Читаем без скачивания Дежавю. Богемский рэп, сода и я - Олег Викторович Нечипоренко

У Олега всегда было обостренное чувство справедливости. Учась в «Альма-Матер», в одной из самых престижных школ города, он понимал, что существует разделение по родителям, а не только по детям. Если он видел, что кто-то незаслуженно был обижен, или обижают слабого, он всегда был готов прийти на помощь, вступиться, и ему было все равно, какие были последствия. В нем есть невероятной силы стремление встать на защиту и при необходимости разрушить мешающие ему правила. То есть все говорят и делают вот так, а я буду по-другому. Он готов был идти против устоявшейся системы. Все говорят, что нужно идти и получать высшее образование, – мы сменили три вуза…

Он поступил в университет на дипломатическое отделение, на международные отношения, посидел там на лекциях, сказал, что это бред, и… ушел.

Потом поступил, по-моему, в культуру… В общем, три института он сменил, и мы поняли, что академическое образование, нам, наверное, не светит закончить. Поэтому у нас три незаконченных.

Сейчас мне кажется, что я упустила момент, когда он начал что-то нарушать словно по нарастающей. У него появилось какое-то окружение, которого я не знала. Мафиозное, бандитское. Были своеобразные «звоночки».

Например, его ночные уходы. Он делал вид, что делает уроки, а затем якобы шел спать пораньше. Ждал, пока я и младшая дочь уснем. Вставал тихонько ночью и уходил. У него, естественно, были свои ключи от квартиры. И понятное дело, что вставал в школу, ходил в школу и из школы Олег тоже сам, так как она была рядом с домом. Иногда говорил, что у него завтра нулевой урок, контрольная. Я думала, ну «окей». Бывало так, что я встану, а его уже нет дома. Ничего удивительного. А я даже не знала до какого-то момента, что он так делает, что он уходит по ночам из дома. Как выяснилось позже, он делал так регулярно. В один прекрасный день то ли ребенок проснулся, то ли еще что, я пошла за ним, надо было его о чем-то попросить. Захожу, а его нет в комнате. Время два часа ночи, у меня грудной ребенок на руках, а сына нет дома. Я в ужасе, я не понимаю. Не могу в два часа ночи звонить друзьям, они же все спят. Я укачиваю ребенка. Звоню своим знакомым, которым могу позвонить ночью, по крайней мере, чтобы поделиться своим страхом. Они мне говорят: «Ха, да это тема не новая. Компьютерные клубы есть в округе?». Я говорю, ну да, есть. «Ну вот, он там». Выяснилось, что действительно. Он ходил играть по ночам. Потом приходил в школу и просто спал на уроках. Это уже в старших классах было.

Он как-то очень рано начал жить самостоятельной жизнью, и она очень сильно отличалась от жизни, которую я от него ожидала, или просила, или требовала… У родителей же свои представления обычно, как должен жить их ребенок. Он с довольно раннего возраста начал мне своими поступками сообщать о том, что его мир не всегда подчиняется моим правилам.

Я тогда этого не принимала, ругала его, претензии ему предъявляла. Далее это походило на снежный ком, накопительный эффект. Выгоняют из одной школы – идем в другую. По ночам сбегает, начинает курить. Вижу, что глаза запали. И при этом он, как нормальный подросток, огрызается, ведет себя непослушно. У нас с ним нарастал конфликт, а у меня в это время еще была умирающая мама на руках, когда ей поставили диагноз и началось… Представьте – два взрослых, один из которых – умирающий человек, грудной ребенок на руках и плюс ко всему еще вот этот бунтарь, а я одна на это все зарабатываю. Конечно, у меня накопился серьезный объем претензий к нему.

Началась сложная ситуация в бизнесе, бандитская война. Мне пришлось все заложить, включая квартиру. Начали угрожать жизням детей. С нами ходил охранник. Было страшно. Я знала, что либо все потеряю, либо куда-то вырулю. Я снимала маленькую квартиру, на руках – пожилой человек 90 лет, маленький годовалый ребенок и такой замечательный бунтарь. Когда в один прекрасный день я пришла домой и поняла, что в квартире характерный запах дури, а рядом с бабушкой и ребенком сидят совершенно непонятные лица разных национальностей и очень подозрительно выглядящие, бардак в комнате… Это был критический момент. Та крышка, которая котел держала, взорвалась. В сердцах я просто выгнала Олега из дома. В 9 классе он оказался на улице без средств к существованию, с мамой, которая была похожа на фурию. На тот момент у него уже был опыт обучения в разных школах, проблемы и вот теперь, до кучи, выгнали из дома. Он был предоставлен сам себе: мог ходить в школу, мог не ходить… Но, несмотря на конфликты, я всегда ужасно переживала за него.

Был момент, когда мы с ним пошли к серьезному психологу. Он с ним поговорил наедине. Я снова зашла в кабинет, и он спрашивает: «А почему вы считаете, что с ним что-то не так?». Я говорю, что он это не делает и то. «А вы понимаете, что он просто сложившаяся личность? Взрослый человек? Что вы делали?», – парировал доктор. Я говорю, вот это делала и вот это. Говорила, показывала, водила, ругала, угрожала… И он тогда сказал: «По сути, все, что вы делаете, не работает. Вы наступаете на те же грабли. Вы его ругаете, это не работает, а вы его опять ругаете. И пока вы не сделаете что-то такое, чего вы никогда не делали, и пока вы не отпустите, пока вы не сепарируете его от себя…». А я в недоумении: «Доктор, ну какая сепарация, ему 16 лет?» А он отвечает: «Я с ним поговорил, он намного взрослее, чем выглядит». И так он меня удивил, я-то думала, доктор на моей стороне будет. А он оказался ни на чьей стороне. Но поддержал становление личности.

У нас же часто бывает, что мамы держат рядом с собой мальчиков, даже когда им уже 50 лет и давно пора отделиться, пойти каждому по своему пути. Я бы не хотела вот так… Он, конечно, всегда будет моим сыном, но это для меня тогда был хороший урок… Я решила, что надо прислушаться – выйти из своей старой реальности и отпустить, раз уж он такой самостоятельный.

Я не знаю, может, мне