Читаем без скачивания Будь ты проклят, сводный! - Анна Милтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хоть я и открыла глаза, а от образа Антона с голым торсом не избавиться.
Соски затвердевают. Я убеждаю себя, что это из-за холодной воды. Антон хорош собой, но меня к нему не влечет. Нисколечко. Если бы мы остались последними людьми на Земле, то мне пришлось бы обречь человечество на вымирание.
После контрастного душа я вынимаю из чемодана домашнюю одежду, переодеваюсь в шорты, майку и спешу к Ангелине Геннадьевне. Дверь в конце коридора распахивается, и мне навстречу выплывает длинная фигура в узких джинсах, свободной футболке и «найках» из лимитированной коллекции. Вся одежда черного цвета. Его любимый цвет.
Мы одновременно замираем, уставившись друг на друга. Я будто стою посреди минного поля. Не то чтобы неосторожный шаг, а даже вздох способен привести к воспламенению всего и вся в радиусе нескольких метров. Поэтому я перестаю дышать. Перехожу в фазу тотального оцепенения. Притаиваюсь. Жду. Антон не шевелится. Интересно, он тоже боится, что рванет?
К черту.
Чему быть, того не миновать.
― Привет, ― робко выговариваю я.
Медленно втягиваю через ноздри сухой, раскаленный воздух в тревожном ожидании его реакции. По телу прокатывается волна лихорадочного жара, запуская необратимый механизм тремора конечностей. Я поджимаю пальцы на ногах, завожу руки за спину, чтобы скрыть от неподвижного взора Антона предательскую тряску. Ему, кажется, нравится изображать статую.
Телефон в руке сына Аркадия Валерьевича разрывается от серии коротких звуковых уведомлений, но он недосягаем для внешних раздражителей. О-окей. Это уже слегка настораживает. Я же не приведение, в конце концов.
― Ладно, ― выдыхаю я и делаю неуклюжий шаг вперед.
Вот и поговорили.
― Зачем ты вернулась? ― Антон разрывает в клочья тишину низким голосом со звенящей в ней пассивной агрессией.
Я выдавливаю напряженную усмешку, больше не решаясь взглянуть на него.
― Здесь мой дом.
― Этот дом никогда не был твоим и не будет, ― орошает недружелюбным напоминанием.
Узнаю старого «доброго» Антона Куркова.
Я нервно тереблю пальцами ткань шортиков, сражаясь с желанием развернуться, забежать в свою комнату и закрыть дверь на замок, чтобы оградиться от высококонцентрированного негатива, исходящего от мрачной личности напротив.
Нетушки. В этот раз я лишу его удовольствия, вызываемого превосходством надо мной.
Его любимым лакомством были мои расшатанные нервы, а любимым развлечением ― доводить меня до крайностей и истерик, не обходившихся без морей слез. Я терпела необоснованную ненависть годами, смаковала насмешки, проглатывала обиду, не в состоянии дать отпор.
― Твой отец думает иначе, ― парирую я, нацепив на лицо улыбку милейшую из милейших. ― Он называет меня дочкой. Может, и тебе пора прекратить сопротивляться? Мы одна семья. Братик, давай жить дружно!
Скрежет зубов Антона слышен через весь коридор. Он сжимает квадратную челюсть, демонстрируя вздувшиеся желваки, засовывает телефон в передний карман и сдвигается с места. Звук его увесистых широких шагов долбит по вискам ударами кувалд.
― Не шути так, на хрен, со мной, ― процеживает Антон, остановившись в полушаге от меня.
Сглотнув, я измеряю беглым взором его внушительную величину. Вымахал-то как! В прошлом году разница в росте не казалось столь значительной. Сейчас же я едва дотягиваю макушкой до волевого подбородка.
― Мне мнение не изменилось. Я уверен, что через годик-другой твоя мать разобьет моему отцу сердце, ― делится шатен гениальным умозаключением, вдалбливая меня в пол свинцовым взглядом.
― Не равняй всех со своей матерью, ― протестующим тоном отзываюсь я, выдерживая колоссальное зрительное давление.
После моего ответа Антон клацает зубами. Ауч. Задела его за больное. Это приятно, однако. Он бесится, что я посмела упомянуть мать его всуе. Я смело смотрю в потемневшие, пылающие синим пламенем глаза и молюсь Богу, чтобы продержаться до самого конца, чтобы не сдаться и не вернуться к роли беззащитной жертвы.
― Именно ты причиняешь людям боль. Поступаешь, как твоя мать.
― Надо же, какая разговорчивая стала, ― шипит Курков, оттесняя меня к стене.
― О, ты не представляешь, насколько! ― блефую я.
Безрассудно играю с огнем. В последний раз, когда мы остались наедине, Антон…
― Любопытно, ― склонив голову набок, сводный брат медленно проводит кончиком языка по верхней губе, как хищник, облизывающийся на свою добычу. ― У тебя наконец-таки прорезаются зубки, ― присвистнув, Курков растягивает рот в оскале. ― Мне уже начинать бояться?
― Пошел ты.
Ай да умница, Таша! Ничего умнее не могла придумать? Ответила, так ответила. По-взрослому.
― Пойду, ― голубоглазый демон надвигается на меня, шаг за шагом.
― Ну и прекрасно! ― я пячусь назад.
Мы возвращаемся к прежним ролям. Он ― агрессор. Я ― жертва. Он доминирует, подавляет, обходится без слов, швыряя меня с небес на землю. Ему достаточно просто хмуро смотреть на меня исподлобья, чтобы вызывать смертельный ураган эмоций.
Я отчаянно цепляюсь за ускользающую отвагу. Моя, казалось бы, прочная броня, литая из жаропрочной стали, не выдерживает напора Антона. Доспехи крошатся в пыль, мне нечем укрыться от зрительных атак парня. Его молчание страшит сильнее саркастичных посланий.
Я закусываю щеку изнутри, стараясь не моргать. Глаза печет от подступающих слез, в носу пощипывает. Я вновь перестаю дышать. Антон чувствует мою слабость ― у него встроенный радар, безошибочно вычисляющий моменты наибольшей уязвимости.
Истязатель движется увереннее, уголки его рта, подрагивая, поднимаются выше, каждый раз, когда я громко сглатываю комок в горле. Проникновенный взгляд Куркова скользит от моих плотно сомкнутых губ к пульсирующей жилке на шее, напряженным плечам.
Мне не по себе от пристального изучения и мизерного расстояния между нами.
― Отойди от меня, ― ослабевшим голосом требую я.
― А ты заставь. Мой дом. Что хочу, то и делаю.
― Ты вторгаешься в мое личное пространство. Я на тебя в суд подам.
Звонко хохотнув, Антон щелкает меня по носу.
―
