Читаем без скачивания Импровизация на тему убийства - Яна Розова

В двенадцать позвонила Марго. Она желала съездить к Витальевне и еще в пару мест. Можно было бы и отказать диве, но я не стала этого делать. Мне надо было чем-то заниматься, чтобы не выть круглые сутки.

У Марго было мерзкое настроение. Ей не нравились туман, гродинские дороги, мое молчание, отсутствие в магазинах привычных для нее продуктов. Она шипела, ругалась и бубнила под нос все время, пока находилась в машине.

Я отвезла ее к моей свекрови, но подниматься в квартиру не стала. Более того, попросила Марго не говорить Витальевне, что это я ее привезла. Потом мы снова поехали по магазинам, а к половине четвертого Марго объявила, что она смертельно устала и хочет баиньки. Я отвезла ее в гостиницу и отправилась обедать в «Центральный».

Можно было бы просто купить сосиску в тесте и съесть ее в машине, но я не хотела оставаться одна. Кроме того, надо было сделать доброе дело: рассказать Сидорычу о приезде его дочери. Они не общались уже много лет. Дочь на что-то была обижена, отец делал вид, будто ее обида для него ничего не значит.

«Центральный» был пафосным заведением: колонны, лепнина, люстры, белые скатерти, официантки в черных платьях с крахмальными передниками.

В этом месте я, одетая в джинсы и ветровку, смотрелась странно. Зато как волшебно стали меня обслуживать, когда к моему столику присел хозяин ресторана Вадим Сидорович Мащенко, старший друг и наставник моего мужа. Думаю, что Сидорыч питал к Сухареву чувства скорее отеческие, нежели дружеские. После смерти своего друга – Саши Сухарева – он старался заботиться о его вдове и сыне.

С деланной небрежностью я упомянула о Марго Лэнс, о ее визите к Витальевне и общем состоянии духа. Сидорыч – железный отец – не менее делано сказал: «Понятно», ограничив тем самым рамки разговора.

– Как твой муж? – спросил Сидорыч, видимо решив перевести разговор в более приятное для себя русло.

– Нормально, повез Митьку в летний лагерь.

– Как его головные боли?

– По-прежнему.

– Вот же бедняга, – посочувствовал он. Головные боли Ника стали притчей во языцех. – Надо бы ему обследоваться. Вот же сволочь, так избить человека!

– Кто сволочь? Это ведь последствия аварии.

Ник перевернулся на машине, его нашел Пряник, Андрей Пряничников, и с тех пор они дружат.

Сидорыч удивленно поднял брови:

– Нет, авария случилась лет десять назад, а у Ника головные боли еще до этого были. Он что же, не говорил тебе? Эх, Ник, наверное, скрывал от тебя это, а я, старый болван, проболтался!

– Но кто его избил? Конкуренты?

Это я так пошутила. Основным конкурентом «Джаза» был «Центральный». Ник и Сидорыч частенько подкалывали друг друга на эту тему.

– Раз я уже проболтался… Он гордый, ни за что не признается, что кто-то его отделал. Ну, если что, скажешь Нику, что я растрезвонил… Там такая была история: Ника жестко шантажировали после смерти его жены. Я всего не знаю, знаю только, что один парень решил на той истории нажиться. Ник ни в чем виноват не был, платить, само собой, отказался, и тогда его сильно избили и пообещали расправиться с Митькой. После этого он согласился платить. Я тогда денег ему и занял.

Я не стала признаваться другу моего мужа, что узнала подробности смерти Оксаны Сухаревой всего три дня назад. Проклятая история! Она принесла много неприятностей, в том числе и мне лично. В некоторой степени именно из-за смерти Оксаны Ник бросил меня несколько лет назад.

– Кто-то решил, что Ник убил свою жену?

Сидорыч усмехнулся:

– Да нет! Я же говорю, его шантажировать особо нечем было. Хотя я бы его жену убил. С удовольствием.

Если бы я попросила Сидорыча переменить тему разговора, мне пришлось бы объясняться, а на это сил не было. К тому же Сидорычу, похоже, было совершенно нечем занять себя. Он поудобнее устроился на венском стуле, велел девушке в передничке подать бутылку сухого красного вина и завел разговор, который был мне как мертвому припарка.

Сидорыч рассказал, что Оксана работала в фирме Ника бухгалтером. Фирма называлась «Сухаревские булочки», что вначале всех весьма забавляло. Друзья советовали Нику свою черствую фамилию держать от сдобы подальше. Тем не менее пекарни и хлебные ларьки Сухарева процветали.

