Читаем без скачивания Без пощады - Александр Зорич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно, как объяснит двуличная свинья Шапур мое исчезновение перед нашими? Ведь весь лагерь знает, что Ферван куда-то увез меня на вертолете! На фоне недавней гибели Злочева пропажа лейтенанта Пушкина должна наших взбесить! Ох, дождутся клоны настоящего бунта – и конец нравственному просвещению…
Когда я примерно через час вылез по каменному развалу на плато, оставив Карниз далеко внизу, я с разочарованием придумал для Фервана и двуличной свиньи Шапура великолепную версию. Фервану достаточно официально заявить, что я сбежал от него в долине Стикса. А он не стал меня преследовать, потому что условия не позволяли.
Какие условия? Ну, там… аномалия, как обычно. Блуждающий триполярный головоотрыватель, например.
Да Ферван вообще может рта не раскрывать! Достаточно будет, если Шапур толкнет соответствующую речь на вечернем построении.
«А мы вас предупреждали, господа: при попытке к бегству стрелять не будем, но тогда никто не узнает, где ваша могила. У нас нет ни времени, ни желания, рискуя жизнями ашвантов, ловить ваших недисциплинированных офицеров», – при такой аранжировке фактов к Шапуру никаких претензий не предъявишь.
От этой мысли я так рассердился, что даже не стал отдыхать после подъема. К тому же мой воинский дух был с самого утра возвышен стараниями Покраса и Мухарева!
Привязавшись к солнцу и приметной скале над обрывом, я засек направление строго на север. Прочитал громко, с выражением «Отче наш» – и пошел.
На исходе третьих стандартных суток я достиг Стикса.
Бояться чего-то? После длиннющей ночи, проведенной на Глаголе под открытым небом, я уже свое отбоялся, братцы…
Я шагал не таясь, широким шагом, сняв для разнообразия ботинки. Почва здесь была ровная, глинистая, лишенная густой растительности и, следовательно, потенциальных опасностей в виде копошащихся в траве псевдозмей, квазинасекомых и гребенчатых скорпионидов (прописаны на Трайтаоне; «восемнадцать» по 20-балльной шкале биологических опасностей).
И пить, и есть мне уже давно перехотелось, точнее сказать – забылось, как это бывает.
Желудок скукожился до размеров грецкого ореха. Язык отсох, в ушах стучало, ступни опухли.
Я подошел к каньону, лег на край, заглянул вниз.
– Ндааа… – сказал я вслух, в основном ради того, чтобы доказать себе, что какой-то там отросток во рту еще в состоянии шевелиться.
«Сказал» – это я себе льщу. Проскрипел.
Вода в каньоне отсутствовала. Ну то есть совсем. Обычная, земная речка, пересыхающая во время жаркого сезона, оставила бы после себя лужи или по крайней мере темные пятна влаги. А здесь не было ничего, кроме сухих камней и столь же сухой глины.
– Не соврал… козел… – продолжал я свои незатейливые размышления, имея в виду Фервана. – Стикс-Косинус спрятался… А какой у него период?..
Немного подумав, я хихикнул:
– Два «пи» у него период… два «пи»…
Еще некоторое время мне потребовалось, чтобы вспомнить: я всего лишь вышел к Стиксу. Но это не значит, что, попади я в нужный мне полупериод Стикса-Косинуса, то увидел бы нормальную воду! Не-ет, подо мной – невидимая, но густая Муть. И вода здесь текла бы тугими жгутами серого напалма…
Я сел, свесив ноги с обрыва. При этом меня так качнуло, что я чуть не свалился вниз.
– О-отставить…
Разумно было бы, конечно, ракоходом отползти на заднице подальше от края. Но лейтенант Александр Пушкин не нанимался вести себя разумно! Лейтенант Александр Пушкин, если хотите знать…
На меня вдруг навалилась такая усталость, что я едва не заснул прямо там, где сидел. Бодрый марш-бросок от места последней ночевки до Стикса меня, кажется, добил.
– Хоть и не нанимался… но лучше бы все-таки разумно, – пробормотал я и, осторожно встав на четвереньки, отошел в сторонку от обрыва.
Отчего-то вспомнился Меркулов с его бредовыми идеями побега.
