Читаем без скачивания Офицер черноморского подплава - Александр Витальевич Лоза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 1. Подъем из глубины. 1916 год
…Медленно, изнурительно медленно тянулись часы, как подводная лодка «Кит» находилась на глубине. Старший офицер лейтенант Орлин обвел взглядом центральный отсек – тускло освещенный, экономили энергию батарей, тесный от механизмов, приборов и людей. Справа находились двое рулевых, один управлял вертикальным рулем, второй – носовыми и кормовыми горизонтальными рулями. Слева – боцман у клапанов системы погружения и всплытия. Боцман дышал широко раскрытым ртом и часто вытирал крупные капли пота на лице красным носовым платком. В тяжелом воздухе отсека стояла напряженная тишина, только слышно было хриплое, прерывистое дыхание моряков да звук капающих с подволока капель конденсата… Лица у людей покрасневшие, со вспухшими венами, пот струйками стекал по лбу и щекам… У самого Орлина голова раскалывалась от тупой, пульсирующей боли. Пары топлива и машинного масла расползлись по лодке, да и выделяемый людьми при дыхании углекислый газ уже много часов отравлял воздух. Давно надо было всплыть для вентиляции отсеков, но аэропланы противника, загнавшие их под воду, сменяя друг друга, барражировали над акваторией – периодически были слышны взрывы сбрасываемых с аэропланов зарядов. Противолодочная оборона вражеского побережья усиливалась с каждым днем, понимал Орлин.
Понимал Борис Алексеевич Орлин и то, что когда сегодня, 12 мая 1916 года, на находившуюся у турецких берегов в первом боевом походе лодку, из-за туч налетели аэропланы противника и начали бомбежку, только быстрое погружение спасло их. Из позиционного положения лодка погрузилась под воду менее чем за две минуты, благодаря конструкции, в которой пространство между прочным и легким корпусом с 36 по 107 шпангоут, разделенное выше ватерлинии мощными водонепроницаемыми стрингерами, использовалось в качестве цистерн главного балласта общей емкостью сто тридцать две тонны, которые заполнялись самотеком за минуту. Эта система погружения, являющаяся несомненным преимуществом, и спасла их. Да еще натренированность экипажа. Не зря командир гонял экипаж в экстренном погружении…
В висках стучало и перед глазами плавали какие-то красные круги…
– Петр Петрович, – обратился старший офицер к находившемуся рядом вахтенному офицеру мичману Ярышкину, – прошу, пройдите по отсекам, проверьте состояние команды.
– Есть! Борис Алексеевич, – назвав старшего офицера по имени и отчеству, ответил мичман и двинулся в нос, в сторону второго отсека. Прочный корпус лодки делился на семь отсеков водонепроницаемыми переборками. Лязгнув клемальерой крышки переборочного люка, мичман перешел во второй отсек. Второй отсек, шпангоуты с 78 по 95, помнил наизусть мичман, – «жилой»: кают-компания, каюты офицеров, кубрик «нижних чинов». Под палубой отсека размещалась топливная цистерна емкостью пятьдесят восемь тонн, а также носовая группа аккумуляторной батареи, состоящая из шестидесяти элементов. Вахтенный отсека доложил, что плотность батарей падает и что требуется подзарядка. Воздух в отсеке был особенно тяжелым. Моряки едва не падали в обморок, кое-кого тошнило – явный признак отравления углекислым газом, понимал мичман. Дальше первый отсек. В первом отсеке, шпангоуты со 107 по 121, было чуть прохладнее. Здесь располагались воздухохранители (баллоны с сжатым воздухом), казенные части носовых торпедных аппаратов, мотор шпилевого устройства и носовой торпедопогрузочный люк. Вахтенный отсека доложил, что в отсеке без замечаний, но мичман видел – люди в полуобморочном состоянии примостились кто-где, тяжело, прерывисто дыша и кашляя сухим продолжительным кашлем.
– Ребята, надо держаться! Скоро всплывем, провентилируемся, – подбодрил людей мичман, хотя сам не очень верил своим словам.
Вернувшись в третий отсек и доложив, что люди на местах, но состояние некоторых тяжелое, мичман направился в корму. Пройдя командный отсек, в нижней части которого находились средняя уравнительная цистерна на пять тонн и две вспомогательные цистерны на одну и три тонны, рассчитанные на продувание на предельной глубине погружения при помощи сжатого воздуха высокого давления, мичман перешел в четвертый отсек, шпангоуты с 61 по 71, где располагался электрический камбуз, жилые помещения кондукторов, а под палубой отсека находились шестьдесят элементов кормовой группы аккумуляторной батареи. Кок был на месте – готовил еду, но есть никому не хотелось. Хотелось пить, пить, пить… В пятом отсеке (шпангоуты 42–61) мичман принял доклад вахтенного, что все в норме, механизмы работают исправно. Но по лицам моряком он видел, что все совсем не в норме. У многих была отдышка, затрудненное дыхание и кашель. Приободрив людей, мичман перешел в шестой отсек. Пятый и шестой отсеки – отсеки главных двигателей надводного хода – дизелей. В шестом отсеке также располагались воздухохранители и масляные цистерны. И в пятом, и в шестом отсеках люди были на пределе возможности, но никто не проявлял недовольства и не паниковал. Последним был седьмой – электромоторный отсек. В нем располагались гребные электромоторы, насосы главного балласта, компрессоры, главная электростанция и казенные части кормовых торпедных аппаратов. В кормовом отсеке ситуация с самочувствием людей была, как и везде на лодке, тяжелая.
Мичман Ярышкин возвратился в третий отсек. Этот поход из носа в корму дался Петру очень и очень нелегко. Его молодое сердце стучало, как у загнанного зверя, дыхание хрипло вырывалось из груди, ноги едва передвигались, каждый шаг давался с трудом… Мичман доложил командиру о виденном.
– Самочувствие моряков тяжелое, но все держатся, – добавил он от себя. – У многих резко сужены зрачки – признак возможной потери сознания…
Командир старший лейтенант Николай Александрович Зарубин молча слушал его. Невероятно долго тянулось время… Капля за каплей, медленно, медленно… Мичман прислонился спиной к колонке воздуха высокого давления жадно ловя широко раскрытым ртом тяжелый, затхлый воздух. На минуту сознание его затуманилось… В мозгу всплыли обрывки воспоминаний: милое лицо Катеньки – актрисы городского драматического театра, представление которого он посетил неделю назад, перед выходом в море. Милая девушка… Она ему очень нравилась… Он принес ей за кулисы цветы… яркое пятно цветов превратилось в алое пятно, резанувшее глаза… Мичман очнулся, встряхнул тяжелой «чугунной» головой и посмотрел на командира. Дышать становилось все труднее… Командир обменялся взглядами со старшим офицером Орлиным и старшим инженер-механиком Лебедевым: «Пора»…
Подобная ситуация произошла на подводной лодке «Морж» 29 марта 1916 года, когда лодка, из-за налета вражеских аэропланов, вынуждена была находиться в подводном положении двенадцать часов, что очень тяжело сказалось на самочувствии экипажа. А в июне 1916 года подводная лодка «Нерпа», действовавшая в районе вражеского берега Зунгулдак, при угрозе бомбежки со стороны неприятельских аэропланов, находилась под водой, что едва не кончилось трагедией, рекордное для своего типа время – 17 часов и 10 минут, пока не представилась возможность всплыть и провентилировать отсеки.
