Читаем без скачивания Картошка и саксофон - Ирина Белояр

Там — еще одна комната, такая же, как эта.

В той комнате тоже придется искать дверь…

Я сидел на лавочке, пил пиво и медитировал на голубей. Это вам уже известно. Ну так вот, я не один там сидел, только не сразу заметил. Когда заметил, спросил:

— Дед, как по-твоему, зачем возникла Вселенная?

— Рыбки хочешь? — с готовностью откликнулся дед.

— Давай.

— Это не покупная рыбка. Зять на Волге нарыбачил.

— Здорово.

— Может, ты и водки хочешь?

— Водки не хочу, жарко. Ты про Вселенную не ответил.

— А чего про нее отвечать? Вселенная — сон, который снится Создателю. Это из дзэн-буддизма, кажется. А может и не оттуда. Не помню.

— Ну, ты даешь, дед!

— Это ты даешь. Далась тебе Вселенная. С бабой поругался или с работы уволили?

— И то, и другое. Ясновидящий, что ли?

— Да нет. Просто давно живу.

Мусорная птица голубь пришла выяснить — а чего это мы тут жуем?

— Я музыкант, дед, понимаешь. А не торгаш. И торгашом быть не хочу.

— Чем торгуешь?

— Уже ничем.

— А раньше?

— А раньше… чем только не торговал. Шмотками, дисками, пластиковыми стаканчиками. Дисконтными картами еще торговал. Фишка такая: сначала тебя обдерут как липку, а потом с отобранного тебе же скидку сделают.

— Молодцы, — уважительно кивнул собеседник.

— Никогда не покупай дисконтные карты, дед.

— Не буду.

— Правильно.

— А ты чем-нибудь другим торгуй.

— Не хочу.

— А чего хочешь?

— Музыку играть.

— Музыку не едят.

— Музыкой дышат.

— А воздухом сыт не будешь.

Около нас крутились птицы, кошки и собаки — все чего-то хотели: то ли есть, то ли музыку играть…

— Так ты мне скажешь, зачем вся эта херня возникла?

— Ну, если настаиваешь… Была у Бога и Дьявола общая игрушка — прозрачный шарик, посередине разделенный диском. А игра заключалась в следующем: Бог делает — Дьявол переделывает. У кого лучше получится.

— Ага.

— Дьявол все время проигрывал, потому как Бог создавал быстро, а тот за ним не успевал. Вот он и решил сыграть ва-банк. Внушил одному человеку мысль, что на самом-то деле Земля не плоская, а круглая, а вокруг нее не твердые небеса, а целая бесконечная Вселенная. Человек призадумался — и шарик вывернулся наизнанку.

— Одной силой мысли? Вот это да!

— Тогда ж духовное было определяющим, это потом все наоборот стало. Шарик вывернулся наизнанку, Земля — круглая, вокруг нее — остальной материальный мир, а Бог с Дьяволом оказались внутри. Поэтому теперь у нас сознание — внутренняя особенность материи. И назад — никак.

— Значит, Вселенная возникла, потому что Дьявол захотел переиграть Бога?

— Значит, так.

— По ошибке, стало быть.

— Понравилась тебе сказка?

— Нет.

— Тогда сочини такую, чтобы понравилась.

— Я не хочу сочинять. Я знать хочу.

— Человек знает только то, что сам сочинил. А больше ничего знать нельзя. Бог-то ведь внутри, а не снаружи.

— Солипсист несчастный.

— Не выражайся… Захотел любить — придумал любимую. Захотел ненавидеть — придумал врага. Чего придумал, тем и живет.

— А если ничего не придумал?

— Тогда не живет.

— Я мыслю — значит, существую… А тебя самого-то устраивает притча, которую ты сочинил?

— Да у меня их много.

— Чего ж ты мне эту рассказал? Получше не нашлось?

— Прятаться ты любишь. Расскажу получше — спрячешься в нее. А в эту не захочешь.

— Вредный ты тип, дед.

Он поднялся со скамейки. Помолодел, стал выше ростом. И на кого-то очень похож… на меня, елки-палки!

А чего ж я хотел, беседуя с собственным зеркалом?

«Я люблю тебя все-таки.

Почему-то мне кажется: чтобы ни произошло в жизни с нами обоими — умирать я буду у тебя на руках. Всегда вот так:

— Как у вас дела?

— Да разошлись, сколько можно.

— Хи-хи… опять?

А потом и хихикать перестали…

Ты возвращаешься, когда мне плохо. Ты возвращаешься, когда нужен. А потом становится еще хуже.

