Читаем без скачивания Московский процесс (Часть 1) - Владимир Буковский

Напротив, зодчие «остполитик» теперь ходят в героях, утверждая, что крах коммунизма на Востоке произошел благодаря их «тонкой» игре с Москвой. Не бесстыдство ли? Эдак и Чемберлен мог объявить себя победителем в 1945 году, ведь мир с Германией все-таки наступил.

Вот, наконец, пример другой страны — Японии, которая все послевоенные десятилетия находилась под защитой американского «ядерного зонтика». Однако японские социалисты даже получали нелегальную финансовую помощь из Москвы через контролируемые ими кампании и кооперативы, тактично именуемые в документах ЦК «фирмами друзей». Казалось бы, крупнейшая оппозиционная партия, с большим числом мест в парламенте и весьма значительной социальной базой, могла обеспечить себе финансовую независимость. Так нет, в 1967 г. запутались в долгах — около 800 млн. иен, — побежали за выручкой к идеологическому соседу, провернули какие-то темные делишки с древесиной, с текстилем и — пристрастились. К 70-м годам даже на проведение своих избирательных кампаний получали деньги из Москвы. Нетрудно догадаться, что было бы с Японией, победи они на тех выборах. Наверное, появился бы термин «японизация». Но что удивительно: по японским законам, это — уголовное преступление, однако документы не заинтересовали ни японскую прессу, ни японских прокуроров. Вот если бы речь шла о незаконном получении денег от японских же бизнесменов… Более того, осенью 1994 года газета «Нью-Йорк таймс» порадовала своих читателей сенсационным открытием: оказывается, в 50-е годы ЦРУ оказывало финансовую помощь Либеральной партии Японии, дабы укрепить ее в борьбе с растущим коммунистическим влиянием. Вот это сенсация! Есть на что негодовать американскому читателю. А тут же предложенные мною документы о советской помощи японским социалистам газету так и не заинтересовали. Для «Нью-Йорк таймс» это не сенсация.

И так — от страны к стране, от документа к документу. Одни не хотят знать, потому что это уже прошлое, другие — потому что еще не прошлое. Раньше знать боялись: коммунизм был слишком силен; теперь он слишком слаб, а стало быть, и знать не нужно. То информации слишком много, то ее слишком мало. Тысяча и одна причина, одна другой нелепей, а результат тот же самый. Вроде бы серьезные, честные люди, смущаясь и заговорщицки подмигивая, говорят мне: «К сожалению, этого мало. Вот если бы вы нашли еще и такую бумажку, и сякую…» Как будто, по никому не ведомой причине, я единственный в мире человек, кровно в том заинтересованный, а потому и обязанный что-то разыскивать, доказывать. Будто склоняю их сделать что-то непорядочное, не совсем приличное, а они рады, что нашли удобный предлог отказаться. Надо полагать, шла бы речь о прошлом пятидесятилетней давности — ни доказывать, ни уговаривать не пришлось бы. А как же! Вскрыть пособников нацистских преступлений — святое дело, долг совести каждого. Но, упаси Бог, указать пальцем на коммуниста (не говоря уж о его пособнике) это неприлично, это «охота на ведьм». Поразительное лицемерие! Как, когда позволили мы навязать себе эту ущербную мораль? Как ухитряется человечество жить столько десятилетий с раздвоенной совестью!

Ведь мы, не слишком обременяя себя соображениями гуманности, продолжаем ловить в джунглях Латинской Америки сенильных старцев, совершивших свои злодеяния пятьдесят лет назад. Они — убийцы, им нет прощения. Мы гордо говорим друг другу: «Это не должно повториться! Никогда больше!» И наши глаза увлажняются благородной слезой. Но судить Хонеккера, по приказу которого совсем недавно убивали людей, — помилуйте, как можно? Это же не гуманно — старый, больной человек… И мы отпускаем его в джунгли Латинской Америки умирать в своей постели.

Такая вот всемирная финляндизация.

2. Твердая валюта

Нужно ли говорить, что в результате нашего бездумного двоемыслия западные коммунисты уже давно превратились в привилегированную группу вроде священных коров. Им все дозволено, им заранее прощается любая низость, любое преступление, за которое нормальный человек заплатил бы годами тюрьмы. Например, они просто существовали на советские деньги, хотя и это всего лишь несколько лет назад категорически отвергалось, и говорить об этом публично было «не принято». Теперь есть и документы, и расписки, и все детали доставки денег через КГБ подробно описаны в российских газетах, а негласный запрет на эту тему в западной печати так и остался. Вернее сказать, не то чтобы запрет, а скорее некое табу, вроде таблички «У нас не курят». Иди гадай, кто у вас не курит да почему? Кто решил, кого спрашивали? Какое такое подпольное политбюро приняло это решение, проголосовав «вкруговую»?

