Читаем без скачивания Опасные добродетели - Элейн Барбьери

Уэс поднялся с кровати. Она не произнесла ни звука, тогда как он протянул руку за шляпой, лежащей поблизости на стуле. Немного помедлив, Уэс надел ее и коснулся края поля в вежливом приветствии:

— Благодарю вас, мэм.

Онести молчала, неподвижно наблюдая, как техасец закрыл за собой дверь.

Музыка внизу оглушила его, когда он вышел в коридор. Уэс прислушался: за дверью спальни Онести было тихо.

Дыхание его выровнялось, лицо приняло решительное выражение. Уэс расправил плечи и направился к лестнице.

Он сблизился с Онести… слишком сблизился. Инстинкт и блеснувшая в последний момент искра здравомыслия спасли его от ненужной связи. В момент прозрения он ясно понял, что должен отказаться от Онести.

Она не представляла, как была близка к тому, чтобы осуществить свои замыслы. Но будь он проклят, если даст ей шанс снова посмеяться над ним!

Уэс неуверенно двинулся вниз по лестнице.

Однако Онести и не думала смеяться над ним.

Он вспомнил, как она только что посмотрела на него, и подумал: «Стоило ли так мстить ей?»

Пламя лампы зашипело и погасло. Все погрузилось в полный мрак. Полоска света, пробивающаяся из-под двери в коридор, была единственным освещением в темной комнате. Онести долго смотрела на нее, но видела лишь бесстрастное выражение лица Уэса, когда он коснулся своей шляпы и вышел.

Девушка ощутила внутреннюю дрожь. Ей стало холодно от взгляда и слов Уэса. Она протянула руку к покрывалу в изножье кровати и укрылась им. Острее, чем лезвие ножа, ранили ее слова техасца.

Онести закрыла глаза, чтобы избавиться от боли. Она вела себя ужасно глупо и получила хороший урок, который никогда не забудет.

Глава 4

Безжалостное утреннее солнце нещадно палило. Голова Джереми раскалывалась, на лбу выступил пот, в то время как его лошадь медленно плелась по разбитой дороге. Приподняв шляпу, парень провел дрожащей рукой по влажным светлым волосам и вытер рукавом лоб, затем пришпорил лошадь.

Содрогаясь от невыносимой тряски, Джереми громко выругался и, натянув поводья, заставил животное перейти на прежний неторопливый шаг. Он был в пути с восхода солнца, все время двигаясь в северном направлении. Несмотря на ужасное физическое состояние, усугубляемое нарастающей жарой и надоедливыми насекомыми, Джереми твердо решил во что бы то ни стало продолжать путь.

Если бы Биттерс, как обычно, появился в городе прошлым вечером, все сложилось бы по-другому. Но он не приехал, и вместо разговора с ним Джереми всю ночь пропьянствовал, пытаясь залить вином неуверенность в себе.

Парень протянул руку к фляге. Язык казался ватным, в горле пересохло, и головная боль не прекращалась. Память услужливо воспроизводила в сознании невыносимые для него картины: Онести в объятиях техасца, что-то шепчущего ей; их почти соприкасающиеся губы; выражение лица Онести, не видящей никого, кроме бывшего рейнджера.

Джереми поднес флягу ко рту и сморщился, когда теплая жидкость смочила горло. Он не знал, зачем подошел к ним, когда они стояли у бара, но сразу сообразил, что допустил ошибку. Хауэлл, этот высокомерный ублюдок, смешал его с грязью! Джереми видел выражение лица Онести. Какое-то мгновение она смотрела на него глазами Хауэлла, и ей он не понравился. Не в силах вынести это, он ушел, поклявшись, что больше никогда не даст Онести повода так смотреть на него.

Джереми знал, что делать. Но прежде всего он должен найти Биттерса.

Проблема состояла в том, что никто не знал, где живет Том. Частые посещения им Колдуэлла свидетельствовали о том, что он обитает где-то поблизости. Говорили, что Ригс, Гант и Биттерс поселились в заброшенной хижине севернее Колдуэлла. Джереми знал только два места, где могло быть их пристанище. Он также не сомневался, что существует лишь одна причина, по которой эти трое окружили себя таинственностью, и намеревался сегодня во всем разобраться.

Джереми затошнило, и он, прервав свои размышления, закрыл глаза. Голова тут же закружилась, и парень вынужден был сразу вновь их открыть. Осознав, что ситуация по-прежнему остается ужасной, Джереми остановил лошадь, быстро спешился и, пройдя несколько шагов, опустился на колени, ощущая позывы к рвоте, мучившие его все утро.

Через несколько минут восстановив дыхание, парень поднялся на ноги и снова вскочил в седло. Он взглянул на солнце и, выругавшись, пришпорил лошадь. Джереми чувствовал необычайную усталость, все тело его ломало. Ему хотелось прилечь где-нибудь и уснуть, но на это не было времени.

Внезапно горло его сжалось: перед ним возникло лицо Онести. Джереми тяжело вздохнул. Сейчас или никогда. Он слишком долго ждал.

С этой мыслью парень попытался превозмочь неприятные ощущения в желудке и пустил лошадь вскачь.

Впереди показалось стадо. Два десятка коров мирно паслись под присмотром пастуха, остальные громко мычали во временном загоне. Номера на их шкурах не привлекали особого внимания, но тавра…

Джереми едва не рассмеялся вслух. «Круглое Р», «Двойное Д», «CMC». Все эти метки были знакомы ему, он знал также, для чего неподалеку на огне нагревают железное клеймо.

На полу кучей лежали постельные принадлежности, салфетки и нижнее белье.

Онести огляделась. Лицо ее было бледным и серьезным. Она начала трудиться с рассвета, чтобы уничтожить следы пребывания Уэса Хауэлла в комнате, но это было нелегко.

Стараясь сдерживать свои чувства, вспоминая прошедшую бессонную ночь, девушка пыталась изгнать из памяти завораживающие темные глаза, наполненные, как выяснилось, поддельной страстью.

Прозрение приходило медленно, вызывая замешательство и стыд. Онести никак не могла понять, какой струны внутри нее коснулся Уэс, чтобы она поддалась его пылкому наступлению. Сомневаться, однако, не приходилось: это был мужчина ее мечты. Ошибка состояла в неправильном толковании сна, в котором призрачный образ Уэса заслонил рыжеволосую Честити.

Только сейчас она поняла: этот сон был предупреждением. Ей вдруг стало ясно, что опасность, которую она почувствовала при приближении Уэса, была реальной.

Окончательно отчаявшись, Онести встала с постели и направилась на кухню, где была горячая вода. Она принесла ее к себе в комнату, чтобы умыться и освободиться от чар Уэса. Однако воспоминания о его волнующих ласках не покидали ее.

Надев светлое хлопковое платье, со свежевымытыми волосами, свободно спадающими на спину, она встала перед зеркалом и пришла к выводу, что, пожалуй, нет ни одной частички ее тела, которой бы так или иначе не коснулся Уэс.

Онести охватила ярость, и она прокляла Уэса за то, что он оказался таким негодяем, за его ловкое притворство, за неискреннюю нежность, с которой он ласкал ее тело, за мнимую страсть, за ненастоящую любовь, за то, что коварно постепенно возбуждал ее, доведя до наивысшего блаженства, только для того, чтобы потом грубо бросить и вернуть к жестокой реальности, — одним словом, за то, что заставил ее поверить ему.