Читаем без скачивания Газета День Литературы # 133 (2007 9) - Газета День Литературы

– Кстати, как это случилось?

– Это было так. К нам в Союз театральных деятелей приехала профессор Кристин Линклейтер. Ну, у нас же обмены всегда были, и, сколько мы ни видели показов техник, они все плюс-минус были одинаковы. Всё это традиционное образование всегда занимается одним – создаёт стереотипы хорошей речи. Есть стереотипы и их надо навязать человеку, у которого их нет. Но ведь при этом требуется ещё и жизнь в этих стереотипах! Наши актеры ведь всегда считались лучшими. Почему? Они умудрялись совместить невозможное: сохранить стереотипы, да к тому же вот этой своей кровью и потом превозмочь их! Чехов говорил: Станиславского можно было бы возненавидеть, если бы не знать, что он сам так же мучается. То есть он знал, что необходимо видеть и слышать на сцене, – но как это сделать, не знал. Поэтому он вопил: ты не видишь! Ты не слышишь! И месяцами они все бились над этим. И вот это – видеть, слышать – до сегодняшнего дня не было описано. И только сегодняшние высокие технологии этот алгоритм могут запустить. И вот со всем этим я и пришла смотреть Кристин Линклейтер. Она оказалась женщиной очень своеобычной – малоконтактная, достаточно амбициозная. И она нам быстро, за пять минут показала свою технику. И вдруг я услышала… Меня абсолютно поразил тогда живой звук её голоса! Я в этом звуке не могла понять – что она делает, почему у неё такая живая речь? Это не была поставленная актёрская техника и это не была речь ремесленника, который всё делает правильно. Но это не была и необработанная речь. Но как она это делает – ухватиться за это было невозможно! Вот знаете, сейчас пишут – живое пиво, или даже живое мороженое. Я все думаю, что это такое – неужели сейчас оно встанет и пойдёт? А что, вчера мы ели и пили мёртвое? Но вот тогда – это была середина 80-х – это действительно был живой голос, по-другому не скажешь. Да, у многих наших актёров были живые голоса – Смоктуновский, Бурков, Евстигнеев, – но тут мне впервые показали технику, а не сыграли роль, где бы я забыла, что передо мной актер. Это педагог показал! Я же знаю всех педагогов МХАТА, но я никому бы не сказала: "У вас живой голос!", хотя это классные педагоги и они великолепно ставят голоса. Ну вот, Кристин потом осталась у нас ещё на недельку и чего-то нам покидала, каких-то техник. Я – ничего не поняла! Да и английский перевод тогда был ужасный. А когда она уходила, я вдруг к ней подошла и сказала: "Знаете, я так хочу у вас поучиться, можно я приеду к вам в Америку?" Она меня по плечу так похлопала – да, да, приезжайте ко мне. В течение месяца я списалась с кем-то из её секретарей, что меня примут, организовала себе частный вызов в Америку, продала несколько довольно дорогих изданий – у меня были, договорилась с нашим ректором Исаевым, что сейчас приёмные экзамены и кто-нибудь посидит за меня. Он был очень продвинутый ректор, закончил Сорбонну, и он сказал: "Конечно, поезжай!" И я поехала.

И вот картина: я стою на дороге, штат Массачусетс, пустая трасса, никого нет, единственный телефон школы Линклейтер не отвечает, и рядом – бомж американский! Я стою, ничего не понимаю, мой английский ужасен, уже темнеет, вечер, я не знаю, что мне делать, и плачу. А бомжи у них совсем не такие, как наши. Это люди, которые осознанно отказались от буржуазного образа жизни, от всякого общения. От них, кстати, не воняет, они где-то там в своём бомжатнике моются, едят. Но они принципиально ни с кем не вступают в контакты! И вот я, плача, к нему – а он от меня! Я к нему – он от меня! Я ему пытаюсь что-то объяснить: "Ну, хоть что-то мне покажите, хоть как позвонить! Я не могу понять, как у вас телефон работает, куда чего бросать, какие коды нажимать?" А он пожал плечами и ушёл. Я рыдаю, и вдруг останавливается какая-то машина, выходит какой-то человек: что да как? Я, как идиотка, его заклинаю: "Кристин Линклейтер!" Понимаете, шансов у меня – ноль! Ну, кто её может знать в этой огромной Америке? И вдруг он говорит: "О, Кристин? Ес, коммон! Поехали!" Оказалось – поэт какой-то в этом округе, прекрасно знает Линклейтер, потому что они вместе делали какое-то шоу. И он меня довез до того университета, где её Центр "Circul in the Square". Она меня увидела, удивилась: "О, приехала? Ну-ну, давай!" И дальше она на меня – ноль внимания, кило презрения! Я ей: "У меня то не получается, это!", она мне: "Пааалучится!" И шла дальше. И когда я спрашивала её аспирантов, которые лет по пять-шесть у неё учились: "Ну, почему она со мной так?", они отвечали: "Лариса, она к тебе замечательно относится! Мы же из неё клещами всё вытаскивали, десять лет назад она вообще не хотела ничего давать! Не хотела учить, и всё тут!"

