Читаем без скачивания Берия. Преступления, которых не было - Елена Прудникова

В то время Ягода еще не был начальником ОГПУ, а всего лишь первым заместителем. Но борьба за кресло Менжинского развернулась еще при его жизни.

В конце 1929 года, во время ожесточенной борьбы с правым уклоном, разразился скандал. Вот как описывает эти события все тот же Шрейдер. «В конце 1928-го или начале 1929 года Московским комитетом партии было вскрыто дело так называемого „беспринципного блока“ в Сокольническом районе, в котором оказались замешаны Ягода, Дерибас и Трилиссер, а также секретарь Сокольнического РК ВКП(б) Гибер, скромный и честный большевик, втянутый ягодинскими холуями По-гребинским и Фриновским (оба они в то время были помощниками начальника особого отдела Московского военного округа) в пьяные компании, собиравшиеся на частных квартирах, где, как рассказывали, в присутствии посторонних женщин за блинами и водкой решались важные организационные вопросы, включая расстановку кадров»26.

Действительно, блок был чрезвычайно беспринципным, ибо доблестные чекисты в самый разгар кампании по борьбе с правым уклоном пили с правым Гибером. Ну да водка не разбирает, у нее все становятся одного уклона — в 40 градусов. Была у них и уважительная причина: Гибер возглавлял райком партии, к которому относилась Лубянка, и всесильные чекисты по текущим партийным делам зависели от этого маленького чиновника — с таким дружить надо, а дружить иначе они не умели.

Из этих пьянок заместитель Менжинского Трилиссер и попытался состряпать политическое дело. Из Московского комитета на Лубянку пришло сердитое письмо, которое обсуждалось на собрании. Там громогласно критиковали Дерибаса, Погребинского и Фриновского, о Ягоде же никто не сказал ни слова. В итоге теплую компанию разогнали: Фриновского отправили в Азербайджан, Погребинского в Башкирию, куда они понесли стиль работы центрального аппарата. Впрочем, пострадал и Трилиссер — его перевели на Дальний Восток.

Вслед за тем последовала кадровая перестановка. Ягоду во главе секретно-оперативного управления ОГПУ сменил матерый чекист Ефим Евдокимов, в прошлом террорист, боевик, перебывавший во всех самых «крутых» партиях — эсеров, анархистов, максималистов, участник Гражданской войны, четырежды орденоносец. Во главе Особого отдела (контрразведки) вместо Ягоды теперь был Ян Ольский, польский шляхтич, начинавший карьеру в молодежной организации Пилсудского. На посту второго зампреда ОГПУ и начальника ИНО вместо Трилиссера появился ленинградец Станислав Мессинг, поляк с дореволюционным партийным стажем и чекист с 1917 года. Ягода же остался заместителем, но без определенных функций, этаким «министром без портфеля».

Ольский и Евдокимов быстро нашли общий язык друг с другом и с Мессингом. Вскоре к ним присоединились начальник административно-организационного управления Иван Воронцов и полпред ОГПУ по Московской области Лев Бельский. Эти пятеро, понимая, что жить Менжинскому осталось недолго, решили, что Ягода — не тот человек, которого они над собой потерпят. Весь аппарат разделился на два лагеря: сторонников Ягоды и «пятерки». — Готовилось новое «потрясение основ», нужен был только повод. А когда желание есть, то повод найти недолго.» В то время как раз шли массовые аресты, связанные е крестьянскими восстаниями, а также аресты среди бывших царских офицеров. Начались они на Украине, дод руководством Балицкого. Ягода их поддержал. И тогда «пятерка» обвинила Ягоду и Балицкого в том, что они стряпают «липовые» дела.

Это уже не пьянство с секретарем райкома. На этот раз грохнуло так, что вопрос дошел до Политбюро. Тот же Шрейдер писал: «Как мне потом рассказывал Л. Н. Бельский, Сталин, выслушав его, сказал примерно следующее: „Мы никому не позволим позорить наши органы И клеветать на них. Люди, подписавшие это заявление, склочники, и их пребывание в ОГПУ может принести только вред, так как они не смогут вести должной борьбы с вредителями“».

Ну, что они склочники — в том сомнений нет. Тут самый интересный вопрос какой? Сталин не решал ни одного дела, не изучив его предварительно досконально. Интересно бы знать, кто готовил ему информацию, на основе которой он сделал такой вывод? Проверялись ли дела, кто их проверял и как? И почему он поддержал Ягоду, а не его оппонентов?

