Читаем без скачивания Останься со мной - Алёна Ершова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, барыня с верху пришла, неужто опять за правдой народной? – выдал бесхитростно мужик. — Садись, сюдой, пирожка дам. Свеежий.
Василиса отрицательно замотала головой и выскочила из отсека. Теперь предложение Смогича выглядело не столь бесстыдным. Скорее даже, вполне приемлемым.
«Ладно, сюда вернуться я всегда успею».
— Ваше предложение в силе?
Оган удивленно воззрился на чужую невесту. Стоит взведенная, как боевая пружина, лишь тронь – убьет.
— Конечно, проходите… И, если вас смущает мое присутствие, мы можем оставить дверь каюты открытой.
Василиса кивнула и заняла диванчик напротив, уместив самобраный туесок подле себя. Ее сосед распорядился об обеде на двоих и, более ни слова не говоря, уткнулся в свои бумаги.
Каюта погрузилась в тишину. Василиса не знала, чем себя занять и принялась рассматривать попутчика. Оценивающим взглядом прошлась по его долговязой фигуре, от души пожелала всклокоченной шевелюре познакомиться с гребнем и тут же поймала на языке фантомный вкус каштанов, что ей довелось пробовать в Вышграде. Сглотнула, выпуская стаю мурашек. Скользнула вниз и с любопытством отметила, что щекам, подбородку, даже длинной мужской шее нужна бритва. К концу дня они сделались заметно темнее. Зато на их фоне проявились тонкие, слегка искривленные губы. Эдакие две лакмусовые бумажки, служащие индикатором мыслей. Сейчас, например, их хозяин был чем-то раздосадован, и ямочка над верхней губой сместилась вверх и влево от носа. Маг читал собственные записи и морщился, словно слова, призванные попадать в голову, поступали туда через нос, застревали и вызывали зуд. Василиса затаила дыхание в ожидании, когда он протянет руку и потрет длинным указательным пальцем обеспокоенный чтением кончик.
Оган поднял взгляд и посмотрел в упор. Пришлось спешно делать вид, что длинношерстные облака за окном интересуют ее куда сильнее, чем недоумение разноцветных глаз.
«Это называется гетерохромия, — поспешно поправила она себя, — Когда один желтый, словно янтарь, а второй как кофейное зерно».
До чего она докатилась! Подглядывает за мужчиной. Вот даже сейчас невольно всматривается в отражение стекла, где видна рука, резво орудующая писалом. Изгиб пальцев и кисти излишне пластичен.
«И правда змеич. Текуч как вода. Интересно у него бывают вывихи?.. Слава Щурам, — Василиса поймала за хвост собственные мысли и с облегчением выдохнула, — Значит, мозг все же на месте, и это лишь исследовательский интерес. А, впрочем, чего полошиться? С какой еще целью можно смотреть на эти тяжелые брови? Они ж, словно ребенок кисть в краску обмакнул и провел по лицу небрежно, еще сильнее прибавляя ассиметрии. Зато какая цаца: “Подобные маневры были модны при дворе в позапрошлом году”. Так говорит, словно на него гроздями девицы вешаются». — Мысль эта оказалась неприятной, и Василиса спешно отгородилась от ее.
Оган почувствовал, как вновь нагрелась обережная булавка, и отложил писало. Хватит. В таких условиях просто невозможно работать.
— Мы так и не были представлены, — решил он все же завязать светскую беседу. — Мое имя вы уже знаете, а сами не назвались.
Василиса полыхнула негодованием. Не положено так! Однако гнев схлынул, стоило представить, как они сейчас в дирижабле общего знакомого искать будут? Мысль эта неожиданно позабавила. Она улыбнулась и протянула руку как это делала зачастую в больнице.
— Боярыня Василиса Ольгердовна Сабурова, — произнесла, и замерла, в ожидании понимающей ухмылки, присущей тем, кто был в курсе дворцового скандала двадцатилетней давности или к безразличному кивку далекого от придворных сплетен обывателя, но совершенно не к тому, что, приняв ее руку, попутчик склонится к уху и обволакивающим шепотом поинтересуется:
— А зачем вам очки без диоптрий, боярыня?
В нос ударил дымный запах степного пожара и жженого сахара. Близость дыхания опалила волоски на коже. Вмиг захотелось уткнуться носом в чужую шею и дышать, дышать, словно кислородной маской. Вот она магия пернатых змеев во всей красе! Василиса испугалась собственной реакции, дернулась, отчего злополучные очки сползли на нос. Не придумав быстрого и умного ответа, ляпнула первое, что пришло в голову:
— Чтоб умнее казаться.
Оган отпустил руку и скорчил такую гримасу, которая при должном воображении сошла за улыбку, если бы не была до краев наполнена злорадством разочарования.
— Куда как лучше быть, а не казаться, сударыня.
На это Василиса лишь задрала нос. Достала из туеска первую попавшуюся книгу и показательно уставилась в нее.
Попутчик громко хмыкнул:
— Серьезно?! «Травник» Ефима Лазарева? Решили борщ приворотный сварить?
— Ну, знаете что, — она шумно захлопнула мануал и поднялась. – Это переходит все границы. Князь Лазарев — превосходный ботаник, грамотный зельевар и…
— … и потаскун. Мы с ним учились в одном лицее. Удивлен, что его допустили читать лекции на женских курсах.
Василиса задохнулась. Все слова, брошенные охамевшим попутчиком, попали в цель.
***
Лазарев действительно был охоч до молоденьких студенток. По большому счету и ладно бы. Перед поступлением над каждой из них семья провела обряд погребения невесты. Девицы умерли для отеческого дома и дальше могли строить свою судьбу сами. Естественно, никто за девством их уже не следил. К Лазареву студентки сами тянулись. Кто за особым отношением шел, кто за подарком. Были даже те, кто искал ту самую. Большую и чистую. Правда от таких молодой преподаватель держался подальше. Время шло, и в один недобрый день интерес Лазарева пал на нее. Только вот боярыня Сабурова вольностей себе позволить не могла. Ибо опутана была с семи лет клятвами царскими, как мавка болотной тиной. Да и ходить проторенными тропами не любила. Где много ног, там много грязи. Потому на все предложения ответила отказом. Долго осаждать крепости князь не любил и очень скоро перешел к штурму. Грубому, как всякая мужская сила. Девичий плач, разорванный кафтан и впившиеся в лицо когти только раззадорили его. Дело бы кончилось бедой, если бы не другой преподаватель, услышавший крики. Велимир не дал случиться беде. Тут же завязался поединок чести. Зрелище не для женских глаз. Но Василиса запомнила его в мелких подробностях.
После много