Читаем без скачивания «Зона свободы» (дневники мотоциклистки) - Майя Новик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что будем делать? — спросила я Алексея.
— Разберу задний мост, сгоняю в Слюдянку, переберу.
— Может, лучше в Иркутск?
— Иркутск слишком большой, пока кого-нибудь найдешь, утро настанет, рвану в Слюдянку. Помоги…
Я помогла установить «Урал» на центральную подножку, достала ключи. Алексей быстро снял мост целиком, обмотал ветошью, положил в вещмешок. Уже начал накрапывать дождь. Он успокаивающе стучал по натянутому тенту и шумел к листве.
Алексей надел костюм химзащиты, прикрепил вещмешок на багажнике, завел «Соло» и сел на мотоцикл.
— Жди! — крикнул он мне. — И на всякий случай держи топор поближе, — и он уехал.
В подступающей темноте еще какое-то время был слышен звук мотоцикла, но потом затих и он, и я осталась совсем одна.
Мы попали в непростую ситуацию. До Иркутска было семьдесят километров, до Слюдянки немногим меньше, у нас не было воды, еды, а еще мне было плохо.
Несмотря на это, я решила не терять времени зря, и насобирать дров. Просто так, на всякий случай. Не сидеть же сиднем. Косясь на темную стену леса, я ходила по ближайшим кустам и стаскивала к палатке найденный сушняк и валежник. Я насобирала большой ворох дров, а когда дождь усилился, залезла в палатку и принялась ждать, сжимая в руке топор. По шоссе проносились редкие автомобили, но по-прежнему не было ни одного мотоциклиста. И тут я вспомнила: когда мы в начале пути менялись мотоциклами, мы обменялись и документами на мотоциклы! А значит, у меня в кармане сейчас лежали документы на «Соло», на котором уехал Алексей! А у него… У него в бумажнике — мои документы! И что он скажет слюдянкинским гаишникам? Мимо поста проехать невозможно. Я проверила свою догадку, достав фонарик, и похолодела. Так и есть, это документы на «Соло». Что же делать-то?
Если у Алексея отберут мотоцикл, как он приедет сюда? Это означает одно — мне придется ночевать одной. В темноте нащупав в сумках одежду, я потеплее оделась, села у выхода и глядела в темноту, в которой посверкивали капли дождя. Было тревожно, я думала, что же буду делать, если Алексей не появится? Мотоцикл не на ходу, документов на него нет. Останавливать грузовик? Идти в ближайшую деревню искать помощи? Но думать о плохом не хотелось, в конце концов, неприятности должны были когда-то закончиться.
Алексей появился, когда я совсем отчаялась. Непроницаемая темень обступала палатку со всех сторон, шумел дождь, но я сразу же узнала звук «Урала». Луч фары лезвием резанул по глазам, и я услышала знакомый голос:
— Ну, ты как, живая?
Я вылезла из палатки. Алексей смеясь, запихал меня обратно, сунул мне в руки что-то горячее. Это была фляжка.
— Вот, это я в кафе купил, тут недалеко… А еще у меня пирожные есть…
Во фляжке оказался горячий сладкий кофе с молоком, а крохотные тартинки таяли во рту.
— Я не буду, я ужинал, ешь сама…
— Ты как без документов уехал?
— Это цирк! Еду-еду, и тут понимаю, что у меня документов нет! Я бы вернулся, но у меня бензина в баке — на донышке. Понял — если вернусь, то мы вообще отсюда не выедем. Ну что, подъезжаю к Слюдянке, там, как всегда, полоса, по которой въезжают в город, перегорожена, гаишники тормозят всех! — Он не выдержал и радостно захохотал, — я думаю, что я им говорить буду? Ну и понес, что в голову лезло. Что тороплюсь, что у меня мотик сломанный на дороге, что девушка с мотиком! Что если я не приеду, то неизвестно, что с тобой будет! Я им так врал, что они даже документы проверять не стали — так отпустили. Я у Лёхи Вишневского в гараже мост перебрал, он мне кардан дал, потом вернуть надо будет. А обратно меня Лёха вывел, у него брат гаишник, — Алексей перевел дух. — А еще я крышку от бензобака потерял, в темноте не заметил, заправлялся, видать, плохо затянул, уже тут на дороге почуял, бензином прет… А у меня крышки нет…
Я, не жуя, проглотила пирожные, выпила кофе, и мы завалились спать. Всю ночь в шуме листвы мне мерещились телефонные звонки, я слышала далекий лай собак и разговоры людей. Я прислушивалась к звукам проезжающих машин, но никто не останавливался, и никто не подходил к палатке. Я успокоилась и заснула.
Утром меня разбудил шум подъехавшего УАЗика. Было уже светло, я расстегнула спальник и выглянула наружу. На обочине стоял УАЗ-«таблетка», и Алексей разговаривал с Доцентом.