Как бы то ни было, поражение «пятерки» было полным. На места разослали специальное письмо за подписью Сталина. В письме говорилось:

«Тт. Мессинг и Бельский отстранены от работы в ОГПУ, тов. Ольский снят с работы в Особом отделе, а т. Евдокимов снят с должности начальника секретно-оперативного Управления с направлением его в Туркестан на должность ПП (полпреда. — Е. П.) на том основании, что: а) эти товарищи вели внутреннюю борьбу против руководства ОГПУ; б) они распространяли среди работников ОГПУ совершенно несоответствующие действительности слухи о том, что дело о вредительстве в военном ведомстве является „дутым“ делом; в) они расшатывали железную дисциплину среди работников ОГПУ».

Это была роковая ошибка главы государства. Возможно, все, сказанное в письме, было правдой — но ведь совершенно ясно, что после такого заявления едва ли кто-либо решится впредь обращаться «наверх» с обли-чениями любого рода. Этим письмом ОГПУ фактически получило возможность сделать первый шаг к тому, чтобы стать «государством в государстве».

Второй шаг был сделан в 1932 году, и об этом есть опять свидетельство Шрейдера, который летом этого года занимался делом о массовом хищении спирта на Казанском пороховом заводе. «По делу проходило 39 работников ГПУ Татарии, — пишет он. — Акулов (старый большевик, зам. наркома РКИ, после истории с „пятеркой“ назначенный первым зампредом ОГПУ. — Е. П.), поддерживаемый Менжинским, настаивал, чтобы всех участников хищений и взяточников, состоявших на службе в органах, судили по всей строгости на общих основаниях. Ягода же считал, что это будет позором для органов, а потому всех этих преступников надо тихо, без шума, снять с работы и отправить служить куда-нибудь на периферию, в частности, в лагеря»27.

Естественно, став наркомом, Ягода начал вести именно эту политику. Проштрафившихся, коррумпированных, недобросовестных работников теперь отправляли в глухие углы, куда они несли московский стиль работы, разгоняя заразу из центра по стране. Самых провинившихся отправляли в лагеря, где они, пользуясь неограниченной властью над беззащитными заключенными, постепенно завели те самые порядки, которые были описаны в многочисленных воспоминаниях и которые так до конца и не удалось искоренить. Так, например, часто говорят, что после убийства Кирова руководители Ленинградского ГПУ были репрессированы, но мало кто вспоминает, в чем эти репрессии заключались. Они были не арестованы, а высланы на Дальний Восток, где продолжали работать «по специальности» в системе ГУЛАГа.

Теперь как ОГПУ в целом, так и отдельные его работники находились фактически вне контроля и вне правосудия, что не замедлило сказаться на их работе.

В любых, самых честных и безупречных, органах в любое время существует определенный процент липовых дел. Их количество зависит от двух факторов: от контроля над органами и от личности работников. О контроле мы уже поговорили. Теперь перейдем к личностям.

Что такое типичный чекист того времени? Квалифицированных юристов в органах почти не было, да и образованных людей немного — при том дефиците образования, которое было во всех областях, их не посылали в органы, да они туда и не шли. На всех должностях, снизу до самого верха, было полно малограмотных и полуграмотных выдвиженцев времен революции и Гражданской войны. Так, знаменитый Заковский окончил два класса Либавс-кого училища, Агранов — четыре класса и т. д. Характеры и стиль работы у них тоже соответствовали тому времени, в которое они начинали. У них было много пассионарно-сти и мало уважения к закону, четкий классовый подход и убежденность, что цель оправдывает средства, а самый дешевый в стране товар — человеческая жизнь.

Это были необразованные, жестокие, беспринципные авантюристы, которым новые порядки были выгодны и которые чем дальше, тем больше задавали тон в органах. Если «внизу» к тому времени было уже немало новичков, то «наверху» как раз и группировались старые сотрудники. Не все были такими, но именно такие были наиболее активны и напористы и в конечном итоге гнули свою линию.

Почувствовав, что существует спрос на политические дела, они начали пристегивать «политику» к банальному воровству, разгильдяйству, вообще к любому делу, которым занимались. Это не значит, что преступлений, связанных с политикой, не было — они были, и в немалом числе. Беда в том, что политическим старались объявить любое преступление. Видя такое положение дел, «наверху» начинали нервничать. А как иначе — дела и сводки, попадавшие на стол членов Политбюро, выглядели внешне безупречно, не было никаких оснований подозревать, что они сфабрикованы. И из их всевозрастающего количества следовало, что в государстве творится что-то странное, какая-то, действительно, «нарастающая классовая борьба».