Читаем без скачивания Фишки нА стол ! - Игорь Собецкий

— А когда они последний раз приходили?

— Да вроде бы вчера. А сегодня вечером приходил еще какой-то кавказец. Он вообще ногами в дверь барабанил и кричал, что зарежет.

— И как? Его пустили?

— Нет, дверь никто не открыл. Этот черный еще постучал и ушел.

Кулинич самозабвенно строчил в протоколе. Забрезжила надежда на раскрытие.

— Девочки, а вы опознать этого кавказца сумеете?

— Ой, лучше бы не надо. А то он и нас потом зарежет! От этой мафии нигде не спрячешься!

Наконец договорились, что опознание будет неофициальным, без протокола.

— А еще девушка к нему ходила, — добавила Света, — подружка его, Катя.

— Подружка? — обрадовался Кулинич, — они что, часто встречаются?

— Ой, теперь она вовсе не ходит. Они вроде бы поссоримшись. А раньше каждый день приходила, да еще и на ночь иногда оставалась.

— А откуда эта Катя? — словно между делом поинтересовался Шпагин.

К сожалению, тут их ожидало фиаско. Училась ли в Университете таинственная Катя, девушки не знали. Кулинич мог бы узнать еще что-нибудь, но тут в комнату заглянул Володя.

— Тут вот врач пришла. Она труп осматривает.

Предчувствуя недоброе, Кулинич опрометью выскочил за дверь. Опасения подтвердились. Труп Фотиева был раздет, и над ним с некрофильским азартом склонилась девушка в белом халате. Вещи Фотиева были разложены на кровати. Опер представил, что скажет следователь, и сдержал крепкое словцо.

Шпагин пришел в себя первым и принялся за изучение содержимого карманов.

— Ребята, вы хоть знаете, что до приезда опергруппы труп трогать никому не положено?!

— Да эта опергруппа, может, и вовсе не приедет, — успокоил его Толя, — а так хоть нормальный врач посмотрит.

Девушка оторвалась от трупа и церемонно представилась:

— Доктор Михайлова. Четвертая подстанция "Скорой".

Похоже, что новая должность еще не успела ей надоесть.

Кулинич показал свое удостоверение и мрачно спросил:

— Ну, и к каким же выводам пришла медицина?

Девушка поднесла к самым глазам термометр с тупым наконечником.

— Судя по температуре в анусе трупа, температуре в помещении, конфигурации трупных пятен и консистенции крови трупа, смерть наступила от трех до четырех часов назад. Причиной смерти стало проникающее ранение в грудную клетку, нанесенное острым предметом типа ножа. Предполагаю, что нож прорезал сердечную сумку, и смерть была мгновенной. Впрочем, все подробности можно будет сообщить только после вскрытия.

Судебная медицина явно не была слабым местом доктора Михайловой.

— А сюда вы как попали, доктор?

— А я состою в ОКОДе мединститута. Сейчас уже институт закончила, работаю на подстанции, но в отряд хожу. Молодых надо учить.

— На "Скорой" давно работаете?

— Ну да, третий месяц уже. Клиента оставите до опергруппы или, может, свезем к нам в институт? Я вскрытие сделаю в лучшем виде — пальчики оближете!

Кулинич подавил приступ тошноты и от предложения отказался.

— Спасибо вам за содействие. Эти сведения нам очень помогли. Не смею больше вас задерживать, доктор. Толя, проводи!

Шпагин тем временем добыл в одном из карманов одежды убитого толстую записную книжку и погрузился в чтение. Кулинич решительно пресек интеллигентское занятие.

— Ну-ка, Коляныч, ты лучше помоги мне его одеть, пока следак не приехал.

Вдвоем они, чертыхаясь, снова натянули на Фотиева его одежду. Как ни странно, сыщикам удалось не перепачкаться в крови.

— А теперь лучше я ее почитаю, а ты сходи вниз к вахтеру. Постарайся выяснить, в котором часу в общежитие вернулся Гринберг.

Шпагин ушел. Кулинич остался изучать записную книжку. Пухлый блокнот был весь исписан телефонами, но большинство из них оказались оперу незнакомы. Он узнал лишь телефон Антона Аверченко — председателя студкома, по слухам, нечистого на руку. В блокноте имелся и телефон Алексея Петровича, который курировал Университет по линии КГБ. Телефон почему-то был помечен "Независимое общество прав человека". Тем не менее, Кулинич знал, что докладывать туда все равно придется. Чуть погодя в книжке нашлась и Катя — в виде загадочной записи "Катя Дрожжина — БФ305".

