Читаем без скачивания Тараканы - Ю Несбё

— С чего бы это? — фыркнул Торхус.

— Потому что у вас нет другого выбора.

Начальник департамента взглянул на часы и понял, что на обед уже опоздал. Бутерброды с ростбифом в столовой конечно же закончились, но его это не волновало: аппетит все равно уже пропал.

— Это секретная информация, — предупредил он. — Я говорю серьезно.

— Разумеется, секретная.

— Хорошо, Холе. Много ли вам известно о скандалах, связанных с Христианской народной партией?

— Совсем немного.

— Вот именно. Долгое время Христианская народная партия оставалась маленькой и приятной во всех отношениях, не привлекавшей к себе особого внимания. И пока журналисты подкапывались под властную верхушку из Рабочей партии и этих чудаков из Партии прогресса, депутаты стортинга от Христианской народной партии жили и не тужили. Смена правительства все изменила. Когда новые члены кабинета стали раскладывать свой пасьянс, то Атле Мольнес, несмотря на неоспоримый профессионализм и депутатский стаж, оказался исключен из числа кандидатов на министерский пост. Копание в его личной жизни грозило оказаться слишком рискованным, и Христианская партия со своими программными моральными принципами не могла этого допустить. Нельзя выступать против пасторов-гомосексуалистов и одновременно терпеть в своих рядах министров-гомосексуалистов. Думаю, что Мольнес и сам это понимал. Но, когда был обнародован поименный список нового кабинета, журналисты стали задавать вопросы. Почему в списке не оказалось Атле Мольнеса? Ведь в свое время он уступил премьер-министру пост лидера партии и впоследствии считался кандидатом номер два или хотя бы три или четыре. Возникла масса вопросов, опять поползли слухи о гомосексуализме, как в тот раз, когда рассматривалось его выдвижение на пост партийного лидера. Теперь-то мы знаем, что гомиками были многие парламентарии, и зачем, спрашивается, поднимать шум. Допустим, но самое интересное заключалось в том, что этот человек мало того что член Христианской народной партии, он еще и близкий друг премьер-министра: они учились вместе и даже снимали комнату на двоих в студенческие годы. Так что рано или поздно пресса начала бы докапываться до правды. Мольнес не вошел в правительство, но все равно оставался проблемой для премьера. Всем было известно, что глава правительства и Мольнес с самого начала были партийными соратниками, и кто бы поверил премьеру, заяви тот, будто все эти годы ничего не знал о сексуальной ориентации Мольнеса? Что скажут избиратели, голосовавшие за премьера именно благодаря принципиальной позиции его партии по отношению к закону об однополых браках и прочих мерзостях, когда он сам пригрел змею на груди, если вспомнить библейское изречение? И что тогда вообще говорить о доверии? Только личная популярность премьер-министра позволила этому правительству меньшинства удержаться у власти, а значит, скандал был им нужен меньше всего. Ясно, что Мольнеса требовалось как можно быстрее удалить из страны. Наилучшим решением представлялся пост чрезвычайного и полномочного посла где-нибудь за рубежом. После этого никто не сможет обвинить премьера, что тот несправедливо поступил с преданным ему ветераном партии. Именно тогда они и вышли на меня. Мы сработали оперативно. Мольнеса назначили послом в Бангкок, а пресса, разумеется, оставила его в покое.

Торхус умолк.

— Господи помилуй, — произнес Харри, помедлив.

— Именно, — ответил Торхус.

— Вы знали, что у его жены есть любовник?

Торхус хохотнул.

— Нет. Но бьюсь об заклад, что она просто не моглане иметь любовника.

— Почему же?

— Во-первых, потому, что муж-гомик наверняка смотрел на подобные вещи сквозь пальцы. Во-вторых, сам стиль жизни в Министерстве иностранных дел поощряет внебрачные связи. Ну разумеется, заключаются и повторные браки. Здесь, в МИДе, сотрудники то и дело наталкиваются в коридорах на своих бывших супругов, бывших любовников или нынешних сексуальных партнеров. Дипломаты печально известны своими браками между близкими родственниками, мы, черт побери, еще хуже, чем НРК. [24] — И Торхус снова хохотнул.

— Ее любовник не из МИДа, — ответил Харри. — Он норвежец, и здесь, в Бангкоке, он слывет местным Гекко, [25]этаким непревзойденным брокером. Его зовут Йенс Брекке. Сперва я подумал, что у него связь с дочерью посла, но потом оказалось, что все-таки с Хильде Мольнес. Они сошлись сразу после того, как посол с семьей прибыл сюда, и, согласно дочери, встречи эти происходили неоднократно. Там все довольно серьезно, дочь даже считает, что мать рано или поздно выйдет замуж за своего любовника.

