Читаем без скачивания Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней - Николай Коняев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через тринадцать дней по повелению императора из земли было отрыто тело Петра III, захороненного в Александро-Невской лавре 34 года назад, а 25 ноября произвели «сокоронование» праха Петра с телом Екатерины. Похоронили их вместе, в Петропавловском соборе.
Торопливо, как-то судорожно, словно задыхаясь от боли, отменял Павел установленные прежними императорами законы.
5 апреля 1797 года восстановлен отмененный Петром I закон о наследовании престола.
Теперь престол должен был наследовать старший сын, женатый на владетельной особе… Это порядок позволил отделить судьбу престола от борьбы дворцовых партий и придворной конъюнктуры…
Император совершал путешествия по России, учреждал банки и институты… В опалу попадали самые выдающиеся, самые могущественные люди, но снова, подобно Суворову или Аракчееву, возвращались на службу… Павел воевал с Францией, не позволяя превратить Средиземное море во французское озеро… Павел принял звание «великого магистра державного Ордена святого Иоанна Иерусалимского»…
Можно по-разному оценивать поступки Павла, сколь бы сумасбродными не рисовались они в воспоминаниях дворян-крепостников, но очевидно, что это первый русский император, который попытался ограничить всевластие дворян. Барщина при нем была сокращена до трех дней в неделю, крестьян было запрещено продавать без земли, отменили хлебную подать с крестьян. И разве не символично, что именно в правление Павла умирает в тюрьме помещица Дарья Салтыкова – печально знаменитая Салтычиха, что со сладострастием истязала своих крепостных?
Ограничение дворянских вольностей не могло прибавлять симпатии к Павлу у офранцузившихся и англизировавшихся крепостников, и именно за это и был он убит и оклеветан после смерти. Но о правлении Павла надобно судить не по лживым свидетельствам убийц, а по конкретным делам.
Сейчас очевидно, что Павел – первым из Романовых! – попытался выправить отношения династии с православием. При Павле основываются Духовные академии в Петербурге и Казани, и – самое главное! – при Павле делается первая попытка преодолеть раскол не только в русском, разделенном на господ-крепостников и рабов-крестьян обществе, но и в самом православии. В 1800 году вводится так называемое «единоверие» – компромисс между официальной церковью и староверами, делается первый шаг к прекращению гонений на древнее русское благочестие…
И вот – как только совершилось это! – посреди ночи, в спальню императора ворвались заговорщики.
Граф П.А. Пален и князь П.А. Зубов потребовали от Павла отречения. Император отказался…
И тогда в спальню вошли офицеры Яшвиль, Горданов, Татаринов, Скарятин. Как свидетельствовал один из очевидцев, «заговорщики, сзади толкая друг друга, навалились на эту отвратительную группу, и таким образом император был удушен и задавлен, а многие из стоящих сзади не знали в точности, что происходит».
Как только все было кончено, граф П.А. Пален вместе с офицерами-убийцами отправился доложить цесаревичу Александру о «скоропостижной смерти» императора.
– Батюшка скончался апоплексическим ударом! – объявил Александр. – При мне все будет, как при бабушке.
– Ура! – закричали в ответ убийцы.
Так был убит император Павел.
Так была сорвана первая попытка преодоления раскола в обществе и Церкви. Следующую попытку предстоит сделать самому Александру…
Когда убили императора Павла, крестьянскому мальчику Дамиану Кононову исполнилось пять лет.
Увечье отделило его от сверстников. Он не участвовал в детских играх, лишь со стороны наблюдал за забавами деревенских мальчишек.
– Аз окаянный и многогрешный… помню, что когда еще был весьма мал, то очень дик был, так что и людей боялся… – скажет игумен Дамаскин многие годы спустя.
Родители Дамиана были неграмотными, но нашлись в Репинке грамотеи, которые читали Евангелие и Жития Святых. К такому грамотею сапожнику Артемию и определили Дамиана, когда он подрос и надобно стало пристраивать его к инвалидному труду.
Встреча с Артемием, который много «разговаривал от Божест-венного писания», переменила жизнь Дамиана. «Человеколюбивый Господь Своим Милосердием вдохнул в сердце мое благодать Свою… И манием Вседержителя, стал я немного в себе размышлять…»
А теперь, отвлекаясь от частной жизни крестьянского подростка-калеки, вспомним, что происходило в эти годы с Россией.
