Читаем без скачивания Неопознанный обиженный клиент - Александр Силецкий

Увы, придумать-то, наверное, было легко и даже сотворить — но где возьмешь клиента?

Полиглот Гриша, правда, высказал предположение, что клиент, может, никуда и не улетал — в том смысле, что отправился в какую-нибудь обыкновенную командировку здесь, на Земле. Стало быть, скоро вернется. И если существует квитанция, где определенно сказано, что заказ будет исполнен седьмого января, то отчего клиент должен пренебречь этим и не явится в указанный день?

Доктор поликармических наук Пенькин, в свой черед, развил эту мысль. Данный клиент, видно, достаточно давно живет среди нас, выполняя на Земле какую-то секретную работу, и не в его интересах особо выделяться. Одну оплошность он уже совершил, оставив след в жалобной книге. Так что, скорее всего, клиент попытается как-то загладить ошибку. А как — поглядим.

В итоге было решено: седьмого января поблизости расставить незаметные пикеты, а в самом ателье организовать дежурство — с утра и до закрытия.

Урочный день выдался пасмурный, мягкий. Снег валил, не переставая.

Дутс первым пришел в ателье и прочно обосновался в маленьком кабинете заведующей.

Сюда же понемногу начали стекаться и остальные.

Последним на черной “Волге” к мистическому дому подкатил академик Блуев — юридический руководитель всей хватательно-контактной группы.

Ожидание и неизвестность — до чего выматывают душу!..

— Были бы хоть какие-нибудь приметы, — горестно вздыхая, пожаловался Щапов. — Наряд-то всегда можно сменить… И тогда любой может вдруг оказаться пришельцем. Даже вы, товарищ Дутс. Даже я… И по документам ничего узнать нельзя. А вдруг он уже в курсе всех событий?

— М-да, — поддержал его Пенькин, — информация, хочешь не хочешь, просочилась, и теперь весь мир внимательно следит…

— А что? — невольно усмехнулся Гриша. — Тоже своего рода спортивная игра. Отлов инопланетянина. Гон спозаранку…

— Уважаемый, — дернулся всем телом академик Блуев, — не шутите так жестоко?

— И все же главное — он есть! — с готовностью заметил Щапов — Или был… Может, их на земле десятки или сотни. Наш — оплошал. А те — молчат… Но, вспомните, каждый встречал в жизни удивительных людей. Мы в таких случаях считаем: чудаки! А вдруг — нет? Вдруг эти странности как раз и есть то самое, что невозможно скрыть до конца?

— Тогда каждого второго надо брать на заметку и следить за ним до самой смерти, — мрачно возразил Дутс.

— Ерунда! — убежденно сказал Блуев. — У нас просто нет критериев, нет научного подхода к проблеме.

Дутс встал и, приоткрыв слегка дверь, в щелку заглянул в приемную.

Там, как и всегда, как и заведено, по будним дням, шла обычная размеренная жизнь ателье.

Приемщица исподволь, зорко вглядывалась в лица клиентов, с величайшим тщанием разбирала их квитанции, однако никто покуда не привлек ее пристального интереса.

Наступило время обеда.

По очереди перекусив в столовой за углом, члены комиссии снова заняли свой наблюдательный пост.

Разговоры теперь протекали вяло, и настроение у всех было, прямо скажем, ниже среднего.

В девять вечера ателье закрылось, и в кабинете заведующей появилась понурая приемщица.

— Нету, — трагически произнесла она. — Не пришел… А уж я смотрела!..

— Если он в прошлый раз учинил такой базар, — обиженно заметил Пенькин, — то тем более в указанный день обязан был пулей прилететь сюда. Я удивлен.

— А если он отбыл навсегда? — предположил Гриша. — И каким-то образом похитил с фабрики свою фифирюшу?

— Или свой фифирюшу, — вставил Щапов.

— Да теперь-то какая разница?! Взял — и похитил. Чтоб, раз оставив след, уже не попадаться. Мог ведь, а?

— Наверное, — пожал плечами Блуев. — Это все догадки…

— А пойдемте-ка отсюда, — предложил вдруг Дутс. — Время позднее, дело закончено. Прошляпили! Конечно, жаль…

Они надели шубы и шапки, простились с приемщицей и заведующей и гурьбой вышли из стеклянных дверей на запорошенную снегом улицу.

Прохожих было мало.

Фонари горели тускло, и в их свете все казалось каким-то преувеличенно большим, тяжелым и — недоверчиво застывшим, ждущим…

Блуев чопорно раскланялся со всеми, сел в свою новехонькую “Волгу” и немедля укатил.

Вслед за ним на первом же такси к себе домой отправился и Щапов. Его ждали футурологические, очень важные дела.

— Не желаете немного прогуляться? — спросил Дутс.

— С удовольствием, — кивнул Пенькин. — После эдакого бдения голова трещит. Блуев, безусловно, милый человек, но так курить!..

— Волновался, — ответил Гриша. — Ведь все мы ждали — ну, а вдруг войдет…

— Завтра будут над нами смеяться, — с досадой проговорил Пенькин. — Противникам дай только повод… Не всем, знаете, приятно, что среди нас жил инопланетянин. А может, и теперь живет, и не один. Как опознать? Выходит, не готовы мы к контакту, рано. Это обижает.

Они миновали переулок и теперь не спеша шли заснеженным сквером.

Настроение у всех было тягостное, и даже мысль, что в подлинной науке даже отрицательный результат — тоже вроде бы немалый шаг вперед, никого сейчас не вдохновляла.

— Надо будет заняться этим ателье, — неожиданно заключил Дутс. — Действительно, у них творится черт знает что. И на фабрике, и в ателье… Да, впрочем, и везде.

Он устало потер пальцами веки.

— Да, — согласился Гриша. — Плохо быть у нас клиентом. Но, если с другой-то стороны взглянуть!.. — он оживился, сам удивляясь возникшей мысли, — с другой стороны: не обхами тогда приемщица нашего клиента, а подкатись к нему эдак вежливо, с улыбочкой — он бы и не разъярился, и не стал бы жалобу писать. А так — допекла человека, унизила, вот он и оплошал. На радость всей земной науке…

Они остановились и, одиноко сгрудившись под старым бело-синим фонарем, невесело посмотрели друг на друга.

Они все понимали, только каждый — на свой лад.

Да и быть иначе не могло: случай свел их, временно соединил, и случай же — заставил друг для друга затаиться. И не для того, чтоб после прыгнуть из засады, нет. Совсем иное. Каждый с ужасом оберегал свое.

— До чего мы докатались, — произнес негромко Дутс. — Все только выгодой готовы мерять. Даже хамство оправдать готовы. И ведь пользы-то на деле — никакой. Абстракция сплошная. Но, ради нее — плюй человеку в лицо! Мы утремся, мы — выше, мы на звезды смотрим. До чего мы докатились!..

— Ну, вы несколько преувеличили, я полагаю, — возразил, нахмурясь, Пенькин. — Вот не думал, что вы пессимист Наука ведь, и вправду, дело тонкое, на многое готова… И судить ее вот так, не зная…

— Инопланетянин всем нам судия! — с довольным смехом отозвался Гриша.

В тот январский вечер инопланетянин был еще в пути. А может быть, уже и прилетел…

Только осталось от него — квитанция с невнятной фифирюшей да таинственная запись в книге жалоб…

След внеземного разума…

Убогий, право, след.