— Здравствуй, Алина, — сказал Доцент, увидев меня, — как ты?
— Нормально. Сейчас домой поедем. Дождика бы не было.
Доцент, словно монгольский хан, решающий судьбу подчиненных, с величественными видом посмотрел на бегущие тучи, потом подставил лицо ветру, прижмурился и сказал.
— А дождя не будет, не волнуйся, Видишь, какой ветер? И облака бегут… Будет крутить, — он повертел в воздухе пальцем, словно показывая вихрь, — но дождя не будет… — он улыбнулся своей хорошей тихой улыбкой и уехал.
Дождя и в самом деле не было. Алексей сгонял до закусочной, привез кофе и котлет, одна из которых оказалась тухлой, и её пришлось выбросить, но на такие мелочи мы уже не обращали внимания. Мы позавтракали, Алексей быстро поставил мост обратно, мы увязали багаж на мотоциклы и через два часа были дома. Но я еще долго пила таблетки и зарекалась в ближайшую неделю дотрагиваться до мотоцикла. Я почти выполнила этот зарок. Почти…
Тюнинг! (1999–2000 годы, межсезонье)
К осени стало понятно, что моя мечта весело гонять на мотоцикле, знать его как свои пять пальцев и ничего не бояться, не осуществляется. «Урал» был тяжелым, я не могла выкатить его из гаража, не могла развернуть руками, а если он начинал падать, то остановить его было невозможно, оставалось лишь отскакивать в сторону и стараться, чтобы не осталось синяков. Все время что-нибудь барахлило: сбивалось зажигание, подгорали контакты, нужно было каждые сто километров проверять масло, постоянно выкручивать и проверять свечи… Барахлил замок зажигания, замыкало проводку, горели предохранители… Самое интересное, что иногда я без труда определяла причину поломки. Не то, чтобы я очень понимала, в чем дело, скорее, угадывала. Однажды что-то случилось с проводкой, и все лампочки на мотоцикле стали мигать. Это случилось в Иркутске, и мне пришлось возвращаться домой без света, а повороты показывать руками. На следующий день я нашла свой мотоцикл в гараже у Дениса: Алексей пригнал его туда, чтобы отремонтировать. Ребята уже разобрали полмотоцикла, чтобы добраться до проводки.
Я критическим взглядом посмотрела на них и заявила, что они занимаются ерундой.
— Вот тут, — я ткнула пальцем в задний фонарь, — вся проблема именно тут. Тут и надо разбирать.
Алексей задумчиво посмотрел на меня, подумал, кивнул и разобрал фонарь.
Оказалось, не было «массы». Они с уважением посмотрели на меня, и стали ставить назад все, что успели снять. Наверное, думали, что я умная.
Впрочем, не всегда проблемы с мотоциклом заканчивались так быстро. Не раз и не два мы вынуждены были откатывать «Урал» подальше со стоянки, чтобы вдалеке от чужих глаз потихоньку разобраться, ну почему, почему эта синяя тварь не заводиться? Я надеялась, что со временем мы все поймем, отрегулируем мотоцикл, как надо, и все будет хорошо, но не тут-то было! Он выказывал свой норов, и вел себя непредсказуемо: то он заводился, стоило один раз топнуть по стартеру, то наотрез отказывался работать. К осени мышцы на моей правой ноге начали напоминать мускулатуру бобслеиста — я слишком часто «тренировалась», нажимая на кик. К концу сезона я поняла, что мне нужен мотоцикл полегче.
— Ты в самом деле хочешь его продать? — удивленно спросил Алексей.
Я хотела.
— Нет, ты подумай хорошенько, я не против, но ведь тебе нужно на чем-нибудь ездить.
Я хотела ездить на «Яве».
— А этот куда денем?
Я хотела продать его монголам, которые этим летом развили в Иркутской области активную деятельность, они платили хорошую цену за одиночные мотоциклы — за «Уралы»,
«Ижи» и «Восходы». На мотоциклах они гоняли по степи, охотились на сурков, шкурки которых продавали нашим шапочникам. Они скупили все мотоциклы в Иркутске, в Ангарске, и во всей ближайшей округе, и цены выросли. Я тоже не дремала — дала объявление о продаже «Урала», о покупке «Явы», с кем-то активно перезванивалась, спорила о цене, договаривалась о встрече… Наконец, я нашла подходящую «Яву», но в тот самый момент, когда нужно было сказать окончательное «да» или «нет», я вдруг посмотрела на серенький невзрачный мотоцикл и засомневалась. Я отозвала Алексея в сторону.
— Слушай, мне все кажется, что мы что-то не то делаем. Она почему-то мне не нравиться. Не знаю, почему. Какая-то она высокая, неказистая, и этот жуткий двигатель… К тому же трещина на картере, варить надо. Зимой снова придется все перебирать, переделывать… А свой я уже знаю и, по крайней мере, я на нем езжу.
— Значит, не берем?