От себя замечу, что и сама помню повальный бум на выпечку Сухарева. Каждое утро, в восемь часов утра по московскому времени, к двенадцати торговым точкам, украшенным фирменным логотипом «Сухаревские булочки», подъезжал нарядный пикап, откуда выгружались поддоны с загорелыми в печи хлебобулочными изделиями. И в восемь ноль-ноль у каждого «сухаревского» ларька около десятка обожателей утреннего чая с ватрушкой ожидали свежего хлеба. Следом за ними подходили и другие. К вечеру на поддонах оставались только сладкие крошки, которые добрые продавщицы высыпали воробьям…

Прибыль от этого сдобного бизнеса росла как на дрожжах. Оксане, бедняжке, приходилось по ночам сидеть, чтобы подсчитывать доходы. Шеф, само собой, результатами подсчетов живо интересовался. Интерес его распространился и на счетчицу.

Сидорыч припоминал, что она была хорошенькой девушкой, уверенной в себе и отлично понимавшей, что ей будет за связь с неженатым шефом. Через три месяца свиданий Оксана вошла в кабинет Сухарева с просьбой отпустить ее завтра на целый день, потому что ей надо на аборт. Сухарев, правильно расставивший точки над «i», оторопел и ответил, что спешить не надо, а ситуация требует осмысления. Оксана между тем не увидела его стоящим перед ней на колене с бриллиантовым обручальным кольцом в руке. Поэтому на следующий день Ник познакомился с Зюзей. Точнее, Зинаидой Петровной, которая получит свое прозвище из уст внука уже через полтора года. Будущая теща и кошмар моей жизни всегда профессионально играла на публику. Она закатила такой прилюдный скандал, что из офиса сбежали даже охранники. Честно говоря, Нику стоило уже тогда подумать о своей будущей семейной жизни.

Дальше о жизни четы Сухаревых я узнала следующее. Когда Митьке исполнилось года три, Оксана стала вести образ жизни прямо-таки светский. Для Митьки завели няню.

Учитывая, что «Центральный» в конце девяностых был самым популярным местом отдыха для обеспеченных граждан города Гродина, Сидорыч наблюдал за жизнью жены своего младшего друга воочию. Он видел, с кем приезжала Оксана, с кем уезжала и как себя вела. И наблюдения убеждали владельца ресторана в том, что семейная жизнь Ника Сухарева не задалась.

– Только представь, – восклицал Сидорыч, – у них тут компания: первая проститутка Гродина Светка Гурина, заслуженная шлюха всей области Марьяна, еще штуки три таких же и – Оксана Сухарева! Мужики к их столику так и липли. Часиков за двенадцать они отчаливают по очереди, каждая со своим кавалером. А на следующий день рассказывают друг другу, что у них с этими кавалерами было да что они за это получили. Я как-то Оксанке и говорю: ты бы лучше пошла домой да мужу борщ сварила, чем сидеть тут со всякими… А она так кокетливо: ой, ну мы тут с девочками просто сидим, ничего плохого не делаем. Дескать, что муж? Муж работает круглые сутки, его нет никогда, так что же ей, дома сидеть? Мне это противно было, и тогда я грех на душу взял: специально поехал к Нику, в его офис, и рассказал ему о подвигах жены.

– А он что? – довольно рассеянно поинтересовалась я. Поступок Сидорыча мне не показался слишком чудовищным.

– Он… ты же знаешь его, он лишнего не скажет. Особенно если дело его чувств касается. Но не только я ему о поведении жены рассказывал, были и еще правдолюбы. Ник молчал, но я знаю, что сильно его слава жены раздражала. Ты еще вина хочешь?

10 июня, позднее утро

– Я ничего не понимаю, – повторял Пряник каждые пять минут.

С того момента, как я нашла мертвого Игоря, прошло больше двух суток.

За окном расцветал солнечный июньский денек, пели птицы, веселый ветерок трепал ветви каштанов, а мы с Андреем Пряничниковым сидели раздавленные и озадаченные в его кабинете, расположенном на третьем этаже развлекательного центра «Джаз».

Андрей вздыхал, тер покрасневшие глаза, обреченно ронял руки. Сидел на крае стула, потом подскакивал, будто вспоминал нечто очень важное, то, что нужно сделать сию секунду, и снова падал в свое кресло. Он искренне страдал.

«Он искренне страдал, даже если сам застрелил свою жену и моего любовника», – поправила я себя.

…Пряник был управляющим ночным клубом «Драйв», который располагался в цокольном этаже «Джаза». Юридически клубом владел Ник, но заниматься им он не желал. Даже не вмешивался в дела Пряника, хотя весь город знал, что в «Драйве» всегда можно прикупить волшебных таблеточек и познакомиться с девушками, готовыми на любые услуги за определенную плату.

Думаю, Пряник позволял твориться в своем клубе таким делам, ибо имел от них свой гешефт.

Игорь Ермолов, кстати говоря, был системным администратором в «Джазе». Это я устроила на работу к своему мужу своего любовника. Звучит все это крайне цинично, только в действительности все не так, как на самом деле. Мы с Ником были уже чужими друг другу людьми. Согласно очередному договору из серии наших договоров с мужем, я была лишь гувернанткой Митьки Сухарева, а он был мне работодателем. Срок договора должен был истечь через пару лет, как только Митька поступит в вуз.