Читаем без скачивания Rassolniki - Максим Васюнов

Допрос порядком надоел Рублёву, и он решил сам начать спрашивать. Единственный верный способ это сделать – перебить человека и задать внезапный вопрос.

– А что, у вас руки коротки, чтобы приструнить эту группировку? – забросил он первую удочку. А пока собеседник растерян, нужно задать следующий вопрос – более точный и мягкий.

– И кто вообще все эти люди, RASSOLNIKI?

– Идиоты они, – сотрудник службы безопасности проглотил очередную четверть ролла, – по нашим данным это парни лет двадцати-тридцати, у многих есть вышка, семья, работа, ну всё, как у людей. Однако пару раз в неделю они развлекаются тем, что фашиствуют. Только уничтожить пытаются людей того же цвета кожи, то есть не скинхеды они, понятно?

Все журналисты знают, что люди, которые часто пишут отчёты, суть дела лаконично изложить не могут, так что их надо «разогреть», заставить выговориться, чтобы слова начали соответствовать мыслям, поэтому Александр на вопрос сотрудника ФСБ – понятно ли он излагает, – честно ответил, что непонятно.

– Да нам и самим мало что понятно, если честно, – неожиданно признался собеседник, – есть только факты. Вот уже год каждую пятницу и субботу, когда все гуляют и бухают, там происходят нападения на молодых людей, скажем так, с рабочих окраин, которые живут по понятиям. Блатные, наркоманы, спившиеся пэтэушники, завсегдатаи дешёвых клубов и игровых залов, ну… – сотрудник занервничал, подбирая очередные характеристики, – ну, гопники, короче.

«Уголовник» в штатском запил свои слова апельсиновым соком, после чего облизал верхнюю губу, отчего Александру стало противно, как будто тот прошёлся языком по таракану.

– Гопников поджидают у клубов или ловят их по подъездам, и дубасят, так чётко дубасят, что многие потом в больнички попадают. Первое время думали, что это какие-то местные разборки, но потом всё больше стало походить на реальные зачистки. Так в начале нулевых бритые зачищали хачиков, помнишь?

– Да, но здесь ведь речь идёт о русских?

– Да, русские херачат русских, вот поэтому-то наши быстро заинтересовались этим. Все жертвы сначала говорили, что понятия не имеют, кто и за что на них нападает, мол, есть какие-то отморозки и всё, причём довольно крепкие отморозки и все в дорогой одежде, – следующий ролл бэшника упал в тарелочку с соусом и васаби, а журналист решил заполнить паузу своим дополнением.

– Но ведь сейчас в городе, насколько мне известно, все понимают, что это бригады, которые нападают именно на гопников? То есть избить гопника – это цель…

– Сейчас, спустя год, да, понимают, – собеседник ещё дожевывал рис с начинкой, – причём сначала сами гопники стали рассказывать, что те, кто нападал, говорили им: суки, бросайте бухло, заводите семьи, становитесь людьми и прочую муть, прикинь? А потом, когда по городу уже только об этих бойнях и говорили, хотя как бойнях? Гопников всегда втаптывали. Так что эта скорее налёты, разгоны серости, если хочешь, – тут сотрудник федеральной службы внимательно взглянул на Рублёва, как бы пытаясь понять, оценит тот его образность или нет. Александр даже не моргнул. – Так вот, когда весь город зашумел, а пацаны местные тоже стали вбиваться в банды – надо ведь отпор налётчикам давать, на местных форумах стали появляться посты, рассказывающие о том, кто и зачем долбит гопников.

– Что-то я на местных сайтах ничего такого не видел, – заметил Рублёв.

– Правильно, наши эти посты убирают, когда могут, зачем порождать массовую истерию? – «уголовник» ухмыльнулся, – вот тогда-то они и стали называть себя «RASSOLNIKI». И стали писать, что они за здоровых в моральном плане людей, и что упыри, для которых алкоголь, гулянки, девки, отработки и так далее – это смысл жизни, будут ими методично перевоспитываться, а дальше те, кто не перевоспитается, будут уничтожаться. Типа новой России не нужна топота, а нужны только правильные люди. Лозунг у них знаешь какой? «Мы очистим свой род от выродков»! Как-то так, по-моему, они писали. Вот тут мы и поняли, что на этой волне мы можем таких неприятностей получить, такой, как сейчас говорят, социальный взрыв, что охереют все. Уловил?

Собеседник говорил всё лучше и лучше, но вот только новой информации для Рублёва почти не было, а посадку вот-вот объявят.

«Почему же он не говорит ничего конкретного? – пытался понять Александр, – то ли сам ничего не знает, то ли намеренно не договаривает, тогда зачем согласился встретиться?».

