Читаем без скачивания Зубы Дракона - Александр Золотько

Хорунжий видел труп. Так что от Дракона остались только воспоминания. И сны. К счастью – редкие.

Но вспоминать о нем все равно не стоит. В конце концов, это все-таки человек, которого Шатов убил. Первый… Единственный, поправил себя Шатов. Единственный. Правда, только со второй попытки.

Шатов помотал головой. Не о том думаешь, Шатов. Думай о вчерашнем. Попытайся придумать, что именно с тобой произошло вчера, после того, как… Как тебя убили.

Кроме того, что ты попал в рай. Хотя это пока единственная версия, не имеющая внутренних противоречий, кроме неверия Шатова и сумки, заботливо сложенной для начала загробной жизни.

Чушь. Бред.

Надо просто себя убедить в том, что все вчерашнее ему просто привиделось. Ссадины и царапины? А он вчера перебрал водочки и, отойдя по нужде, свалился в кусты. Чем хреновая версия? И был так нажрамшись, что когда его попытались затащить на ночлег в домик, костырил всех матерно и был оставлен трезветь на лоне природы, с райскими пейзажами вокруг.

Так, всякое упоминание о рае пока лучше опустить, подумал Шатов.

Значит, что… А, сумка! А сумка появилась рядом с Шатовым, потому что он на самом деле забрал ее вчера из гостиницы. Автоматически сложил вещи в сумку, бросил сумку в машину, а потом, когда по пьяному делу все решили в городок не возвращаться, по врожденному жлобству сумку из машины забрал.

Значит, что должен делать журналист Шатов, попав в такую пьяную ситуацию? Правильно, идти разбираться с аборигенами. Вот, хотя бы в один из домиков. Идти и не думать при этом о загробной жизни. Фигня все это.

Шатов еще раз ощупал свое тело под рубахой. Если не считать мелких царапин – все в норме.

Застегнулся. Задернул «молнию» на сумке. Пригладил волосы.

Ладненько. Пошли к народу. Народ не соврет и на путь истинный направит. И правильно поймет, если ему объяснить все по поводу пьянки. У нас народ понятливый. И отзывчивый.

Кстати, а сколько сейчас времени? Шатов механически посмотрел на свое левое запястье. Здравствуйте. Вот наконец-то произошло что-то понятное и родное. Нету часиков. Отсутствуют. Кто-то решил взять на память о Шатове его часы. И правильно. Идет, значит, местный житель на рыбалку. Пораньше. Смотрит – валяется на тропе в непотребном состоянии выдающийся журналист Шатов. И такую всенародную любовь к представителю прессы ощутил в этот момент местный житель, что немедленно взял себе на память часы. Будить не стал – гуманист. Пусть человек выспится после трудов праведных.

Деньги и удостоверение в кармане остались. Родная корочка красного цвета. В период демократизации журналисты, было, принялись делать удостоверения модерновые, пластиковые, но потом оказалось, что красные книжечки продолжают пользоваться в нашем народе и среди чиновничества большим доверием и уважением. И снова удостоверения стали красными.

Вот удостоверения и денег у Шатова не тронули. О чем это свидетельствует? А хрен его знает! Просто не взяли.

Хватит трепаться. Нужно идти к людям. Иначе он снова начнет вспоминать, как разлетелось от выстрела лобовое стекло, как страшно ощерился Никита, нажимая на спусковой крючок пистолета, как…

Все нормально, напомнил себе Шатов. Все – совершенно нормально. Нужно просто подойти к любому дому и постучать. Тут, в провинции, встают рано. И хотя солнце поднялось не очень высоко, шансов застать людей в постели не слишком много.

Думать нужно только об этом. И ни о чем другом. Постучать, поздороваться, спросить. Поблагодарить и уйти. Все проблемы имеют свойство разрешаться самым элементарным способом. Он даже и предположить не может, как на самом деле все вчера происходило. И хрен предугадает до тех пор, пока ему всего не объяснят.

И нечего ломать голову.

А вот дачи, кстати, домики напоминали только издалека. В даче должно быть что? Правильно – сад-огород, обнесенный давно некрашеным штакетником и несколько хозяйственных построек самого затрапезного вида. Там, сараюшка, навесик, беседка. Сортир типа «скворешник».

Так вот, всего этого возле домиков не было.

И домики были добротными постройками из кирпича, приземистые, с черепичными крышами, очень похожие друг на друга. У крайних домов трава заканчивалась сразу возле крыльца.

И тишина.

Есть такая история об осле, вспомнил Шатов. Кто-то очень умный высказал предположение, что осел, поставленный между двумя совершенно одинаковыми копнами сена, не сможет выбрать одну из них и умрет с голоду. Это между двумя копнами. А если выбрать нужно один из десятка домиков-близнецов?

