Читаем без скачивания Грамота самозванца - Андрей Посняков

– Входите… Сейчас я зажгу свечи.

Послышался стук кресала – Лавицкий высекал огнивом искру. Наконец потянуло паленым… Зажглись три свечи в бронзовом подсвечнике, стоявшем на небольшом столе. Ярко, нестерпимо ярко, так, что на миг стало больно глазам! Или – это просто с непривычки, с темноты?

– Ну, и где ваш брат Гилберт? – недовольно осведомился нунций.

– Ожидает за дверью, монсеньор.

– За дверью? Ну так пусть войдет!

– Войди, брат!

Скрипнула дверь, и на пороге возникла высокая фигура в коричневатой рясе бенедиктинца с накинутым на голову капюшоном.

– В помощь вам святая дева Мария, – откинув капюшон, низко поклонился монах. Высокий, мускулистый, сильный. Молодой – вряд ли старше тридцати. Рангони с любопытством всмотрелся в угрюмое, даже несколько фанатичное лицо. Квадратный волевой подбородок; крупный, с горбинкой нос; кустистые, нависшие над глубоко запавшими глазами брови. Тонкие, пожалуй, слишком тонкие для столь широкого лица, губы усиливали впечатление мрачной силы, чему способствовала и прическа монаха – тот был абсолютно лыс.

– Ты звал меня, брат, – посмотрев на Лавицкого, негромко промолвил монах. – Я пришел.

– Я хочу разрешить тебе паломничество, брат Гилберт, – улыбнулся иезуит. – То самое, о котором ты очень просил.

В глубоко запавших глазах монаха промелькнула на миг бурная радость. Промелькнула и тут же погасла – брат Гилберт, несомненно, умел владеть собой.

– Да благословит тебя Господь, брат! – Монах поклонился. – Я готов отправиться в путь хоть сейчас.

– Отправишься, – усмехнулся Лавицкий. – Заодно – выполнишь мое поручение.

– Приказывай. И не сомневайся в успехе!

Иезуит перевел взгляд на нунция, и тот поставил на стол небольшую шкатулку:

– Эту вещь надо надежно спрятать в одном из аббатств Нормандии. И оставаться рядом, присматривать, ожидая посланца.

– Не такая уж и трудная задача, брат… э…

– Можешь называть меня – монсеньор.

– Монсеньор?!

– Именно. – Лавицкий строго взглянул на монаха. – Подробные инструкции получишь от меня позже. Помни – за то, что находится там, – он кивнул на ларец, – ты отвечаешь даже не головой – душою!

– Я исполню все! И так, как будет приказано. – Монах снова поклонился.

– Ты француз? – неожиданно спросил Рангони по-французски.

– Да, француз.

– Тогда почему – Гилберт? Лучше зваться – Жильбер!

– Именно так меня и зовут братья, монсеньор.

– Ты бенедиктинец?

– Я служу ордену Иисуса! – с затаенной гордостью ответил монах.

– И, видит Бог, служит неплохо, – с улыбкой пояснил Лавицкий.

– Что ж. – Рангони тоже улыбнулся. – Ты произвел на меня неплохое впечатление, брат Жильбер. Ступай же и исполни все в точности. Знай, ты получишь за это сторицей не только на том свете, но и на этом. Думаю, несомненно найдется монастырь, которому потребуется именно такой аббат, как ты, брат!

Монах с достоинством поклонился и, испросив разрешения, поцеловал руку нунция.

– Благословляю тебя, брат! – на прощанье перекрестил его Рангони. – И да поможет тебе Святая Дева.

Шаги удаляющегося монаха застучали по лестнице.

– Я передам ему ларец утром, вместе с инструкциями, – тихо пояснил иезуит. – Брат Жильбер – верный человек и исполнит все в точности.

– Не сомневаюсь, брат. А что за аббатство ты подобрал?

Оглянувшись на дверь, Лавицкий нагнулся к самому уху нунция, прошептал.

– Ого! – изумился Рангони. – Поистине, этот монастырь – самая неприступная крепость из тех, что я знаю! Да благословит нас Иисус, аминь!

– Аминь, – негромко повторил Лавицкий.

Грузно спрыгнув с лестницы, брат Жильбер накинул на голову капюшон и быстро пошел к воротам. Какой-то бородач, из тех, что возились с навозной кучей, метнул ему вслед быстрый взгляд и, что-то бросив напарникам, крадучись зашагал следом…

А папский посол, монсеньор Александр Рангони, вернулся домой в приподнятом настроении. Слава Пресвятой Деве, дело, кажется, сладилось – компрометирующие «ин ператора» документы будут находиться в столь хорошо укрепленном месте, что лучше и желать нечего! И, в общем-то, не столь уж далеко. Нунций закрыл глаза, представив себе неприступные скалы, беснующиеся волны и ветер, пронизывающий и злой. Да-да, именно так: скалы, волны и ветер. Волны и ветер.

Глава 1

Дружеские предложения

Когда окоем

Мы, как жемчугом,

Расцвечиваем стихами,

Пусть тот, кто живет,

Не зная забот,

Не скалит зубы над нами.

