Читаем без скачивания Серебряное зеркало - Артур Конан Дойл

А вот сегодня я видел больше. Коленопреклоненный человек был виден так же ясно, как и дама, чье платье он не отпускал. Он небольшого роста, смуглый, с черной остренькой бородкой. На нем свободная одежда из узорчатой шелковой ткани красных тонов, отороченная мехом. Как же он испуган! Его бьет озноб, он съеживается, оборачивается и смотрит через плечо. В другой руке у него небольшой кинжал, но вряд ли он пустит его в ход, он слишком робок и испуган. Теперь я начинаю различать фигуры на заднем плане. Яростные лица, бородатые и смуглые, проступили сквозь туман. Особенно ужасен один из них — с головой, напоминающей череп, со впалыми щеками и ввалившимися глазами. Он тоже держит в руке кинжал. Справа от женщины стоит высокий человек, совсем юный, с льняными волосами, с суровым и мрачным лицом. Прекрасная дама умоляюще смотрит на него. Коленопреклоненный мужчина тоже. Кажется, этот юноша должен решить их судьбу. Мужчина подползает ближе и прячется в складках платья сидящей дамы. Высокий юноша наклоняется и пытается оторвать его от нее. Вот что удалось мне увидеть вчера вечером, прежде чем зеркало прояснилось. Узнаю ли я когда-нибудь, какое событие происходит на моих глазах и чем оно закончится? Это не просто игра воображения, я совершенно уверен. Где-то, когда-то разыгралась эта трагедия, а старое зеркало отражало происходившее. Но когда — и где?

20 января. Работа моя подходит к концу, да и время на исходе. Я ощущаю, как во всю силу работает мозг, чувствую невыносимое напряжение, предвещающее — что-то произойдет. Я устал до предела. Но сегодняшний вечер последний. Я должен закончить с последним гроссбухом и со всем делом, прежде чем встану из-за стола. Я должен сделать это. Должен.

7 февраля. Я все сделал. Боже, что я пережил! Не знаю, хватит ли мне сил записать все, что случилось.

Прежде всего следует сказать, что я пишу эти строки в частной лечебнице доктора Синклера спустя почти три недели с последней записи. Ночью 20 января мои нервы не выдержали напряжения, и я не помню ничего до того момента, как три дня назад очнулся здесь и могу отдохнуть с чистой совестью. Я закончил работу прежде, чем нервы отказали мне. Расчеты попали к юристам. Охота окончена.

Теперь нужно описать ту последнюю ночь. Я поклялся, что закончу работу, и изо всех сил старался сдержать слово, хотя голова разламывалась и в висках стучало, и не поднял глаз, пока не просчитал последнюю графу. Удержаться было трудно, ведь все время я знал, чувствовал, что в зеркале происходят удивительные вещи. Я чувствовал это каждым нервом. Загляни я в зеркало, вся работа пошла бы насмарку. Поэтому я не смотрел, пока все не закончил. Затем, когда я отложил перо и обернулся к зеркалу, что за зрелище предстало передо мною!

Зеркало в серебряной раме было озарено светом, как сцена, где разыгрывается драма. Не было никакой дымки. Плачевное состояние моих нервов придало видению изумительную ясность. Каждая черта, каждое движение были четкими, как в жизни. Подумать только — я, едва живой от усталости бухгалтер, самое прозаическое на свете существо, сидящее над счетными книгами мошенника- банкрота, оказался тем избранником, которому, единственному из всех живущих, довелось созерцать подобное зрелище!

Это была та же сцена и те же фигуры, что и накануне но действие драмы получило дальнейшее развитие. Высокий юноша держал женщину в объятиях. Она отстранялась, глядя на него с ненавистью. Скорчившегося у ее ног мужчину оттащили. Десяток людей окружил его — бородатые, со свирепыми лицами. Они бросились на него с кинжалами. Казалось, они все наносили удары одновременно. Руки их вздымались и опускались. Кровь не текла из его ран — она сочилась. Красный шелк его одежды был весь пропитан ею. Он метался в разные стороны, пурпурный поверх красного — как перезревшая слива. Они ожесточенно наносили новые удары, и по его одежде бежали новые струйки крови. Это было ужасно — ужасно! Они волокли его к дверям, пиная ногами. Женщина, полуобернувшись, смотрела на него с ужасом, ее рот был широко открыт в беззвучном крике. И тогда, то ли увиденное мною было чересчур большой нагрузкой для моих нервов, то ли работа была окончена и перенапряжение последних дней тяжко обрушилось на меня, но комната завертелась, пол, казалось, ушел из-под ног, и больше я ничего не помню. Утром моя квартирная хозяйка обнаружила меня без чувств возле серебряного зеркала, но я не сознавал ничего, пока три дня назад не пришел в себя в лечебнице.

9 февраля. Только сегодня я рассказал все доктору. Раньше он не позволял мне говорить об этом. «Ваши видения не напоминают ли вам одно хорошо известное историческое событие?» — спросил он, с сомнением глядя на меня. Я уверил его, что совершенно не знаю истории. «И вы не представляете себе, откуда взялось ваше зеркало и кому оно в свое время принадлежало?» — продолжал он. «А вы?» — спросил я, поскольку он говорил, явно имея что-то в виду. «Это совершенно невозможно, — ответил он, — но как иначе объяснить ваши видения? То, что вы рассказывали раньше, тоже заставляло думать именно об этом, но сейчас… нет, таких совпадений не бывает. Вечером я принесу вам кое-какие заметки».

Вечером того же дня. От меня только что ушел доктор. Нужно записать его слова настолько точно, насколько получится. Он начал с того, что положил несколько старых и пыльных фолиантов мне на постель.

«Загляните сюда на досуге, — сказал он. — Я сделал несколько выписок, которые вы можете проверить. Нет сомнений, вы видели убийство итальянского певца Риччо шотландской знатью на глазах у Марии Стюарт, имевшее место в марте 1566 года. Ваше описание женщины совершенно точно. Высокий лоб и тяжелые веки на необычайной красоты лице вряд ли могут принадлежать двум разным женщинам. Тонкий юноша — ее муж, Дарнлей. Риччо, как свидетельствует хроника, «был одет в свободное платье узорчатой ткани, отделанное мехом, и панталоны красновато-коричневого бархата». Одной рукой он хватался за платье Марии, в другой сжимал кинжал. Жестокий человек с запавшими глазами — Рутвен, только что вставший с одра болезни. Все совпадает до мельчайших подробностей».

«Почему же это привиделось мне? — спросил я в изумлении. — Почему мне одному из всего человечества?»

«Потому что ваш разум и нервы оказались способны воспринимать увиденное. И поскольку вам посчастливилось обладать зеркалом, в котором это можно было увидеть».

«Зеркало! Вы думаете, зеркало принадлежало Марии Стюарт — и находилось в ее покоях, где произошло убийство?»

«Я уверен, что это ее зеркало. Она была прежде королевой Франции. Ее вещи должны были носить королевский герб. То, что показалось вам наконечниками копий, на самом деле — бурбонские лилии».