Александр I, взойдя на престол, возвратил на службу многих сановников, выгнанных отцом. Какой-то шутник написал тогда на воротах Петропавловской крепости: «Свободна от постоя».
Милости и все новые и новые свободы так и сыплются на головы подданных, которым Александр в манифесте обещал «доставить ненарушимое блаженство». Одна за другой возникают в Петербурге новые масонские ложи. Государь счел возможным разрешить одной из них быть названной его именем – «Александра благотворительности к коронованному Пеликану». Все говорят о предстоящих реформах. Даются льготы духоборам, открыто проповедует основатель секты скопцов Кондрат Селиванов…
Но это с одной стороны…
А с другой – все эти годы идет в императоре Александре I напряженная духовная работа, он посещает православные монастыри, беседует со старцами, молится…
Как-то причудливо, но очень точно повторяется эта двойственность в тех бесконечных, изнуряющих страну войнах Александра I с Наполеоном.
Аустерлиц… Прейсиш-Эйлау… Наконец – Тильзит и короткая передышка перед нашествием «двунадесяти языков», перед Отечественной войной 1812 года, когда снова, как во времена Святой Руси, полки генерала Д.С. Дохтурова, прикрывавшие отход от Смоленска русской армии, уходили из города, унося Чудотворный образ Смоленской Божией Матери…
Все эти события тоже «размышления в себе»… Только это размышления всей России, пытающейся вопреки соблазнам найти свой путь, и находящей его, и снова теряющей его…
О многих этих событиях, скорее всего, и не слышали в тверской деревушке Репинки… Но о нашествии «двунадесяти языков» не слышать не могли. И, конечно же, чудесное избавление от врага, в котором так зримо проявилось заступничество за Россию Божией Матери, не могло не найти отклика в душе Дамиана.
Он тоже одерживает победу. Победу над собственной немощью…
Случилось это так…
Разгорающаяся в сердце инвалида-подростка благодать Божия помогла Дамиану преодолеть отчаяние и приступить к поиску своего пути…
Первоначально этот путь увиделся крестьянскому юноше в судьбе нищих странников-богомольцев… Летом 1816 года Дамиан уходит с ними на богомолье в Киев.
Выбор места паломничества был отчасти вынужденным.
Весь 1816 год бунтовали военные поселения в Новгородской губернии, и путь к северным монастырям оказался перекрыт… Но это только одна причина, по которой был выбран Киев. Другая – в давних, исторических связях Старицкого уезда с Киевом. Ведь и сам Успенский Старицкий монастырь был основан пришедшими «из киевских пещер» иноками Трифоном и Никандром. И существовала, как нам кажется, и третья – мистическая мотивировка.
Святой апостол Андрей Первозванный, как свидетельствует предание, стоял на днепровских кручах, где предстояло подняться Киеву. Отсюда двинулся он на север и достиг Валаамских островов.
Киев и Валаам – два центра, из которых, независимо друг от друга – вспомните преподобного Авраамия, крестившего язычников ростовской земли! – распространялось по Руси православие. И промыслительно, что прежде чем сделаться игуменом на Валаамских островах, побывал Дамаскин в Киеве, где уже поставлен был тогда памятник святому равноапостольному князю Владимиру, поклонился киевским святыням православия…
В 1816 году Дамиану перевалило за двадцать, и он был калекой. Помогать по хозяйству он не мог, иначе не отпустили бы его родители на богомолье в страдную пору, когда, как метко заметил писатель-этнограф С.В. Максимов, «крестьянин перепутан работами, как сетями. В одно и то же время столько дела, что и перекреститься некогда»…
И вот происходит чудо исцеления немощного калеки!
Едва Дамиан пустился с богомольцами в путь, как «почувствовал облегчение ноги, а в Киеве у угодников Божьих получил совершенное излечение и возвратился домой здоров».
Оговоримся сразу, что хромота сохранилась и от нее избавиться не удастся. Но и прекращение острой боли служило великим утешением для Дамиана, уже свыкшегося с нею. Кроме того, и для него самого, и для близких чудесное исцеление явилось знаком правильности избранного пути.
На следующий год Дамиан снова отправился на богомолье. Теперь – военные поселения были усмирены! – на Север, в Соловецкий монастырь.
«В 1817 году освободили меня идти к Соловецким Чудотворцам и пошел я один с Господом, и Он сподобил меня побывать. Возвращаясь обратно, весьма пожелал я побывать на Валааме».