Есть, конечно, практически беспроигрышный вариант. Нужно просто начать кричать что-нибудь привлекающее внимание. Набрать побольше воздуха и заорать, надсаживаясь, призывы ко всем людям доброй воли. Типа – кто-нибудь, отзовитесь! Выйдите на крылечки и побеседуйте с прохожим алкоголиком!

Шатов сплюнул от отвращения к самому себе. Все, в общем, с Евгением понятно. Сдрейфил Евгений. И сам не может понять, чего больше боится – того, что все ему вспомнившееся правда, или того, что нажрался до галлюцинаций.

А может быть, просто почувствовал что-то? Есть у него вредная привычка предчувствовать грядущие неприятности. Появилась с тех пор, как чуть не прирезали его в пустом доме, в десяти метрах от оживленной улицы. Привычка предчувствовать появилась, а привычки прислушиваться к этим предчувствиям он так и не выработал. К сожалению.

Зайти в крайний домик? Банально. Наверняка каждый, кто хотел чего-либо у местных жителей узнать, стучал в дверь крайнего домика. И хозяева в нем уже наверняка агрессивно реагируют на любого прохожего. Разве что не вывесили пред дверью объявления с предупреждением. Вот сам Шатов, например, на двери своего кабинета как-то вывесил плакатик: «Внимание! Представители оптовых фирм отстреливаются без предупреждения. Извините.».

В крайний домик не пойдем.

И в соседний с ним – тоже. У него… Ну не нравится Шатову следующий домик – и все. А вот… Да.

Два дома стояли практически крыльцом к крыльцу, всего метра три высокой густой травы отделяли их друг от друга. Что-то во всем этом было странное, но Шатов запретил себе вдаваться в подробности.

Выяснить и убраться к чертовой матери.

Добраться домой, рассказать всю дурацкую историю Вите… Баран. Историю мы расскажем Хорунжему, это он у нас человек закаленный и местами даже циничный. А Вите в ее положении лучше слушать истории приятные и веселые. А ни один вариант пока нельзя было назвать ни приятным, ни веселым. Муж с белой горячкой, или муж, в которого стреляли, да не убили – истории не для женщин на девятом месяце беременности.

Шатов двинулся к тому домику, что был по правую руку, но, сделав два шага, остановился. Лучше к левому. Почему? С чего это осел сделал такой выбор? С чего – с чего… У левого домика, задняя стена, там где обычно размещаются спальни, повернута к востоку, навстречу солнцу. Следовательно, спавший там человек неминуемо должен быть разбужен восходом, а тот, что спит в правом домике, все еще…

Дурак ты, Шатов, и мысли у тебя дурацкие. Надо же такое придумать! Откуда ты знаешь, как они спят и до скольки. Может, тот, что живет справа, страдает бессонницей и уже часов с пяти утра мечтает поговорить с кем-нибудь заблудившимся. А обитатель левого домика шлялся по бабам до самого утра и только-только сомкнул веки.

Левый домик, настойчиво повторил про себя Шатов. Все настоящие мужики ходят налево.

Ни одна из трех ступенек крыльца даже не скрипнула под ногами Шатова. Конкретно строили ребята, на совесть, отметил он. Крыльцо также было немузыкальным, широкие некрашеные доски были подогнаны плотно и на немаленький вес Шатова не реагировали.

Странно. Не то странно, что не скрипели доски, а то странно, что на крыльце было пусто и чисто. Все деревенские дома, с которыми близко был знаком Шатов, имели крыльцо достаточно захламленное. Баночки, веничек, тряпка – весь хлам, который еще мог понадобиться, но который лень было заносить в дом, в сени, первое по захламленности место в любом сельском доме.

Здесь же все было почти стерильно, но не безжизненно. Пыли, паутины по углам и всякого занесенного ветром мелкого мусора также не было.

Ну и бог с ним, с крыльцом, пресек свою несвоевременную наблюдательность Шатов. Нас интересует дверь и хозяин дома, за ней схоронившийся.

Тук-тук, кто в теремочке живет? Еще раз, тут-тук, кто в теремочке живет?

А в ответ – тишина, напел себе под нос Шатов, воровато огляделся по сторонам и стукнул в дверь ногой. Бац-бац! И снова. И опять. И еще раз. И по этому поводу есть хорошая цитата, на этот раз из «Свадьбы в Малиновке» – «Бац-бац и мимо!».

Ну не стоять же, в самом деле, здесь до бесконечности. Любой эксперимент нужно доводить до конца.

Шатов повернул дверную ручку. Дверь легко подалась. Открыто. Это вам не криминализированный город, здесь, возле самой земли-кормилицы… Ну и так далее. Держит человек дверь открытой – его дело. А наше дело, чтобы он не держал еще и собаку типа волкодава у себя в доме.