Читаем без скачивания Стоит ли им жить? - Поль Крюи

Я пошел в окружной отдел социального обеспечения и попросил указать мне семьи, где имеются дети с разрушенными сердцами. «Разрушенные сердца» нужно понимать в узко буквальном смысле и не следует думать, что дети, искалеченные или даже умирающие от ревматического поражения сердца, имеют печальный или пришибленный вид. В отдел социального обеспечения я пошел потому, что доктор Элвин Кобэрн, величайший в мире специалист по ревматизму, сказал мне, что ревматический порок сердца является по преимуществу болезнью бедняков. Он сказал, что многие из этих бедных сердечнобольных детей отличаются большой живостью, что эта живость является чуть ли не характерной чертой этих детей и что, обычно, они настроены бодро и весело… Я подумал о том, что рассказ о них, — веселых, хотя и бедных, счастливых вопреки своим разбитым сердцам и искалеченных благодаря своей бедности, — должен получиться особенно красивым и жестоким. Если бы я смог только рассказать его достаточно сильно, чтобы заставить даже «толстую мошну» содрогнуться! Если бы мне удалось этим правдивым рассказом помочь безденежным людям увидеть, понять, изобличить и возненавидеть своих раздутых деньгами врагов. Вот каковы были причины того, что я взялся за историю сердечнобольных детей моего округа.

Чиновники социального обеспечения были очень милы и любезны. Едва ли можно их винить в том, что они не создают условий, которые сократили бы число сердечных заболеваний среди детей безработных. Ведь эти чиновники, в конце концов, только пешки в руках правительства, — пешки, которым поручено искусно оберегать народ от голодной смерти.

Искусство заключается в том, чтобы слегка подкармливать мириады безработных и не доводить их до той степени голода, когда они начинают бросать камнями в окна мясных лавок и заниматься открытым грабежом, что допустимо не более одного-двух раз в год, и то лишь в некоторых городах, где они слишком нахальны и почему-то настаивают, чтобы их желудки и желудки их детей были как следует наполнены. Чиновники социального обеспечения обязаны помнить, что каждый истраченный ими пенни должен быть строго учтен и возвращен банкирам, которые изготовляют и дают правительству взаймы эти деньги и которые начинают уже тревожиться об американском «кредите», несмотря на то, что Америка со своими богатствами могла бы обеспечить сытую и привольную жизнь всему населению, если бы у него не была отнята покупательная способность.

И, конечно, поскольку их роль заключается в искусном поддержании полуголодного существования народных масс, эти чиновники не заинтересованы в искоренении или предупреждении ревматической болезни сердца. Поэтому, принимая во внимание их исключительный талант полукормить и полуодевать своих иждивенцев, нечего удивляться, что я застал их глубоко озабоченными, но только не острым ревматизмом… а вопросом о том, можно ли разрешать людям, получающим пособие, держать и кормить собак? Вопрос сугубо серьезный!

Слишком уж много набиралось нахлебников — дети да еще собаки! Кто может взять все это на себя? (Должен же кто-то платить за укол!) Мое робкое замечание о том, что продукты питания и одежду можно теперь производить в неограниченном количестве, было пропущено мимо ушей. Кто может взять это на себя? Если безработным нельзя иметь собак, то можно ли им позволить рожать детей? Разве сокращение населения не верный путь к благосостоянию страны? Я едва мог поверить своим ушам! Но эта старая мальтузианская глупость была чуть ли не религией для работников социального обеспечения…

Как бы то ни было, эти рыцари куцого милосердия натолкнули меня на историю одного разрушенного детского сердца.

Кобэрн сказал, что сердечнобольные дети обычно бывают веселыми, и я нашел, что это радостное настроение в момент жестоких страданий особенно красиво выразилось в жизни четырехлетней девочки Жанны, из Грэнд-Хэвена, в Мичигане.

Я знаю, найдутся люди, которые, пожав плечами, отвернутся от истории Жанны; они не любят, чтобы им напоминали о нищете. Их-то я и хочу предупредить, чтобы они не бросали чтения. Правда, случай с Жанной и ее сердцем мало имеет отношения к людям со средствами, которые почти ни в чем не похожи на бедняков. Но все же, я думаю, кое-кто из них тоже будет заинтересован, потому что — независимо от ее печального колорита — история открытия микробного начала ревматической болезни сердца сама по себе достаточно любопытна. И если ревматическое поражение сердца ни в какой мере не является аристократической болезнью, зато они прочтут увлекательнейший детективный рассказ о том, как Кобэрн выследил и разоблачил кроверастворяющего стрептококка в роли ревматического убийцы.