– Ну и что, родной? – Я скривился в недоброй ухмылке. – Вот сидишь ты здесь… фляжка пуста, галеты закончились… Какие перспективы?.. Дожидаться появления нашего десанта?.. Лет этак сто?.. Дурак ты, товарищ капитан-лейтенант…
«А ведь это конец всех надежд, – тут же завелся внутренний голос. – Настоящий конец. В лагере можно было утешать себя тем, что внезапно откроется возможность побега… Захватить вертолет и заложников… Прилететь в космопорт… Завладеть кораблем… Взлететь… Пробиться в открытый космос… Да, сорвется, да, не получится! Всегда найдется сотня неучтенных обстоятельств… Но ты погибнешь в бою, а если повезет – даже с оружием в руках! А теперь, Пушкин, считай, что побег тебе удался… Забудь о Ферване, забудь о Шапуре. Представь себе, что ты вырвался с лагерного плато, окруженного, смертоносными слоями Мути! Сделал то, что оказалось не по силам Злочеву… А теперь почитаешь за высшее благо снова вернуться в лагерь за глотком чистой воды… Ты не знаешь, как распорядиться свободой! Потому что на этой планете «свобода» означает «смерть». Клоны победили тебя, Пушкин… И притом два раза, ведь до лагеря ты никогда не дойдешь… У тебя уже нет сил».
Хорошо, что я пригорюнился и перестал болтать в полный голос. Потому что в противном случае я никогда не расслышал бы звуки у себя за спиной. Звуки тихие и однообразные, будто котенок драл когтями клубок шерсти.
Я оглянулся.
Курица!
Не большая и не маленькая, не тощая и не тучная, не белая и не черная… Курица!
Обычная птица курица!
Курица вульгарис!
Ням-ням!
Игнорируя мое присутствие, рябая скребла лапой клок травообразного растения и ловко выклевывала из него невесть что (семена?).
– Не-ет. – Я хихикнул. – Иди прочь отсюда… и возвращайся жареной!..
Глазам своим я не поверил. Обычная ли это галлюцинация или новый спецэффект планеты, телепатически воспринимающий и отображающий визуально тайные вожделения незваного гостя? Разница – чисто академическая.
Ну откуда взяться посреди голого нагорья курице из плоти и крови? Она что – тоже манихей? Или замаскированный егерь «Атурана»? Акселерированные птицы осназ! Вроде братца Лиса и братца Кролика!
Я пожал плечами и отвернулся.
«Пушкин, не сходи с ума, – строго приказал я. – И забудь о жратве! Нет никакой жратвы в мире, это поповские сказки, понял? Враждебная идеология! Русские пилоты питаются солнечным светом и мировым эфиром! По праздникам получают флогистон и люксоген, но праздник был три дня назад».
Звуки прекратились, что укрепило мою уверенность в идеалистической природе «курицы».
– Так называемой курицы, – с расстановкой, наставительно сказал я и полез за сигаретами.
Оба нагрудных кармана, однако, оказались пусты. «Ах, ну да…»
Я запустил руку в правый карман форменных брюк. Сигарет не нашлось и там, зато пальцы мои наткнулись на твердые шарики, которые показались мне неестественно теплыми.
«Да не „шарики“, балда! Это камешки, которые ты нашел у Злочева!»
– Логично… Камешки… Я достал несколько штук. – Камешки как камешки…
К этому глубокомысленному выводу я уже приходил дважды. Один раз – еще там, на тропе, рядом с раненым лейтенантом. Второй – в бараке, разглядывая камешки украдкой под одеялом.
Оба раза, правда, на них не падали прямые солнечные лучи…
После чего я отложил их до лучших времен. Слава богу, не в тумбочку, а обратно в карман. Весили они всего ничего, места занимали мало…
Камешки? Как бы да, но не совсем обычные…
Во-первых, они почему-то нагрелись. Как я раньше не обратил на это внимания? Может, повышение температуры произошло вот только что?
Во-вторых, на солнечном свету их шершавая поверхность проявила сеть тонюсеньких стеклянистых жилок.
«Подумаешь минера-ал… Лучше бы фруктовый сахар!»
Я призадумался, так ли уж они мне нужны, эти камешки.
«И так ли безопасны? А вдруг они банальным образом радиоактивны? Или ситуационно радиоактивны? Если верить Фервану, именно на ситуационной радиоактивности работают детекторы гросов…»
Я решил впредь таскать с собой только три штуки, а остальные закопать здесь.
Но «подумаешь минерал» стремился остаться в центре моего внимания всеми силами. Камешки дрогнули и поползли по ладони…
Я испугался (любой бы испугался!) и стряхнул их наземь. И вот, будто железные опилки под воздействием магнита, камешки, перекатываясь по земле, сложились в стрелку, похожую на журавлиный клин. Правда, опилки в школьном опыте распределяются совсем не так, не по прямым линиям… Впрочем, и в моем случае обе линии, образующие крылья клина, на самом деле не являлись геометрическими прямыми. Они были слегка искривлены, и, если их мысленно продлить, точка пересечения находилась довольно далеко у меня за спиной.
Мне стало интересно, где именно пересекаются линии.
Я поднялся, огляделся и сразу наткнулся взглядом… на ту же курицу! До нее не было и двух шагов!
Конечно, я ее напугал. Пару раз подскочив и вяло взмахнув крыльями, она удалилась на безопасную дистанцию.