Читаем без скачивания Салли и Ли - Елена Клещенко

Помощник директора повел себя именно так, как это представлялось Джереми: орал, топал ногами на служащих, проклинал себя и арендную плату, принятую от маньяка Флинна. Но после того, как и в вечернем выпуске не появилось сообщений о кровожадном хищнике на свободе, он решил махнуть рукой на эту идиотскую историю. А несколько раньше, в час отхода парижского экспресса, вокзальная публика глазела на седого всклокоченного мужчину в грязном костюме и с одним маленьким саквояжем, садящегося в первый класс.

В госпитале, конечно, уже не было старенького врача, который поил Джереми абсентом, да и никого другого, кто помнил бы мадам Флинн, не осталось. На него смотрели с участием и профессиональным интересом и отнюдь не спешили делиться сведениями из архивной истории болезни. Джереми был тих и кроток, в поезде он успел привести себя в порядок и выглядел не умалишенным, а разве что несколько взвинченным. Он покорно выпил мутноватой воды с мятным запахом, он раздал неимоверное количество франковых бумажек разного достоинства, он клялся, что не имеет никаких претензий к врачам и желает только одного - увидеть небо, в которое смотрела его умирающая жена... Адрес лепрозория ему дали.

Коридор и комната несли на себе отпечаток подвижничества и падения. Здесь и в самом деле работали подвижники и падшие - кто еще возьмется за безрезультатную и отвратительную работу? Главный врач был подвижником. Он был молод - годился Джереми если не в сыновья, то в племянники, черен и небрит, и говорил с южным акцентом. Смешно и неуместно здесь, половина гласных выходила как "э": "Ведь это было зэдолго дэ меня..." - Ведь это было задолго до меня, вы знаете, я тогда еще даже не был в штате, я был студентом... А что вы хотите узнать? Если он и был встревожен, то не за свою задницу, как прочие. Как бы этот иностранец не нажаловался в Париже, да не сократились бы поставки медикаментов... - Я хочу узнать, как умерла моя жена. Мне известно, что ее смерть была необычной. Предъявлять претензии я не собираюсь, сейчас это глупо, и тем более - по отношению к вам. Я просто хочу знать. Всю правду. - Верно. - Доктор не скрыл облегченного вздоха, но тут же снова замялся. - Верно, вы должны знать... Разве что... - Он тоскливо глянул на большой портрет Альберта Швейцера, с пониманием взирающего на грубость и чистоту обстановки, но учитель не пожелал дать подсказки, и ученик продолжил сам. - Я имею в виду, я мало чем смогу помочь. Те, кто ухаживал за ней, давно уволены или ушли сами, наш персонал быстро сменяется. Но мой предшественник рассказывал мне о мадам Флинн. Не ручаюсь за достоверность, но могу пересказать. - (Джереми кивнул.) - Ее все любили, она была храброй, веселой, такие пациентки у нас редкость. Но вскоре стало происходить что-то странное. Ваша супруга приобрела удивительное влияние на врачей. Мсье Ришар говорил, что это была не просто симпатия, уважение, но как бы... как бы влечение и преклонение. Ее нельзя было ослушаться, вот как он выразился. Она указывала, что делать и чего не делать с ее товарками, вы понимаете, и врачи ее слушались, не говоря о санитарах и монахинях! А ведь у нее не было медицинского образования, не правда ли? Ну вот. Престранная история, вы правы. И тогда... Ну, вы поймите его, ведь прерывались курсы лечения, многолетний труд шел насмарку - словом, мсье Ришар распорядился изолировать ее. И тогда она исчезла. Вы спросите: как это могло произойти здесь, у нас? Я вам отвечу - не знаю. Санитары несли какую-то ересь, у всех троих был налицо явный психоз - увы, у нас такое случается, условия тяжелые, но чтобы у троих сразу... Вот и все. Больше мне нечего сообщить, клянусь честью. - Значит, извещение о смерти было ложным? - очень спокойно спросил Джереми. - Мсье Флинн, - доктор протянул к нему руку, привычно остановив ее до прикосновения. - Мне жаль говорить об этом, но... Подумайте, семнадцать лет! Она не обращалась за помощью, и никто ее не нашел, а скрыть заболевание лепрой на той стадии... простите, мсье Флинн, она мертва. Иного быть не может, нет никаких шансов. - Благодарю вас, мой друг. - Джереми встал и направился к двери. Простите, что отнял у вас время. Всего наилучшего. Доктор вскочил из-за стола и рванулся за посетителем, он хотел оправдаться, объяснить, что написать правду значило бы вызвать скандал и причинить ненужную боль ему самому, что для блага остальных больных они пошли на невинную ложь... Но англичанин только еще раз повторил: "Благодарю", и доктор почему-то поверил, что его дикая история в самом деле принесла пришельцу успокоение.

Он шел по белой пыльной дороге, шел пешком, не дождавшись дилижанса. Теперь он знал все. Картинка в энциклопедии: гладкий черный камень, женское тело в чересчур узком платье и львиная голова. Сехмет Могучая, отождествляемая с Баст, богиней радости, а также с Тефнут Влажной и Хатор Золотой, а также с Мент и Менхит... Покровительница воинов и врачей. - Рыжая, эй, рыжая, - шептали его губы в такт шагам. - Я решил твою загадку, старушка Салли. Это Ли, моя жена. Ты слышишь? Это Ли. Он не думал о том, что будет делать дальше, всецело полагаясь на ее обещание. Устав от ходьбы, он свернул с дороги и заснул в поле, прямо на земле. Его разбудили сумерки. Большая тень стояла над ним и тяжелой лапой давила плечо. Он не испугался. - Ты выиграл, - промурлыкал золотой голос. - Садись верхом. Что за перья были на могучих крыльях! Каждое длиной в павлинье и толщиной в роговой нож для разрезания страниц. Джереми погладил огромную голову: черные волосы немного отросли, но все равно Сфинкс пока еще казалась стриженой, как девочка с парижского бульвара. Он засмеялся. - Ты по-прежнему любишь, когда тебя чешут за ухом? Как твое имя? - Зови Меху, - кокетливо мурлыкнула она. - За ухом - потом. Сейчас я прыгну. Держись за волосы.

Так высоко Джереми не летал даже во сне. Теплый запах кошачьей шерсти согревал его, пока поля и виноградники Франции уплывали на север. Направление легко было определить по солнцу, снова показавшему огненный край, когда они набрали высоту. Потом оно опять утонуло за горизонтом, и черная ночь отразилась в море, окутав летящих кромешной тьмой. Только ясные звезды мерцали в небе, и бриллиантовые брошки пассажирских теплоходов - внизу. Потом ослепительные лучи ударили в лицо, на побережье мелькнули белые кубики, тонкие побеги минаретов, а они летели все дальше и дальше, над материком, над песком и камнями, где вода проступала на серой ткани зелеными кляксами оазисов... Над гигантскими четырехгранниками царских усыпальниц, чьи стражи с тяжелыми львиными лапами, с нежными лицами, изъеденными проказой... - Но вот вдали возник еще один оазис, и его деревья поднялись им навстречу. За зелеными кронами виднелась серая стена, широкие колонны, и по ступенькам бежала к нему Ли, в легком светлом платье, в легких сандалиях, с белым больничным узелком в руке. Узелок упал и покатился вниз, когда темные от загара пальцы коснулись седых волос. Возможно, она и вправду была теперь одной из многих богинь, чей атрибут - львица: божеством, языческим призраком или просто вымыслом. Но кроме этого орехового загара, Джереми не заметил в ней никаких перемен.