Загадочно, не правда ли? Я ведь имею в виду не времена Коминтерна, о которых уже столько и хорошо написано и о которых, быть может, людям действительно надоело читать, — я говорю о нашем времени. Те, кто принимал участие в этой «деятельности», еще живы и должны бы понести ответственность за свои поступки. Ведь даже в странах, где получение денег из-за границы на политическую деятельность — само по себе не преступление, негласное их получение в обход налогового законодательства никак не может быть оставлено без внимания. За это и Аль Капоне в тюрьму угодил, и вице-президента США Спиро Агню не пощадили.

Между тем, ни в одной стране мира не проводится даже расследование финансовой деятельности местных коммунистов, а ведь, речь идет, по крайней мере, о систематическом мошенничестве в колоссальных размерах.

Так, в 1969 году, решив упорядочить этот род деятельности, Москва создала специальный «Международный фонд помощи левым рабочим организациям» общей суммой в 16,55 млн. долларов ежегодных ассигнований. Разумеется, крупнейшим донором была сама Москва — на ее долю приходилось 14 миллионов, но и восточноевропейские братья вносили свой посильный вклад: чехи, румыны, поляки и венгры — каждая партия по полмиллиона, болгары — 350 тысяч, а восточные немцы — 200 тысяч. Из 34 получателей в том году самыми крупными были итальянская компартия (3,7 миллиона только на первые полгода!), французская компартия (два миллиона) и компартия США (один миллион), а самыми мелкими: «Фронт освобождения Мозамбика» — десять тысяч и председатель компартии Цейлона товарищ Викремаситхе — шесть тысяч. Так и продолжалось вплоть до 1991 года, с той лишь разницей, что число получателей, скажем, к 1981 году выросло до 58-ми, а доля, например, компартии США — до двух миллионов. К 1990-му, последнему году своего существования, фонд вырос до 22 миллионов долларов, а число получателей до 73 «коммунистических, рабочих и революционно-демократических партий и организаций».

Соответственно росла и советская доля взноса. К 80-м годам она уже составляла 15,5 млн. долларов, в 86-м — 17 миллионов, в 87-м — 17,5 миллиона, а в 90-м — все 22 миллиона. Дело в том, что по мере нарастания кризиса коммунизма восточноевропейские братишки переставали платить один за другим, оставляя Старшего Брата расплачиваться по революционным счетам. Есть от чего взволноваться!

Международный фонд помощи левым рабочим организациям на протяжении многих лет формировался из добровольных взносов КПСС и ряда других компартий социалистических стран. Однако в конце семидесятых годов польские и румынские, а с 1987 г. и венгерские товарищи, сославшись на валютно-финансовые трудности, прекратили участие в Фонде. В 1988 и 1989 гг. Социалистическая единая партия Германии, компартия Чехословакии и Болгарская компартия без объяснения причин уклонились от внесения ожидавшихся от них взносов, и Фонд формировался целиком за счет средств, выделенных КПСС. Долевые взносы трех названных партии составили в 1987 г. 2,3 миллиона долларов, т. е. около 13 процентов общего размера внесенных в него средств, — сообщал в ЦК обеспокоенный глава международного отдела В. Фалин 5 декабря 1989 года. — Партии, на протяжении длительного периода регулярно получающие определенные суммы из Фонда, высоко ценят эту форму интернациональной солидарности, считая, что ее невозможно заменить никакими другими видами помощи. От большинства этих партий к настоящему времени получены должным образом мотивированные просьбы об оказании помощи в 1990 г., от некоторых — о ее существенном увеличении.

Другая, не менее тяжкая проблема состояла в том, что доллар все время падал, обесценивая эту «форму интернациональной солидарности», — чертовы капиталисты никак не могли побороть свою инфляцию! Вот ведь закавыка: с одной стороны, вся цель работы в том и состоит, чтобы ослабить капитализм, а с другой — сами же и пострадали от его слабостей. Как тут быть? Выход, однако, нашелся, тогдашний глава международного отдела ЦК Анатолий Добрынин (тот самый, что в бытность свою послом СССР в США снискал себе в американских либеральных кругах славу прозападного, просвещенного деятеля, с которым можно «делать бизнес»), просто предложил перевести все расчеты на более надежную валюту — инвалютный рубль. Так и поступили, определив в качестве советского взноса 13,5 млн. инвалютных рублей и в том году, и на следующий, когда не менее «прозападный» Валентин Фалин сменил своего просвещенного коллегу на посту главы международного отдела. Под конец, однако, тревога за доллар отошла на задний план, восточноевропейские братишки разбежались кто куда, и на последний, 1990 год Госбанк СССР выделил все 22 миллиона в зелененьких. Как видим, длительное пребывание в западных столицах не снижало революционного пыла, а надвигающийся крах империи не ослаблял чувства интернациональной солидарности. Это тем более любопытно, если учесть, что решения во всех случаях принимало политбюро во главе с самым прозападным, либеральным и прагматичным генеральным секретарем ЦК, с которым Запад когда-либо «делал бизнес». Единственное, что попытались сделать эти «либералы», — это спрятать концы в воду, беспокоясь, как бы их нелегальный экспорт валюты в соседние страны не всплыл ненароком и не подорвал веру Запада в «гласность» и «перестройку».