— Это новость для меня.

— Во всяком случае, у жены был мотив для убийства. И у любовника тоже.

— То есть Мольнес мешал им обоим?

— Нет, как раз наоборот. По словам дочери, именно Хильде Мольнес все эти годы не желала отпускать своего мужа. Коль скоро он отказался от своих политических амбиций, я исхожу из того, что самому ему этот брак-ширма стал не нужен. А жена наверняка использовала дочь как средство давления на него, такое ведь часто бывает? Нет, думаю, что мотив на самом деле гораздо более корыстный. Ведь семейство Мольнесов владеет доброй половиной Эрсты.

— Точно.

— Я попросил Мёллера проверить, существует ли завещание и что именно из семейных акций и других ценных бумаг принадлежит Атле Мольнесу.

— Хорошо-хорошо, это не по моей части, Холе. Но не кажется ли вам, что вы усложняете дело? Может, посла просто-напросто заколол какой-то псих?

— Может, и так. Вы ничего не имеете против, Торхус, если этот псих окажется норвежцем?

— Что вы хотите этим сказать?

— Типичные убийцы-маньяки не будут втыкать своей жертве нож в спину и затем заметать все следы. Им этого мало. Настоящий маньяк обязательно оставит что-то, с чем можно будет потом поиграть. В нашем же случае нет ровным счетом ничего — nada. [26]Поверьте, это тщательно спланированное убийство, совершенное человеком, который вовсе не собирается играть с полицией и который просто хочет, чтобы дело было закрыто за отсутствием улик. Но кто знает — может, нужно быть психом и для того, чтобы совершить убийство такого рода. И эти психи, которых я встретил в Бангкоке, говорят по-норвежски.

Глава 25

Харри наконец-то нашел вход между двумя стрип-барами на Первой Сой в Патпонге. Он поднялся по лестнице и вошел в полутемную комнату, где на потолке медленно крутился огромный вентилятор. Его лопасти вращались так низко, что Харри невольно пригнулся; он уже успел заметить, что дверные проемы и высота потолков в местных домах явно не рассчитаны на его метр девяносто.

Хильде Мольнес сидела за столиком в глубине ресторана. На ней красовались солнечные очки в целях сохранения анонимности, но как раз поэтому все вокруг глазели именно на нее.

— Терпеть не могу рисовую водку, — сказала она, опустошив рюмку. — За исключением «Меконга». Разрешите угостить вас, инспектор?

Харри покачал головой. Она щелкнула пальцами, подзывая официанта, и тот налил ей еще рюмку.

— Вы меня знаете, — продолжала она. — И вы меня остановите, когда увидите, что мне уже хватит. Когда мне хватит, вы сами заметите.

И она хрипло рассмеялась.

— Надеюсь, вы рады, что мы встретились именно здесь, инспектор? Дома сейчас… немного грустно. Так зачем вам понадобилась моя консультация? — Она старательно выговаривала слова, как делают алкоголики, чтобы скрыть, что пьяны.

— В отеле «Марадиз» нам только что подтвердили, что вы и Йенс Брекке регулярно бывали там.

— Смотрите-ка! — воскликнула Хильде Мольнес. — Наконец-то мы встретили кого-то, кто умеет работать. А если вы поговорите со здешним официантом, то он вам тоже подтвердит, что мы с господином Брекке встречаемся здесь на регулярной основе. — Она словно выплевывала реплики. — Здесь полумрак, полная анонимность, никаких норвежцев, а кроме того, здесь готовят лучшее в городе плаа лот.Вы любите блюда из угря, Холе? Морского угря?

Харри вспомнил о человеке, которого они вытащили на берег под Дрёбаком. Труп пролежал в воде несколько дней, и на белом бескровном лице застыло выражение детского удивления. Кто-то объел его веки. Но их внимание привлек угорь. Рыбий хвост торчал изо рта утопленника, словно серебристый хлыст. Харри снова ощутил солоноватый вкус воздуха. Это точно был морской угорь.

— Мой дедушка очень любил угрей и питался почти только ими, — продолжала она. — С довоенных времен и до самой смерти. Все никак не мог ими наесться.

— Я получил сведения относительно завещания.

— А вы знаете, почему он так любил угрей? Ну конечно же, вы этого знать не можете. Он был рыбаком, но до войны в Эрсте угрей обычно не ели. А знаете почему?