В позапрошлом году. Я подошла — ты стоял и смотрел в окно — и уткнулась лицом между лопаток. Я никогда не доставала выше лопаток, даже на каблуках.

Ты в ту ночь назвал меня не моим именем. Не знаю, заметил ли ты, что я совершенно искренне ничего не заметила.

В прошлом году. Я ходила по улице, прожигая панораму горящими глазами. Я сшибала мебель и нечаянно ломала металлические ложки, и все было потрясающе здорово… а когда он закрыл за собой дверь, занесла его номер в черный список — и вечером позвонила тебе. Но ты был пьян.

Мы провозились всю ночь: оба очень хотели, чтобы чего-нибудь получилось, но ни черта не получилось, ни у тебя, ни у меня.

Дело не в тебе. И не во мне. Просто выдохлись. Исчерпали друг друга. Уже не сможем друг друга вытащить, только утопить.

Иди к черту. Считай, что я опять бегаю по улицам, прожигая панораму горящими глазами и прочее. Не звони мне. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра…

Я сама тебе позвоню.

Крепко целую.

Твоя».

— …КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ОПЯТЬ РЕФЛЕКСИРУЕШЬ?! ВТОРОЙ ЭТАЖ ПРОЛЕТЕЛИ, ТЫ ЧТО — БЕССМЕРТНЫЙ??????????

— С ума взбеситься можно. Так прямо взял — и моргнул?

— Чтоб я сдох.

— Не нааадо… подыхать. А вот я попробую?

— Э! Не стоит.

— Да ладно, я одним глазком, — Ольга наморщила лоб и уставилась — одним глазком — в деревянные глаза деревянного истукана. С минуту покачивала головой вправо-влево, потом разочарованно заявила:

— Не хочет.

— Я пошутил.

— Тыыыы!

Большая, мягкая, якобы сердитая кошка прыгнула — я оказался на кушетке навзничь и укушенный.

— Ты все врал.

— Да.

— Не было никакого наваждения.

— Не было.

— И никаких джунглей не было.

— Никаких.

— И Африки никакой не было.

— Ее вообще не существует.

— Вот именно… что? Африка есть! Опять врешь?

— Нет.

— Она на карте нарисована!

— Это другая Африка. В которой я был, той не существует. Правда.

Танюха улыбнулась:

— Ну вас на фиг.

— Пральна. На фиг его.

— Да нет, я думаю — не врет. Состояние нужно особое.

— Ага. Травки хочешь?

Танюха молча слезла с дивана и подошла к истукановой морде. Эта морда мне снилась по ночам, в красном мороке вставала перед глазами, когда я был возбужден или рассержен. Я имел неосторожность посмотреть на нее (ох, уж этот апломб цивилизованного идиота!) два года назад. А ведь предупреждали старики: не надо…

— Не надо, Тань.

Она хмыкнула:

— Знаешь, что я думаю?.. Так ведь не бывает, чтобы только приобретать. Что-то находишь — что-то теряешь…

— Бывает! — заявила большая мягкая кошка. — Я вчера пятьдесят баксов нашла. На газоне. И не потеряла ничего.

— Не может быть! — я потянул зубами ее рукав. — Ты потеяла, пвошто ишо не жнаешь!

— …так вот: интересно, что мы потеряли, когда перестали быть каннибалами?

— Танькаа! Э, ну тебя, — Ольга задом, на четвереньках отползла в дальний конец дивана.

…Перед глазами у меня встала пляска тел, в ушах застучало сердце, во рту появился вкус крови, зашумело в голове…

…холодная вода в лицо.

Татьяна — с пустым стаканом в руке — смотрела мне в глаза. Изучающе так смотрела.

Не знаю, почему он выбрал меня.

Я только помню, что стоял над обрывом. Маленький осьминожек сердца рос, раздувался, раздвигал ребра, выбрасывал огненные щупальца, опутывал ими тело и пространство вокруг тела, хлестал воздух плетьми щупальцев, поджигал мозг, хватался за космос… Хотелось лететь и петь во все горло что-нибудь разухабистое, хотелось кого-нибудь убить — или умереть самому…

И когда я заглянул в глаза идола, то увидел в них свое отражение. В тот момент мы были чем-то одним… так мне казалось.

Мимикрия хищника, ожидающего жертву.

— А тепееерь! Я буду тебя топить, а ты будешь меня спасать.

— А может, наоборот?

— Нет. Я сказала, — Ольга опрокинула меня в бассейн. В горле — вода, во рту — мокрые волосы, я закашлялся, твердый прохладный сосок прикоснулся к щеке, пляска тел перед глазами, стук сердца в ушах, вкус крови во рту, в голове зашумело…

— Ааааа!