Читаем без скачивания Другая Шанель - Альфонсо Синьорини

Но вот показ завершен… Растерянные лица тех, кто покидает зал, говорят о многом.

Люсия Буте возвращается в хаос закулисья, где модели снимают с себя платья и натягивают их на манекены.

– Отлично, девочки, – говорит она с серьезным видом, – если вы понадобитесь, с вами свяжутся.

Обернувшись, Люсия внезапно замечает Коко, застывшую у входа.

– О, мадемуазель… – произносит помощница дрожащим голосом. – Я только что сказала девушкам, что мы скоро свяжемся с ними…

Коко молчит. Ее широко распахнутые глаза все видят и все замечают. Она могла бы разозлиться на бестактность Люсии – за очевидный скепсис, звучавший в ее голосе. Но сейчас ей не до этого. Манекенщиц еще обязательно позовут. Но только она знает, когда и для чего.

Кто сказал, что сегодняшний показ оказался неудачным? Произведения близких друзей Коко – музыканта Стравинского, драматурга Кокто, художника Пикассо – насквозь пронизаны новизной, и найдется немало людей, готовых подвергнуть их остракизму. Но, в отличие от указанных мэтров, небеса наградили Коко невероятной интуицией (и плюс к тому практичностью). Она давно поняла, из каких источников подпитывается гениальность. Все новое – это хорошо забытое старое. Творчески переработанное, привязанное к сегодняшнему дню. Некоторое время назад именно она убрала с дороги Поля Пуаре, одевавшего женщин ярко, но немного безвкусно, в стиле восточных гаремов. Следуя за Пуаре, она окончательно освободила женщин от корсетов и тяжеловесных тканей, создав для них невиданные ранее образы. В своем творчестве она воплощала в жизнь то, что видела много лет назад на крестьянках Курпьера, где провела свое раннее детство. Она переработала рубахи нормандских рыбаков, да много еще чего. Эстетическая революция великой Шанель рождалась из подсказок, подброшенных из прошлого…

На следующий день после показа газеты выстрелили безжалостными комментариями. Коллекцию Коко назвали «жалкой попыткой выбраться из тьмы забвения». Обложка одного из изданий гласила: «Шанель безнадежно устарела».

Вскоре в центре внимания оказалось новое имя – Кристиан Диор. Восходящая звезда работает в стиле модерн, и его модели считают верхом элегантности. После провала Шанель он открыл собственное ателье в Париже, откуда принялся насаждать стиль Belle Epoque.

«Этот человек, которому чуть меньше пятидесяти (он родился в 1905-м), воображает, что познал все тайны высокой моды. Боже, какой же он старый. Старше моих семидесяти одного!» – думает Коко, маленькими глотками попивая горячий чай в своем номере отеля «Ритц». То, чем он занимается, ставит под сомнение то будущее, которое она наметила. Не превратятся ли ее идеи в залежалый товар, в отбросы?..

– Вас спрашивает мсье Кокто, мадемуазель. А до этого заходил еще и мсье Деон, – шепчет Манон, единственная, кому Шанель позволила оставаться рядом.

– Нет, скажи всем, что я отдыхаю. Они идут сюда, чтобы принести соболезнования по поводу окончания моей карьеры. Мило с их стороны, конечно, – только слишком преждевременно.

А в это время в Нью-Йорке, в редакции журнала «Вог» трудятся в поте лица.

– Это будет гвоздь номера? – спрашивает редактор у директора, Беттины Баллар.

– Разумеется. Мне нужна позитивная статья. Как минимум три страницы текста к вот этим фотографиям.

На фото – очаровательная девушка в соломенной шляпке. Это Мари-Элен Арно. Ее руки глубоко спрятаны в карманах, на ней блузка из белого льна, черный бант на юбке, синий пиджак из джерси. В ее образе безошибочно угадывается прикосновение руки Шанель.

Баллар стремится удовлетворить горячечный интерес к француженке, распространившийся по Америке подобно эпидемии. По другую сторону океана возвращение Коко было воспринято совсем по-другому – оно пробудило в американцах страсть. Не только «Бог», но и «Харпер Базар», да практически все глянцевые журналы, посвященные моде, констатировали очевидное: стиль великой Шанель востребован. Об этом свидетельствуют многочисленные витрины американских бутиков и заказы самых богатых клиентов. Противоположная часть земного шара провозгласила свою королеву. Коко может снова надеть корону.

Дни в Курпьере

Нет, это не вой ветра… За окном, как и каждую ночь, тихо шелестит густая бархатная листва. Из коридора доносится скрип. Что это? Двери открылись? А может, это животное кричит в хлеву? В темноте звуки пугают, лучше бы не слышать их совсем…

Темной ночью малышка Габриель лежит в постели и борется со сном. Мама тоже не спит. Ей не хватает воздуха. Девочке хочется встать и обнять ее. Она знает, что мама сидит в кровати, раздавленная очередным приступом астмы. Если зажечь свет, в маминых глазах будет читаться усталость. Ее уже ничто не спасет. Именно поэтому Габриель хочет поскорее стать взрослой… и в то же время она боится этого.

Наконец девочка решается: выныривает из собственной постели и решительно погружается во мрак коридора. Пока она шагает к комнате матери, холод ледяными лапищами хватает ее за босые ноги. Ей нужно увидеть свою бедную мамочку…

Нужно быть рядом с ней… Она должна… Даже если ее появление вызовет гнев или слезы.

– Габриель… – слышит она в дверях. Сначала звук маминого голоса пугает малышку, но потом придает уверенности. Мама хочет сказать еще что-то, но ее сотрясает новый приступ кашля. Астма – вот имя главного врага. Габриель слышала, что это болезнь совсем не похожа на лихорадку, которой она сама заболевает время от времени.

В такие дни мама и тетя обычно стараются избегать вызова врача.

– Завтра-послезавтра все пройдет, – уверенно говорят они.

Но верится в это с трудом. Попробуй поверь, если внутри нее что-то бурлит. В такие минуты девочке кажется, что чудовищная рвота не оставит ее никогда. Но… проходит два дня, и мир снова сияет яркими красками. Немного окрепнув, она уже бегает по полям вместе со старшей сестренкой Жюли.

А вот с болезнями взрослых действительно проблема… Они, эти болезни, похоже, никогда не проходят.

– Как ты себя чувствуешь? – шепчет малышка, как только мать перестает кашлять.

– Не беспокойся, сейчас пройдет.

Евгения Жанна Деволь сама не верит своим словам. Нет, не пройдет… В свои пять лет девчонка многого не понимает. Вскоре кашель сменится печальным колокольным звоном, сопровождающим похоронную процессию…

Габриель хочется прикоснуться к матери, обнять ее, но ее останавливает ледяной взгляд. В хрупком мамином теле поселилась не только астма. Сердце бедной женщины терзает одиночество. Вот уже несколько месяцев они живут в Курпьере, в Оберни, куда папа Альберт привез их, прежде чем исчезнуть в очередной раз. Они гостят у дяди Августина Шардона и его жены Франсуазы. В довольно приличного вида деревенском домике места хватило всем, хоть и с трудом.