– И ведь не понятно, кто они такие: не националисты, не шовинисты, не фашисты, не больные на голову, никаких отличительных знаков не носят, – продолжал рассказывать сотрудник, – допросить некого, так как поймать пока, увы, никого не удалось. Засады наши и ментов все в ноль: город всё-таки полумиллионник – где они окажутся в следующий раз, никто не знает.

– И никого не удалось даже задержать? – не поверил рассказчику Рублёв.

– Гм, задержать! – снова ухмыльнулся собеседник, – на основании чего?

Или ты думаешь, пацаны с районов пишут заявы?

Этот вопрос не требовал ответа. Возникла пауза, ФСБшник посмотрел на тарелку, на которой лежал последний, ещё не разрезанный ролл, и потянулся за ножом.

– Нет, конечно, мы вычислили, кто всё это замутил, – разрезая ролл, гордо заявил фэйс.

На этот раз паузы не могло возникнуть.

– И Вы мне, конечно, не скажете, – хитро констатировал Рублёв.

– Отчего же? Скажу! Зря пришёл тебя провожать, что ли? – Ролл уже был разрезан. – Это твой друг и коллега. Александр Васильевич Ведов. Знаешь ведь такого?

Эту новость Рублёв принял так, как принял бы новость о том, что на Красной площади высадились десантники Грузии. Совсем не вовремя объявили посадку. Сотрудник резко встал из-за стола и жестом руки предложил тоже сделать Рублёву.

– Этот Ведов, он вообще красавец парень, – заявил вдруг информатор, когда они шли к паспортному контролю, – этот твой друг всё чётко организовал, взял к себе кого надо, из них никто никогда просто так не расколется. Я тебе так скажу, между нами, если бы он не был преступником, он бы уже давно у нас работал. Таких умников сейчас мало.

Ах, вот зачем он его хвалит, догадался журналист и, проглотив наконец ком, который застрял в горле после столь неожиданного известия, спросил хриплым голосом:

– Так он с вами работает?

– Не то чтобы работает, но в кабинеты заходит часто! – в голосе сотрудника снова прозвучала гордость. Он даже вдруг приобнял Александра, мол, всё ты парень правильно понимаешь, мы всё можем, да, мы такие! Но ноты тщеславия играли недолго, на полпути к терминалу информатор резко убрал руку с плеч Рублёва.

– Ну ладно, давай, счастливенько, созвонимся! – попрощался дежурными фразами и зашагал в сторону эскалатора.

Рублёв остался в одиночестве перерабатывать всё, что узнал. Все процедуры, необходимые для посадки, он проходил на автопилоте, руки делали, а голова была забита бесконечным множеством открытых вопросов, правда, у всех у них был общий знаменатель, и он формулировался у Рублёва предельно ясно: на каких дрожжах выросла эта группировка? И как так получилось, что именно его лучший университетский друг оказался напрямую замешан в этой истории? Все надежды выспаться в самолёте рухнули, Александр был не из тех, кто оставлял мысли на потом. Его главная черта – он много думал, порой его аналитике поддавались даже бытовые мелочи, RASSOLNIKI же были рыбой крупной и перед тем, как изучить её от головы до хвоста, требовался уход в историю, в контекст.

В любой другой ситуации контекст бы Рублёв стал изучать с помощью Интернета или тех материалов, которые уже рассказывали о событии, но в данном случае Александру никакие источники информации не требовались, ведь всё происходило в его родном городе. RASSOLNIKI родились там же, где на свет появился он.

Взглянув из иллюминатора на солнце, соприкоснувшись с его лучами ресницами, Рублёв закрыл глаза, дождался пока жёлтые пятна разъест темнота и уже на тёмном полотне начал рисовать портрет своего родного города.

Первыми, пробираясь сквозь темноту, зажглись огни доменных печей – город окружали заводы, а в самом его центре высился огромный металлургический комбинат, построенный ещё в тридцатые годы прошлого века. На строительство тогда приехал весь цвет СССР: рабочие, крестьяне; люди часто без образования и без мировоззрения, люди, которым внушили, что от их самозабвенного труда зависит будущее целой страны и целого мира. И вот они, бедняги, работали по-чёрному, сначала на возведении завода, а затем и на обработке того, что добывалось на рудниках и шахтах, которыми город тоже усеян. Эти строители и первые рабочие жили по заводским коллективным правилам, по рабочим понятиям и по одному графику: в семь утра подъём, затем двенадцатичасовой рабочий день, короткий вечер, иногда украшенный походом в кино или в клуб. А может быть и футбольным матчем с участием заводской сборной, а потом снова сон. Сладкий сон под радиоприемник, из которого то и дело твердили, что советские рабочие живут лучше всех в мире.