Ревматическое поражение сердца (в острой форме оно называется ревматической лихорадкой) — не такая уж роковая болезнь. Сам Элвин Кобэрн, который хорошо знает ее ужасы, устанавливает не более трех случаев смерти на сто сердечных больных в палатах нью-йоркской пресвитерианской больницы. Но едва ли можно пренебрежительно отнестись к такому факту: насколько благоприятно протекает эта болезнь вначале, настолько же ужасны оставляемые ею отдаленные последствия.

Многие дети, перенеся однажды ее опасный наскок, делаются потом сердечными инвалидами в раннем возрасте. Она — терпеливый убийца. Большинство ее жертв подвергается нападению в начале жизни. Но из сотни людей, умирающих от нее, семьдесят делают это, перевалив за сорок лет. Она является злейшим «сердечным» врагом детей и молодежи наших северных штатов. В Бостоне Ричард Кэбот нашел, что из шестисот случаев смерти сердечных больных двести семьдесят погибли от ревматического поражения сердца. И можно ли считать ее редкой болезнью, если в Чикаго, в 1925 году, ею болели пятнадцать из каждой тысячи школьников?

Ревматический убийца является причиной смерти почти каждого десятого ребенка в возрасте от десяти до четырнадцати лет.

Официально эта болезнь в статистике не фигурирует, поэтому можно только догадываться, сколько американских сердец ею разрушено. Но можно с полной уверенностью сказать, что не менее трети всех миллионов молодых и старых сердечных больных в северных штатах обязаны своим несчастьем ревматическому губителю. Так что, как видите, девочка Жанна из Грзнд-Хэвена имела подходящую компанию. Нисколько поэтому не удивительно, что когда Жанна впервые свалилась в чистом полуразрушенном домике, в маленьком мичиганском городишке, ее мать была озадачена загадочностью ее болезни. Даже доктор, врач с большим опытом, не понял всей угрожавшей ей опасности. И едва ли он был в этом виноват, потому что в годы его медицинского образования на ревматическую лихорадку смотрели, как на мало серьезную болезнь. У ребенка — боли в суставах, ревматизм, высокая температура, сердце — нето затронуто, нето нет. И можно ли ругать этого доктора за то, что, с трудом зарабатывая себе на жизнь в Грэнд-Хэвене, он не удосужился ознакомиться с новыми данными о ревматическом поражении сердца, недавно установленными Кобэрном. Даже теперь еще многие прославленные профессора медицины не разобрались или не нашли нужным в этом серьезно разобраться.

В 1929 году, когда Жанна была еще грудным младенцем в Грэнд-Хэвене, Кобэрн в Нью-Йорке только начинал осваивать новую, интересную мысль о том, что большинство незаметных обычных легких заболеваний протекает не без участия ревматического разбойника. Из многих тысяч докторов, которых я знал, Кобэрн из Южной Каролины больше всех приближается к тому типу врача, для которого искусство и наука медицины — это прежде всего священная, идейная работа на пользу человечества. Он был бескорыстен — в самом высоком смысле этого слова. В те времена он был еще не женат и жил на жалкую стипендию, которая могла вполне уморить его голодом. Но ему некогда было заниматься своим экономическим положением, потому что все его мысли, сны, мечты и работа были посвящены одному, только ревматизму. За несколько лет работы Кобэрн обследовал, собрал, запротоколировал и обдумал три тысячи случаев ревматического заболевания у мальчиков, девочек, молодежи и взрослых. Эта грандиозная панорама разбитых человеческих жизней неотступно стояла перед его умственным взором, и после долгих лет внимательного наблюдения для него стало ясно…

Что много людей, у которых никогда не было никаких внешних признаков ревматизма, умирает в конце концов от ревматического поражения сердца. С трогательным вниманием, с чисто материнской заботливостью, Кобэрн проследил за несколько лет судьбу ста шестидесяти двух из своих больных. И все подъемы и падения (часто с трагическим концом) этой необыкновенной болезни развернулись перед ним гигантской, запутанной, живой кинолентой. Он пришел к выводу, который мог бы обескуражить любого, менее самоотверженного, человека…