Читаем без скачивания Невольничий караван - Карл Май
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лучше не упрямься, потому что я сумею открыть тебе рот. За каждый вопрос, на который кто-нибудь из вас откажется мне ответить, я буду добавлять тебе еще по двадцать ударов. Теперь говори, знаешь ли ты этого эфенди?
— Да, я его знаю, — поспешно выкрикнул шейх, узнавший на своей шкуре, что мидур не расположен шутить.
— Признаешь ли ты, что вы хотели напасть на него и убить?
— Никогда. Тот, кто утверждает это, лжец.
— Я сам утверждаю это, и за то, что ты назвал меня лжецом, твое наказание будет увеличено. Продолжим: знаешь ли ты разбойника по имени Абуль-моут?
— Нет.
— А у меня имеются сведения, что прошлой ночью ты с ним говорил.
— Это неправда!
— Пока ты сидел у костра, этот эфенди подкрался к гуму и подслушал разговор разбойников. Позже он видел, как ты пошел к Абуль-моуту и как привел гум. Это подтвердили и все джелаби. Ты собираешься упорствовать в своей лжи?
— Это был не я, они обознались!
— Я вижу, что ты закоренелый лгун. Ты, наверное, слышал, что меня называют Абу Хамса Мийа, Отец Пятисот? Тех, кто осмеливается преступить закон, я обычно приговариваю к пятистам палочным ударам. Но ты своей ложью оскорбляешь меня, так как тем самым ты пытаешься выставить меня легковерным человеком, которого Аллах обделил умом; поэтому для тебя я стану Абу Ситта Мийа, Отцом Шестисот. Выбросьте его во двор и дайте ему шестьсот ударов по спине! — приказал он солдатам.
— Не делай этого! — воскликнул шейх. — Шестьсот ударов не сможет выдержать ни один человек, ты убьешь меня! Вспомни о кровной мести! Воины моего племени смоют мой позор твоей кровью!
— Тогда пусть они сперва узнают, что я могу быть и Абу Саба Мийа, Отцом Семисот. Итак, дайте ему семьсот ударов, и за каждое слово, которое он произнесет, прибавляйте еще по сотне!
Это было сказано таким решительным тоном, что шейх не осмелился больше возражать. Солдаты вытащили его во двор, и вскоре оттуда послышались его громкие крики.
— Вы слышите это? — обратился мидур к хомрам. — Если он выживет, пусть идет к паше и жалуется на меня. Я сумею позаботиться о том, чтобы в моих владениях каждый честный человек мог безбоязненно следовать своим путем. А людей вроде вас я считаю хищниками, которых следует стрелять для общей пользы. Тому же, кто посмеет лгать и угрожать мне, моя плетка покажет, что я могу сменить свое имя и на Абу Алф, Отец Тысячи. А теперь ответь ты мне, — он указал на хомра, сидевшего на корточках ближе всех к нему, — собирались ли вы убить этого эфенди.
— Да, — испуганно сказал тот.
— А ты тоже признаешь это? — спросил он другого.
— Да, — отвечал и этот.
Остальные тоже сознались в своем преступлении, понимая, что ложью они только ухудшат свое положение. Больше всего им хотелось сейчас наброситься на мидура, и, несмотря на все усилия, они не могли полностью скрыть владевшую ими ярость.
— Вы признали свою вину, и я хотел бы быть вам милосердным судьей. Но вы сделали это не из раскаяния, а из страха, и на ваших лицах я читаю ненависть и жажду мести. Вы получите не больше и не меньше, чем предписывает данное мне прозвище. Пятьсот палок будет достаточно, чтобы убедить вас, что убийство человека, который доверчиво отдал себя под вашу защиту, идет вразрез с законами Пророка и его святых последователей. Пощажен сегодня будет только этот раненый. Пусть он лежит в сиджне[91], пока не заживет его нога, затем, если он не умрет, над ним будет исполнен тот же приговор, Суд окончен. Я говорил по праву и справедливо. Аллах хранит тех, кто следует его законам, но преступников исцелит его гнев!
Мидур поднялся в знак того, что заседание суда закончено, и офицеры сделали то же самое. Попрощавшись с глубокими поклонами, они удалились, и тогда судья распорядился, чтобы хомров перенесли во двор, и разрешил джелаби присутствовать при экзекуции. Вновь оставшись наедине со Шварцем, мидур спросил:
— Итак, справедливость восторжествовала. В твоей стране это произошло бы так же быстро?
— Приговор был бы вынесен позднее, так как у нас дело расследовали бы более подробно.
— А что бы это дало? Ведь нет сомнения в том, что хомры виновны?
— Разумеется.
— Ну, значит, я пришел к тому же результату, но гораздо быстрее. Какое наказание они получили бы согласно вашим законам?
— Многолетнее тюремное заключение.
— Мое наказание намного короче, так же как и мой суд. Виновные получают свои палки, а затем могут отправляться на все четыре стороны.
— На мой взгляд, для многих бандитов это наказание чрезвычайно мягкое, если, конечно, они выдержат удары.
По лицу мидура скользнула многозначительная улыбка, когда дон ответил:
— Суров или мягок мой приговор — решает Аллах. Он дает преступнику столько здоровья и сил, сколько считает нужным. В сущности, такое положение вещей не слишком отличается от вашего, ведь и у вас не всякий преступник может выдержать долгое тюремное заключение, и все это зависит лишь от воли божьей. Так что не беспокойся о хомрах! Их жизнь записана в книге, я не могу ни отнять, ни сохранить ее им. А теперь позволь мне проводить тебя к посланцу твоего брата, а затем в покои, которые я приготовил для тебя.
Немец с радостью согласился, так как дальнейшее пребывание в гостиной, куда со двора доносились страшные крики арабов, было не из приятных.
Пройдя длинную анфиладу комнат, в которых не было ничего, кроме стенной обивки и ковров, они вышли на задний двор. Посреди него стоял крошечный деревянный домик, по стенам которого вились цветущие, благоухающие растения.
— В этом Доме радости ты будешь жить, — сказал мидур, — а вот тот мальчик, о котором я тебе говорил. Он будет сопровождать тебя к твоему брату, а служить тебе начнет прямо с сегодняшнего дня. В дальнейшем он может пригодиться тебе в качестве переводчика: он говорит на языке ниам-ниам и владеет также арабским.
Перед дверью садового домика была расстелена камышовая циновка, с которой поднялся юноша лет шестнадцати, чтобы тут же снова броситься на землю, приветствуя обоих господ. Одежды на нем почти не было, а его кожа была своеобразного красно-бурого цвета, такого же, как почва в тех южных районах, где обитает народ ниам-ниам. Этнографами давно было замечено, что, как ни странно, цвет кожи того или иного негритянского племени всегда напрямую зависит от цвета населяемой им земли. Так, жители черноземных районов — шиллуки, нуэры и денка, обладают чрезвычайно темной кожей, в то время как кожа народов бонго, ниам-ниам и монбутту, живущих в странах с бурой, содержащей железо, почвой, отличается красноватым оттенком.