– Почему? Такой человек?

– И человек такой, и потом это, извините, бизнес! А с чего это нужно всё выкладывать? Вот я, например, в своей книге всё написала, всем поделилась, причём с радостью и удовольствием. А она этого терпеть не могла – там другие правила игры. А спустя три года она меня сама провожала из Америки, сама отвезла меня на машине на ту же самую остановку, где была история с бомжом. К тому времени я уже освоила язык, перевела её книгу, защитила диплом и как актриса, и как педагог-тренер – в общем, все ступени прошла. И вот мы сидим, прощаемся, и я ей говорю: "Кристин, вот я вашу книгу перевела – а ведь я взяла у вас технологию только с английскими гласными звуками. А у меня в языке звуки-то совсем другие! Давайте немножко этого коснёмся?" Она говорит: "Лариса, даже и не собираюсь! Сама будешь с этим разбираться. Ты ведь – ооочень умная женщина!" Я как-то немного завяла. И только потом поняла, что то, что сделала, – это действительно только умный человек мог делать! Хотя я не была умной. Я по каким-то другим параметрам всё это делала. Меня творчество вело! Ведь, когда я в Америку поехала, я же думала, что месяц проучусь – и мне хватит. А потом каждый раз чувствовала, что мне ещё чего-то не хватает! Звонила Исаеву и говорила: "Можно, я ещё на полгода останусь?" Он: "Ну, ладно, давай!"

– А чем вы там, в Штатах, на жизнь зарабатывали?

– По-разному. Иногда какие-то гранты получала, мне коллеги организовывали. Иногда кому-то ассистировала. Иногда я была беби-ситером – няней детей, чьи родители снимались в кино. Мои коллеги-актёры, вместо того, чтобы нанимать какую-то полячку или африканку, говорили: "У тебя есть время? Посиди с детьми, это будет стоить столько-то!" И я это делала с удовольствием, потому что это давало возможность покупать кассеты, ездить на транспорте, а не только ходить пешком. Там же всё очень дорого. Мне очень помогали коллеги американские – когда уезжали куда-то, отдавали мне свою квартиру, я там жила. Да я и у Кристин жила.

– Нашли с ней общий язык?

– Я не могу сказать, что я нашла его. Она просто говорила: "Будешь жить у меня!" Дом у неё большой, комнат много. Кристин – резкий, но очень талантливый человек, борец-одиночка, типичная ирландка. Зачем я ей была нужна? Я ведь не платила за обучение. Во-первых, имидж и статус СССР тогда был очень высок, и для неё, как для культурного человека, это что-то значило. За мной страна стояла, как танк! Это первое. Второе – ГИТИС. Ей льстило учить педагога оттуда. Кроме того, я сразу сделала странный ход. Умный, но без всякой хитрости. В первый же день я сказала: "Я буду переводить вашу книгу!" А ведь мне нужен был не просто словарь, мне нужно было найти всем её терминам русский эквивалент. Это же абсолютно новые технологии, другой взгляд на все прежние вещи! И чтобы сформировать новый взгляд на работу психики, телесности, мне нужны были новые слова. Я внутренне ощущаю смысл слова, но мне же нужно точное слово! Я знала, что, вернувшись в Россию, я это буду преподавать. Ох, видели бы вы эту машинку, на которой я отстучала весь этот перевод! Кто-то мне достал такую. А я же в жизни не печатала на машинке – ну, зачем это актрисе и педагогу ГИТИСа!

– Но вы ведь тогда английским не владели? Как же вы осилили задачу?

– А вот так, потом и усердием! Три года на это у меня ушло. Я раз шесть переписывала всю книгу! Причём, одно дело на компьютере набирать, а другое – на машинке каждый раз заново этот лист печатать!

– Бывали моменты отчаяния там, в Америке?

– Никакого отчаяния! Я думала, что это так и надо! Я ведь не из тех, кому что-то легко даётся. Я по жизни на всё как-то трачусь.

– И вы там открыли тот самый секрет "живого голоса"?

– Вы знаете, когда я вернулась, собралась кафедра и мне сказали: "Лариса, мы сняли в Завидово помещение, и все мы – МХАТ, Щепка, вся профессура – едем туда, и вы проводите с нами тренинг!" Я была в совершеннейшем шоке и сказала: "Нет, я не готова, дайте мне время на осмысление!" Моё осмысление продолжалось полтора года. Я же оттуда привезла чемоданы записей, мне все эти тонны надо было систематизировать. Я же не могла просто озвучивать чужие мысли! Я должна была разработать свой тренинг. И потом я написала какую-то брошюру, издала книгу Кристин, мои коллеги из Америки прислали мне на это деньги. ГИТИС же тогда был бедный как мышь – перестройка пошла, финансирования никакого не было. Поэтому все скинулись, и мы Кристин издали тогда. Кстати, это ведь единственный перевод Кристин Линклейтер, и все теперь опираются только на него.