Читаем без скачивания Ленинградский проспект, Засыпушка № 5 - Анатолий Злобин

- А тебе не все равно, - сказала Галя. - Дала - и спасибо ей.

- И проценты человеческие, - подтвердила Тамара.

Всего один процент в месяц - совсем немного. Не каждый сообразит, что это двенадцать процентов годовых.

- Въезжали мы весело, - продолжала Тамара. - Эта засыпушка была темная-темная. Мы все переклеили, обои новые купили, потолок побелили, радио провели. Новоселье справляли до трех часов ночи.

- А как же московский начальник? - спросил я. - Понравился ему ваш город?

- Тот самый начальник побыл у нас один день. А вечером улетел. Даже ночевать не остался.

- Нет худа без добра, - сказала Галя. - Мы в гостинице рубль за койку платили. А здесь никакой квартплаты.

- Все хорошо, - вздохнула Соня. - Город нам нравится. Только вот мороженого у нас нет. И танцы не каждый день бывают.

- Зато женихов полный город. Правда, Таня? - Галя посмотрела на Таню и подмигнула ей.

- Не знаю. - Таня лежала на железной кровати из красного дерева и не принимала участия в общем разговоре.

- Не прибедняйся. Не отобьем.

- Таня наша уже устроилась, - пояснила мне Тамара. - Почему, думаете, она лежит? У нее Лялечка скоро будет. Так и назовем, если дочка. А если сын, - то Сережа. Им уже комнату обещали.

Таня лежала на кровати и улыбалась:

- Скоро и Тамара Ивановна свадьбу справит.

- Вот еще, - фыркнула Тамара. - Больно он мне нужен.

- Если он откажется, мы его пропесочим, - пригрозила Галя по адресу неизвестного мне парня. - Пусть только откажется, будет иметь дело с нами.

- Я в твоей помощи не нуждаюсь.

- А ты, Соня, иди за водой, - сказала Галя. - Сегодня твоя очередь кисель варить. И вообще девочкам не рекомендуется слушать разговоры старших.

Соня надула губы и вышла.

Дверь тихонько скрипнула. Я даже не заметил - в колени мои ткнулось что-то мягкое, влажное. Я подхватил на руки этот живой комочек - девочка счастливо затихла и засопела в мой живот. Лица девушек посветлели, а потом стали задумчиво-сосредоточенными.

- Это Маринка, - сказала Тамара, - наша дочка.

Следом за Маринкой в засыпушку вошла Бела, держа в руках узелок с детской одеждой.

- Почему задержалась? - спросила Галя.

- Тетя Даша гулять с ней на озеро ходила. - Бела подошла к столу, присела на табуретку. - У нее, оказывается, мыла нет. Стирать буду сегодня. Мариночка, пойдем ручки мыть.

Маринка вцепилась в меня и ни за что не хотела уходить. Общими усилиями ее уговорили наконец подойти к умывальнику.

- Только не спрашивайте у Мариночки, где ее отец, - быстро шепнула мне Тамара. - Понимаете?

- Понимаю, - ответил я. - А где он?

- Потом скажу...

Маринка снова устремилась ко мне, прижалась щекой к животу и закрыла глаза. Бела вышла на улицу, и было слышно, как она разговаривает там с Соней. Галя подошла к раскладушке, села.

- Что в кино сегодня? - спросила она.

- Пойдем? - предложила Тамара.

- Я лучше посплю. Нам ведь с Соней в ночную...

Намек был вполне прозрачным. Я посмотрел на Маринку и понял, что мне повезло.

- Смотрите, - воскликнул я, - Мариночка уже заснула! Надо трогаться.

- Пойдемте, - сказала Тамара.

Мы положили Мариночку на крохотный топчан, стоявший в углу, и, провожаемые шуточками Тамариных подруг, вышли из засыпушки.

Признание

- Мой отец был строителем. Мы все время кочевали. Сначала в теплушках - тогда, наверное, еще война шла, я не помню. Потом в обыкновенных вагонах, потом в цельнометаллических - это, значит, уже наше время пришло. Я привыкла на колесах жить. Отец посадит меня на колени и спрашивает: "Как сегодня мы поедем - на поезде или на грузовике?" Он меня катает на себе, а я к нему пристаю: "А когда мы поедем не понарошке?"

Маме я всегда помогала чемоданы укладывать.

Один раз мы ехали долго-долго. Мимо Байкала, через тайгу. Остановились у большой горы. Сели в грузовики и поехали. Долго ехали. Приехали на стройку. У отца неприятности какие-то пошли. Он начал на этой стройке пить и маму часто бил. Я в школу пошла, в первый класс...

Однажды прихожу домой - мама лежит на кровати и плачет. Тихо так, только плечи вздрагивают. Потом лицо вытерла, говорит: "Послушай, Томочка, ты уже большая и все должна понимать".

Я все понимала. Теперь мне двадцать лет, и я ничего не понимаю, а тогда все понимала.

Уехала мама и через полтора года умерла в Кустанае: она там с бабушкой жила, у нее туберкулез был.

Приехали мы в Кустанай, похоронили маму, а потом поехали на новую стройку. Но отец все равно пил.