От размышлений, что же может означать загадочное "БФ", опера отвлек вскрик и глухой удар в коридоре. Кулинич поднялся и распахнул дверь. Краем глаза он успел заметить лежащего на полу Галкина, но тут же видимость загородил огромного роста кавказец. В руках он держал нож — нечто среднее между мачете и кавалерийской саблей.

С торжествующим рычанием кавказец прыгнул на опера. Кулинич машинально поймал руку с ножом в скрещенные кисти, ударил кавказца в пах и попробовал завернуть ему руку за спину. Однако испытанный прием не прошел. Кавказец зарычал еще сильнее и рванул руку. Ему удалось бы вырваться, но тут Кулинич лишний раз смог убедиться в справедливости пословицы "Против лома нет приема". Из двери напротив вышел ОКОДовец Володя. Не говоря лишних слов, он изо всей силы хватил кавказского гостя арматуриной по голове.

Арматурина слегка погнулась. Кавказец упал на пол и старательно прикинулся ветошью. Володя бросился на него убедиться, не пропал ли пульс и, нащупав жилку на шее, успокоился и повеселел. Кулинич аккуратно вынул из руки поверженного гиганта нож и надел "браслеты".

— Вот и все! — заявил Володя. — Убийца попался!

И он отошел помочь Галкину. Как ни странно, Миша был жив. Несколько минут спустя он даже сумел встать. Ноги не держали, и Миша присел на поверженного врага. Кулинич сел рядом. Так их и застал вернувшийся от вахтера Шпагин.

— А это что за тип?

— Не исключено, что убийца.

— Вернулся на место преступления, не в силах вынести мук совести?

Пока Кулинич думал, что ответить, из своей комнаты выскочили Оля со Светой и радостно зашептали:

— Это он, он! Тот, что сегодня приходил!

Оправившийся от слабости в присутствии девчонок Галкин принялся объяснять им, что они все испортили, что опознание должно проводиться не так, а с участием понятых и статистов…

Кулинич действительно не верил, что убийца станет возвращаться через три часа на место преступления и кидаться на всех с ножом. Но додумать эту мысль до конца не удалось. Снова заявился Семен.

— А, это самое, опергруппа уже у вас? — как ни в чем не бывало, поинтересовался сержант, подергивая плечами, пытаясь поудобнее пристроить бронежилет. — Они, это, значит, вышли раньше меня.

— А почему ты с ними не пошел? Тут же заблудиться — раз плюнуть!

— Так они же, это самое, в лифт сели. А я как бы не поместился. Ну вот они сами, так сказать, отбыли. А это кто тут, значится, лежит? Еще одного, это самое, убрали, да?

Отпускать гостей одних в лифте не стоило. Университетские лифты стали легендой еще при их установке (ввиду новизны и скорости) и оставались легендой поныне, но уже ввиду их исторической ценности. На порожках лифтов ценители старины могли прочитать выпуклые цифры "1949" и переступали эти пороги со смешанным чувством преклонения перед гением сталинских инженеров и страха, поскольку с указанного года этот антиквариат ни разу не ремонтировался. От поездки в сталинских лифтах можно было ожидать чего угодно, и ожидания нередко сбывались.

Кулинич встряхнул сержанта за плечо. Пистолет выпал из кармана и повис на ремешке.

— Семен, всех твоих родителей! — страшным голосом начал вещать опер. Куда ты группу дел? Где их теперь искать?

Сержант лишь пожал плечами:

— Да вон они, кажется, приехали вроде…

Из холла доносился ужасный скрежет вперемешку с ругательствами. Выйдя в холл, Кулинич как раз смог увидеть, как прибывшие сыщики, отжав двери, выбираются из лифта.

Приглядевшись к группе, Кулинич несколько удивился. Единственное знакомое лицо принадлежало следователю прокуратуры Жбану. Это явление само по себе уже относилось к событиям из ряда вон выходящим — найти Жбана и днем-то было непросто. Каким образом он дал себя поймать ночью, оставалось загадкой.

Жбана сопровождала сказочно красивая женщина в вечернем платье, будто сошедшая в холл с рекламного плаката. От нее распространялся легкий аромат явно импортного происхождения. Вслед за красавицей трое парней в форме с курсансткими погонами почтительно вынесли и поставили посреди холла дряхлого старичка. Один из курсантов поправил на старичке шляпу, а другой вручил тросточку. Последним из лифта выбрался мятый мужик в гражданском, волоча за собой огромного неопрятного пса в наморднике.

В памяти опера всплыла одна из "крылатых" фраз начальника РУВД: "Я просил приехать на развод двенадцать человек, из них две собаки" На сей раз состав присутствующих также мог бы вызвать нарекания, ибо наводил на мысль о чем угодно кроме оперативно-следственной бригады.

На вопросительный взгляд Кулинича Жбан нехотя пояснил: