Читаем без скачивания Повестушки о ражицкой баште - Ярослав Гашек

- Только тише, не разговаривайте.

Они шли по лугам, перепрыгивали через канавы, шагали по межам, по проселкам. Шагали уверенно, хоть не видно было ни зги. Уверенно и так тихо, что ухо улавливало журчанье воды в канавах и стук телеги где-то вдали на дороге. Тьма была такая, что, шагая в затылок, они друг друга не видели.

Так они шли минут сорок пять, пока не пришли на плотину Ржежабинского пруда.

Но, еще не доходя до нее, услыхали подозрительный плеск, непрерывный, совсем не похожий на одиночные всплески взметывающихся на поверхность карпов.

Этот подозрительный плеск и шум не прекращался: стало ясно, что он доносится с того берега пруда.

«Значит, инспектор прав», - подумали все. «Попались!» - сказал себе Гинек, вспоминая Анну.

На плотине они разделились. Решили окружить браконьеров.

- Только тише, - прошептал им на ухо сторож. -А ты, Гинек, ступай тем берегом, вокруг плотины.

И они тихо пошли в обход ничего не подозревавшим браконьерам. Вдруг в тишине туманной ночи раздался крик:

- Караул! Помогите! Тону!

Это был голос Гинека, паренька из Кестршан. В ответ с противоположного конца плотины донесся сердитый отклик штетицкого лесника:

- Хоть глотку-то не дери, осел!

Другим ответом было то, что подозрительный плеск прекратился. И еще то, что старый Вейр и Голоубек с пустыми мешками потрусили окольным путем по лугам в Путим, радуясь: «Как хорошо, что этот осел свалился в воду».

Помни, Гинек из кестршанской рыбной сторожки, никто не пророк в своем отечестве, особенно ежели об этом пророке не знают.

Так оказался он ослом по обе стороны пруда.

После ухода доброго управляющего в Противин управлять княжеским имением явился Бегальт, немец, который скоро выучился чешскому языку, но не упускал случая вставить в чешскую речь немецкое выражение: «Himmel Herr Gott!»[1].

Фигура управляющего Бегальта была замечательна тем, что куда бы он ни пришел, в дверях появлялся прежде всего его жилет и только потом уж лицо: брюхо у него было таких размеров, что могло бы сойти за любой круглый предмет, только не за человеческий живот, если исходить из утверждения, что человек самое совершенное создание на земле.

Довольно печально, что при описании фигуры управляющего Бегальта приходится упоминать прежде всего именно эту часть его тела, но иначе никак нельзя, потому что за всю жизнь упомянутого лица до вступления его в должность управляющего в Противине она играла исключительно важную роль.

Пищеварительные органы его были, разумеется, в полном порядке и тоже играли важную роль в его жизни.

Управляющий Бегальт, можно сказать, всю свою жизнь только и делал, что ел; и я убежден, что даже во сне он видел себя сидящим за столом, уставленным всякими яствами, а дурной сон сводился у него, наверно, к тому, что на чешской земле наступил голод.

Другие управляющие обычно стараются за время своего управления нажиться, а остальные жизненные проблемы отодвигают в сторону; господин же Бегальт во время своего управления старался не только нажиться, но и увеличить объем брюха.

У людей бывают разные слабости: например, предшественник Бегальта любил вспоминать годы, проведенные на войне, и, куда бы ни приходил, всегда говорил об этом: «Да, тот раз... Наш командир... а таких было много... Вся рота в карауле была... Только глазом моргнешь... Да ведь война...»

А управляющий Бегальт, куда бы ни пришел, всюду заводил: «А вы говорите - гусь под соусом?.. Что? Жареный... Да! Это лучше... Как? Филе с кнедликами? Жареная баранина, сударь, это вещь! Но она должна плавать в соусе».

Я хорошо представляю его себе по рассказам покойного деда, как он уезжает откуда-нибудь в своей рессорной пролетке домой, довольный тем, что его подсадили в пролетку, специально для него поданную, в восторге от хорошего обеда, поглаживая себя по жилету и произнося: «Ну, слава тебе господи, воздайте кесарево кесарю». При этом он так удовлетворенно вздыхает и попыхивает трубкой, что даже кучер, еще мало знакомый с новым управляющим, оглядывается с козел, думая, что тот хочет дать ему знать, куда ехать: налево или направо.

Далее представляю себе, как после часа езды управляющему становится не по себе, потому что у него опять начинает сосать под ложечкой, и он опять гладит себя по жилетке и на этот раз отеческим тоном говорит:

- Не волнуйся, скоро будем дома.

Дальнейшая езда сопровождается вздохами.

- Ах, какой ужас, когда человек все время голоден,

Управляющий Бегальт на самом деле был всегда голоден. Голод мутил его по ночам, во время сна, и через несколько минут после завтрака, и через минуту после плотного обеда, и после ужина. Короче говоря, подобного управляющего в Противине никогда еще не было - такого толстого и вечно голодного, который, давая служащим Противинского поместья обед по случаю своего вступления в должность, съел бы при них целого гуся и две курицы, а по уходе гостей сказал бы жене:

- В первый раз не мог поесть как следует; они с меня просто глаз не спускали. Приходилось себя ограничивать. Ну, да я иначе себя вознагражу.

И он вознаградил себя тем, что разъезжал по баштам имения.

Жены баштырей Противинского поместья имели обыкновение носить на кухню управляющему гусей, кур, уток, яйца, масло и другие припасы.

Этот обычай неизвестного происхождения соблюдался женами всех сторожей, за исключением Яреша. Это было вроде взятки управляющему, которая объяснялась, быть может, нечистой совестью сторожей. Но Яреш говорил:

- Кто служит добросовестно, тот ничего носить не должен. Управляющий получает в шесть раз больше, чем я. Он у князя постоянный служащий. Так с какой же стати я должен ему что-нибудь давать, коли у меня в шесть раз меньше, чем у него, а работаю я честно, исправно?

И жена Яреша никогда ничего не носила на кухню ни к одному управляющему.

Первое время управляющий Бегальт для утоления своего личного голода объезжал сторожки и требовал от сторожей угощения под тем предлогом, что ему необходимо лично с ними познакомиться, а в дальнейшем оправдывал эти объезды необходимостью проверять, сколь добросовестно выполняют они свои обязанности.

Сторожиха угостит господина управляющего, а тот, наевшись, сделает тонкий намек, что, дескать, неплохо было бы дать ему возможность привезти какую-нибудь живность домой; потом едет в другую сторожку, где опять ест. И там сторожиха опять угощает, а перед отъездом кладет ему в пролетку битую птицу.

Но больше всего хотелось Бегальту съездить в ражицкую башту, так как он был наслышан о поварском искусстве сторожихи Ярешовой.

Говорили, что она превосходно готовит дичь, и это очень воодушевляло господина управляющего. И о жареной баранине была речь, наверно показавшаяся управляющему дивной поэмой, хоть он, конечно, никогда стихов не читывал. И вот управляющий Бегальт, недолго думая, отправился на ражицкую башту. Приказал заложить пролетку, к которой он, вступив в должность, велел приделать сзади нечто вроде сундука, туда кучер укладывал полученные в подарок съестные припасы, и поехал, предвкушая чудное угощение, приготовленное приветливой ражицкой сторожихой.

Встреча с баштырем Ярешем имела совершенно официальный характер. Сторож не очень кланялся, так же как и сторожиха.

- Я приехал познакомиться с вами, лично вас узнать, - сказал управляющий, усаживаясь на стул, предварительно окинув его быстрым взглядом: выдержит ли он тяжесть его тела?

- Господин управляющий, не угодно ли закусить? - предложила сторожиха.

- Гм, закусить?.. Что ж, не возражаю, - ответил управляющий, с удовольствием поглядывая в окно на гусей, уток и прочую живность, начиная с хохлатых кур и кончая цесарками, которых он тоже очень любил.

- У вас тут домашняя птица, гуси, утки, - задумчиво промолвил он, обращаясь к Ярешу. - Я очень люблю гуся, если зажарен как следует. Вы, я слышал, отлично готовите птицу... Ах, вон и цесарки! Очень вкусно с лапшой. Н-да, куры у вас что надо.

«Ишь, какой прыткий», - подумал сторож, слушая речи толстого управляющего.

- В том поместье, где я прежде работал, приказчики тоже разводили цесарок, гусей, уток и всякую птицу. Приеду куда-нибудь - угощают, а домой еду, кучер говорит: «Мне, барин, на козлах даже не повернуться. Я весь гусями да утками обложен. Это, говорят, к столу вашей милости». Да и приказчицы кое-чего приносили. Ну, понятно, я в долгу не оставался. Никого не допекал. И меня любили.

«Эге! - подумал Яреш. - Ну, меня на это не поймаешь».

А управляющий продолжал сладким голосом, словно вспоминая о чем-то необыкновенно прекрасном.

- Бывало, только приедешь куда-нибудь, сейчас же спрашивают: «Чего угодно покушать?» - «То и то», - отвечаю. И не пройдет и часа, как на столе появляется все, что я назвал.