Читаем без скачивания Висрамиани - Саргис Тмогвели

Это знала кудесница Зарнагес. Она знала, что Рамин устремился к крепости и что не было другого лекарства против горя Рамина, кроме свидания с Вис. Все это берегла в памяти своей дочь Хакана, чтобы рассказать Моабаду.

35.

МОАБАД УЗНАЕТ О ВСТРЕЧЕ РАМИНА С ВИС

Когда победоносный и довольный шах Моабад завершил поход, устроив все, как ему хотелось, — он направился в Хорасан и прибыл в город Морав. Шахиншах покорил страны Ран и Сомхити, взял дань и заложников у греческого кесаря, победил всех царей и покорил всех врагов.

Слава его и торжество достигали небес, тесен был простор земли для его многочисленных войск. Добыча, сложенная вместе, образовала груду сокровищ превыше гор. Ты бы сказал, что вершина ее упирается в небеса. Судьба его осчастливила: отбив мяч у всех царей, он довел его до намеченной черты, превзойдя владык всех земель. Были при дворе его и воины всех стран и заложники. Стал он царем всех царей, и не было подобного ему на- земле.

Когда столь победоносный шах Моабад прибыл в город Морав, ликование его сменилось тревогой: он узнал от Зарнагес о появлении Рамина. Сердце его наполнилось кровью, а мозг кипел от ярости. Долго сидел он, пораженный этой вестью. Затем, пожелтевший от злости, он вскочил и дал приказ созвать войско. Забили в барабаны. Завыла труба во дворце Моабада, словно жалуясь: «О царь, ни у кого не хватит сил снова идти в поход!» Так же застонал барабан, предрекая разлуку Вис и Рамина: «Увы, влюбленным придется расстаться». Казалось, что Рамин почувствовал в сердце своем надвигающееся несчастье и предугадал, что столь приятное его пребывание с Вис закончится горем.

Шахиншах выступил поспешно, желая как можно скорее захватить Рамина. Воины его были недовольны: половина их только что вернулась с войны, другие же, отбывшие годовую повинность и не успевшие еще, как говорится, распустить пояса и снять шлемы, должны были снова отправиться в трудный поход. Одни говорили: «Разве не достаточно было с нас отбытой повинности? Чего ради нас снова заставляют сражаться?» Другие говорили: «Если нас заставят воевать до тех пор, пока Вис будет нуждаться в защите от Рамина, нам придется долго воевать». Были и такие, которые говорили: «Легче было бы Моабаду сразиться с тысячью греческих царей, чем с Рамином». Говорили и многое другое.

Моабад двинулся со своим войском, поспешая, как ветер. Пыль на их пути подымалась до туч. Стража замка, увидев ее, доложила Зарду: «Видна пыль, которая поднялась до небес; наверное, движется шахиншах с войском, иначе пыль не поднялась бы так высоко». Зазвучали тревожные сигналы, и в замке все были на ногах и заметались, как ивы от ветра. Зард не успел еще выехать навстречу Моабаду, как Моабад уже был у ворот крепости. Сердце его было переполнено враждой и желчью. Он гневно окликнул Зарда и сказал ему так:

— О горе мне горькое! Да спасет меня бог-создатель от вас, двух братьев! Собака лучше вас, людей: она хоть вспомнит хлеб, которым ее кормил человек, а вы и на это не способны. Не знаю, под какой планетой родились вы? Один из вас в колдовстве может соперничать с дьяволом, а другой глуп, как вол или осел. Ты должен быть в стаде, ибо ты подобен скоту. Как ты стерег Вис? Я заслужил всяческий позор, ибо начальником над крепостью поставил такого вола. Ты сидишь сложа руки, замкнул входную дверь и думаешь, что много потрудился на службе у меня. Ты сидишь и мычишь по глупости, как вол. И тебе в голову не приходит, что там, за дверью, смеются над тобой; Рамин наслаждается, как его душе угодно. И это известно всему миру. Ты недостоин занимать твое место!

Зард ответил так:

— О счастливый царь! Ты говоришь красноречиво. Ты вернулся победителем, и да сопутствует тебе в будущем такая же удача. Не печалься ни о чем. Не открывай сердце дьявольскому наваждению. Ты могущественный властитель и можешь молвить хорошее и плохое. Если будешь говорить правду, никто не посмеет с тобой спорить, а если скажешь тысячу раз неправду, и тогда никто не заметит тебе, что это не так. Ты меня винишь в том, что мне и в голову не приходило. Ты взял Рамина с собой. Как я могу знать, куда он делся? Он же не сокол, чтобы прилететь сюда из Греции, и не стрела, чтобы перелететь стену крепости. Как он мог проникнуть сюда? Посмотри, двери, запечатанные твоей печатью, заперты; годичная пыль лежит на ней. Разве мог бы Рамин проникнуть в крепость, двери и ограда которой из меди? У всех входов и выходов мною поставлена ночная и дневная стража. Так я охранял крепость. Будь Рамин чародеем и знай он тысячу колдовских уловок, все-таки он не смог бы сюда проникнуть. Если он вошел через эти двери, как же твоя печать осталась целой? Не верь, государь, злостному наговору. Не печалься и не убивай нас. Не говори ничего такого, что не понравится мудрым и от чего разум не приобретет даже одного ячменного зерна.

