

– Возьми, ты с обеда ничего не ел.

Алмаз положил шоколад в сумку.

– Андреева, пройдите! – послышался сиплый мужской голос.

Галина Михайловна, прихрамывая, вошла в кабинет, а Галиев сел на кушетку и осмотрелся. У двери, ведущей на улицу, стояли три рослых парня лет двадцати, изрядно выпившие. У одного из них был огромный багровый синяк под левым глазом, щеки расцарапаны. Он поминутно подносил ко рту носовой платок и сплевывал в него кровь. Шептались эти ребята между собой о чем-то, и Галиев отчётливо уловил только одну фразу: «Не надо милиции". Рядом сидела старушка с ободранными до крови руками. Она пошла забирать внука из школы, и ее сбила машина. Сбила и умчалась на всех парах, оставив лежать несчастную на дороге. Галиев достал из сумки половинку «Сникерса» и протянул ей.

– Спасибо тебе, сыночек, может, за кого помолиться, кого помянуть?

– Не знаю даже. Да вы сами выздоравливайте.

– Спасибо, спасибо!

Тут входная дверь отворилась, и врачи вкатили в коридор очередного пострадавшего. Он жутко, на все отделение, кричал:

– А-а-а-а! Больно! Больно!

Его пристроили возле кушетки, на которой сидел Галиев. Алмаз, не скрывая любопытства, встал и подошел ближе. Перед ним лежал, весь корчась от боли, пожилой мужчина в рваной, запачканной маслом и грязью телогрейке, от которой сильно несло мочой, в потертых джинсах и почти уже развалившихся кедах. Длинные, давно не стриженные волосы, густая небрежная щетина на лице говорили об одиночестве и бродяжничестве. Правая нога у него была как-то неестественно вывернута. На левую руку, высвобожденную из рукава фуфайки, уже была наложена шина, лицо уродовали многочисленные кровавые рубцы. Алмаз дотронулся до руки старичка.

– Ой-ой-ой! Сынок, помоги мне, как больно, как бо-ль-но!

Подошел молодой врач.

– Дед, что у тебя болит?

–Ой-ой! Не могу больше, умираю!

– Ничего не