Иван сдвинул шляпу на затылок, а затем, подумав, кинул ее в траву. Крупные капли пота тараканами сползали по лбу, текли по щекам и шее. Совсем по-летнему, немилосердно палило солнце, на блекло-синем небе ни облачка, ветки вязов, росших у самых стен аббатства, застыли недвижно в знойном полуденном мареве – ни ветерка, ни малейшего дуновения, даже листья – и те не шевелятся. Жарко.

– Оп! – Жан-Поль играючи подбросил вверх шпагу и, ловко поймав ее за эфес, шутливо поклонился Ивану. – Продолжим, месье?

Иван стиснул зубы и улыбнулся:

– Продолжим!

Кажется, ни жара, ни сам черт не брали этого хитрого нормандца – Жан-Поля д’Эвре – потомка измельчавшего и обедневшего дворянского рода. Жилистый, худой и верткий, Жан-Поль не очень-то походил на потомков викингов – нормандцев, скорее являл собой тот чистый тип француза, что так любят описывать путешественники. А вот волосы его – белые, словно выгоревший на солнце лен, – вот они-то как раз и были вполне нормандскими, северными, чем Жан-Поль очень гордился.

– Ну, Жан? – Нормандец улыбнулся, выписал в воздухе свое имя кончиком шпаги. – Хочу показать тебе еще пару приемов. Хотя ты недурно фехтуешь, недурно для поляка или русского… Но – не для француза, мой друг! А ну, готовься к атаке! Оп-ля!

Молнией сверкнул клинок. Раз-два… Чуть подавшись назад, Иван едва успел отразить натиск и тут же сам ринулся в атаку, стараясь выбить оружие из рук насмешливого соперника. Смейся, смейся, Жан-Поль! Не так-то легко вывести из равновесия русского служилого человека, с детства знакомого с оружным боем.

Раз! Длинный выпад…

Два! Укол…

Нет, мимо! Увернулся-таки чертов нормандец.

– Стоп, Жан!

Д’Эвре опустил шпагу и покачал головой:

– Ты хорошо бьешься, но почему-то забываешь о кинжале в своей левой руке! Отбивай удары не только шпагой… Тут целый простор для разного рода комбинаций, сказать честно, даже я знаю далеко не все, хотя и посещал фехтовальную школу, да и мой покойный батюшка тоже кое-чему меня научил.

– Plus lentement, s’il tu plait. – Помотав головой, Иван выдавил из себя французскую фразу. – Помедленнее, Жан-Поль. Все ж таки я еще не настолько хорошо знаю французский, чтобы понимать все, что ты только что протрещал.

– Ага, понял. – Нормандец кивнул. – Я говорю – почему ты не пользуешься кинжалом?

– Забываю, – честно признался Иван. – Знаешь, у себя на родине я привык действовать палашом, саблей… шпагой как-то не приходилось, лишь чуть-чуть пробовал. И вот эта пара, «шпага – кинжал», пока вызывает у меня затруднения.

Жан-Поль расхохотался и хлопнул приятеля по плечу:

– Не переживай, Ив-ван, ты очень понятливый ученик. К тому же и учитель у тебя – хоть куда!

Нормандец с притворной гордостью выпятил грудь:

– Сказать по секрету, ты бьешься куда лучше своих друзей – Ми-ти и Про-хо-ра… О, у вас, русских, такие трудные имена!

Иван утер пот рукавом рубахи.

– О! – Жан-Поль отбросил в сторону шпагу и вытянулся на траве, раскинув в стороны руки. – И в самом деле – жарко. Вот что, Ив-ван… А давай не пойдем сегодня на лекцию! Ну его к черту, этого занудливого богослова Мелье! От его муторных речей мне почему-то всегда хочется спать.

– Мне тоже, – улыбнулся Иван.

– Вот видишь! – обрадованно встрепенулся нормандец. – Так прогуляем?

– Хм… – Иван задумался.

Прогуливать лекции в университете, конечно же, не хотелось, не для того их послал во Францию государь Борис Федорович… Впрочем, не их послал, а совсем других юношей, вместо которых – так уж вышло – уехали Иван с друзьями. Волею обстоятельств, спасаясь от страшного предательства и смерти. Французский посланник Андрэ де ля Вер был очень доволен юношами и честно доставил их в Париж, пред очи короля Генриха – Анри, как называли своего властелина французы. Бородатый и волосатый Генрих оказался весьма смешливым и склонным к решительным действиям, враз определив ребят в Сорбонну, как и просил царь Борис в сопроводительной грамоте. И вот уже с осени Иван, Прохор и Митрий – студенты юридического факультета Сорбонны. Владевший французским языком Митрий еще в пути обучал говорить сотоварищей, в чем преуспел, по крайней мере, в отношении Ивана. Что же касается Прохора – бывшего молотобойца и знатного кулачного бойца, – то тому иностранная речь давалась с большим трудом, что, впрочем, отнюдь не мешало ему подмигивать зеленщицам, цветочницам и прочим парижским «les femmes», добиваясь вполне определенных успехов.