Шахиншах ему ответил:

— Зард, зачем ты говоришь несуразности? Доколе ты будешь ссылаться на прочность дверей и целость печати? Они не сослужили мне службы. Ты не оберегал Вис как следует. Бдительная стража у ворот крепости была бы надежнее замков и печатей. Бог расположил небо очень высоко, но все же стражей приставил к нему звезды. Мне печать не поможет, если шаровары не поддерживает кушак. На что тебе кушак, если ты без шаровар? Из-за того, что я поручил охрану Вис такому глупцу, как ты, слава, которую я приобрел за год мечом, ныне омрачена. Дворец мой, ослепительно блиставший славой, ты омрачил и опозорил.

Когда гнев шахиншаха остыл, он вынул ключ из-за сафьянового голенища, бросил Зарду и сказал:

— Открой двери, хотя ключ мне теперь так же не нужен, как мост за большой рекой.

Звук отпираемого замка донесся до кормилицы. Она стала прислушиваться и услышала голоса Моабада и Зарда. Кормилица задрожала от страха и, подойдя к Вис и Рамину, сказала им:

— С востока взошло солнце нашего несчастья: явился шахиншах, как черная туча; разразится гроза, и потекут для нас губительные потоки. Нас охватит сжигающий огонь, дым его затемнит светлый день, и нам не спастись.

Все трое содрогнулись от страха и не знали, что делать. Ничего другого они не могли придумать, как спустить Рамина туда же, откуда ого подняли. Хотя ему лучше было умереть, чем расстаться с Вис, но он, со смущенным сердцем и обесславленный, спустился по скале, оплакивая разлуку с возлюбленной и сетуя на то, что ему ничего не остается, кроме терпенья. Он боялся за Вис и за себя и не знал, что предпринять. Он говорил своему сердцу:

«Как поступаешь ты со мной, сердце, что чинишь? Ты готовишь мне всегда то, что для меня губительно. Не борись с моей судьбой: ты мечом своим то проливаешь мою кровь, то разлучаешь с душой, то омрачаешь мне жизнь.

Притча. Преходящий мир подобен лучнику, а мишень— моя душа. Как пущенная стрела, меня настигает разлука. На меня обрушилось юре, как на потерпевший бедствие караван, а душа моя подобна разоренному городу.

Недавно я был царем, а ныне я тур, скитающийся в горах. Глаза мои уподобились тучам, что шлют тысячи бед на мое сердце. Мне остается лишь рыдать, чтобы скалы отзывались эхом, и проливать кровавые слезы, чтобы камни стали алыми. Мой стон не похож на гром, ибо гром рождается от туч гонимых, а мои стон — от огненных мук. Глаза мои не похожи на тучи, ибо из туч идет скудный дождь, а глаза мои проливают потоки. Что мне предпринять, на что решиться? Недавно и сердце было мне послушно, и все его желания исполнялись, а ныне я лишен и сердца, и пет со мной его похитительницы. Я был небом и вдруг стал землей. Моя радость была недолговечна, как весенний цветок».

Бродя среди скал, Рамин вспоминал Вис, оплакивал разлуку с ней и горевал о своей судьбе Исчерпав наконец свои слезы и отмыв сердце от ржавчины скорби, он уподобился земле после дождя. От слез его остались глубокие русла. Рамин так жалостно причитал, что его пожалели бы и враги. Вот что он говорил:

«Ты не ведаешь, о похитительница моего сердца, как опротивела мне жизнь без тебя! Меня пожалеет даже куропатка, попавшая в силок, видя меня, угнетенного скорбью из-за разлуки с тобой. Если ты в унынье, — ободрись, тебе подобает радоваться и веселиться. Я достоин жалости, ибо не лишил себя жизни. Но, клянусь твоим солнцем, я поступил так ради тебя. Пусть не дарует мне бог жизни ни на одну минуту без тебя. Я начертал твое имя на моем сердце. Если я захочу перечислить все твои достоинства, то на это не хватит мне жизни. Если мои глаза плачут, то имеют на это право, ибо никогда не узреть им красавицы, подобной тебе. Несчетными мольбами умоляю бога не лишать меня жизни, пока я снова не увижу тебя. Но боюсь, что без тебя я не переживу и сегодняшний день».

Когда пленительница сердец Вис рассталась с Рамином, она чувствовала себя как в пасти дракона и совсем забыла о грозившей ей опасности. Она, страдая за Рамина, кружилась по комнате, как безумная, и не понимала, что говорила и делала. Хрустальными руками она била себя по несравненному лику; то царапала ланиты, то рвала на себе волосы; земля наполнилась ароматом мускуса ее волос, а воздух — пламенем ее вздохов. Когда она вздыхала и рвала на себе волосы, то казалось, что в замке сжигают мускус и алоэ. Лицо и грудь ее покрылись синяками от ударов, а из очей изливался горячий Евфрат. Сердце ее было похоже на раскаленное железо, и когда она ударяла себя в грудь, сверкали искры. Она сорвала с себя и разбросала все украшения. Земля от этих украшений стала похожа на небо: драгоценные камни и жемчуг сверкали, как звезды. Вис сорвала с себя златотканые одежды и надела черные, подобно скорбящим. Сердце ее было исполнено страданий, а лицо затемнил прах. Она не испытывала страха ни перед Моабадом, ни перед Зардом, она страдала из-за Рамина и думала лишь о том, как она против своей воли нежданно рассталась с ним.