Тут приехала Клавдия Ивановна с маленькой девочкой, Верочкой звать, моей сестренкой. Она и на прежней стройке жила, а теперь к нам приехала. Отец ее не бил, а все время целовал, на коленях перед ней стоял, но это было еще некрасивей. Он пьяный к ней ластится, а она его отталкивает. Стыдно как!

Над Ленинградским проспектом спускался вечер. Мы выбрались из палаточного городка и шли по деревянным тротуарам мимо широкоэкранного кинотеатра, мимо междугородного телефона, мимо закрытого кафе.

Темнело. Одинокие фонари качались на столбах. Потянуло свежим ветром. Принялся накрапывать дождик. Иглистые струи обдували лицо, и мне казалось, будто я плыву в холодной воде, а далекий голос взывает о помощи; я плыву изо всех сил и не могу помочь, потому что одинокий голос уходит все дальше и я никак не могу догнать его. Это необъяснимое состояние началось еще на вечере, когда я увидел Тамару, и теперь снова охватило меня, как только мы вышли на дождь.

Далекий голос донесся столь явственно, что я обернулся. Никого не было. Одинокая парочка брела в конце проспекта, не разбирая дороги, как мы с Тамарой. Я повернулся спиной к ветру, закурил.

- Рассказывайте дальше. Как вы попали в свою засыпушку?

- Вы не думайте - у меня собственный дом есть. Настоящий. Пять комнат. С верандой. С Клавдией Ивановной я неважно жила: она меня нехорошим вещам учила. Как-то вечером отец говорит: "Собирайся. Завтра утром полетим". А куда - не сказал. Летели мы полдня, на большом самолете. Выходим на бетонную дорожку, на крыше буквы стоят - Ростов. Отец посадил меня в такси, повез в город. Остановился у дома с верандой. "Вот теперь наш дом. Будешь жить с бабушкой". Оказывается, бабушка уже прилетела сюда из Кустаная. Прожила я в Ростове, в том самом доме, шесть лет. Десятилетку окончила. Мы с бабушкой дружно жили.

Только глупая я тогда была, ничегошеньки не понимала.

Приезжает отец. С ним Клавдия Ивановна и Верочка. Я тогда в девятом классе училась, шестнадцать лет мне исполнилось. Отец привез подарки. Клавдия Ивановна ходит вокруг меня, улыбается. Обхаживает, значит.

На другое утро отец говорит: "Ну, дети, пошли".

Как сейчас помню - в мае это было. Здесь-то в мае еще снег лежит, а в Ростове - сирень цветет. Отец с Верочкой впереди идет, я и мачеха - за ними. Отец купил Верочке детские шары, а мне мороженое. Я иду, сосу палочку, а мачеха учит меня жить: "Ты уже большая, паспорт получила. Ты красивая будешь, длинноногая, глаза у тебя большие - тебе жить легко будет. Только ты мужчин в узде держи. Они все скоты, им водка нужна да бабы. Ты им уступай, только не сразу - тогда они на коленях перед тобой будут ползать".

Я слушаю мачеху и улыбаюсь: мороженое такое вкусное, и сирень вокруг цветет. Никаких мне умных советов не надо - я сама с усами.

Подходим к дому, "Нотариальная контора" называется. Зачем, думаю? Может, отец с мачехой записываться будут? Нет, отец меня к окошечку зовет. Пошушукался сначала с усатым, а потом меня пальчиком подманивает. Мороженое уже кончилось, мне еще хочется. "Где твой паспорт, доченька? Покажи нотариусу". - "А ты мне мороженое купишь?" - "Куплю, доченька, подпиши вот здесь".

Я подписала дарственную и стала хозяйкой дома. "Это я для твоего будущего делаю", - сказал отец. И мороженое купил.

А через год отца посадили в тюрьму за растрату и хищение строительных материалов. Мачеха приходит в слезах, спрашивает: "Не выгонишь нас, Томик?" - "Живите. Я сама отсюда уйду".

Не стала я в этом нечестном доме жить. Получила аттестат зрелости и поехала по комсомольской путевке в город Ангарск.

- Ой! - вскрикнула вдруг Тамара. - Откуда он взялся? Не смотрите вперед, не смотрите на этот мотоцикл, умоляю вас.

Нас обогнал мотоцикл с коляской. За рулем сидел тот самый парень с походкой ковбоя, который дал мне билет на вечер "Учись танцевать красиво".

- Так это он и есть? - спросил я.

- Умоляю вас, ничего не спрашивайте. Ведь он должен быть в Хабаровске. Значит, он прилетел из Хабаровска? Умоляю вас.

Мотоцикл остановился на перекрестке. В свете фонаря было видно, как парень обернулся, будто бы раздумывая, куда ехать. Потом мотоцикл мягко перевалился через обочину и встал у небольшого домика - как раз на нашем пути.

- В типографию поехал, - возбужденно говорила Тамара. - Заклинаю вас. Когда будем проходить, не смотрите на него. Делайте вид, что ничего не видите.

- Так это он?

- Он. Он. Я вам расскажу. Только не сейчас. - Она больно вцепилась в мою руку и неестественно громко засмеялась.