Читаем без скачивания Против иудеев - Иоанн Златоуст

2

Не поленимся же, братие, не ослабеем, не потеряем бодрости. Никто не говори мне таких слов, что надобно-де было предостеречь и сделать все еще до поста (иудейского), а теперь, как пост уже окончился, как грех сделан, как беззаконие совершено, какая будет польза (от вразумления)? Кто знает, что такое попечение о братьях, тот знает и то, что теперь-то особенно и должно позаботиться и показать все усердие. Должно не только предостерегать прежде греха, но после падения подать руку. Если бы и Бог из начала поступал так, если бы т. е. предостерегал только прежде греха, а после греха, отвергал (человека) и оставлял навсегда лежать в падении, в таком случае никто из нас не спасся бы никогда. Но Он, человеколюбивый и милостивый, и более всего желающий нашего спасения, не делает этого, но и после грехов (наших) показывает (о нас) великое попечение. Так Он и Адама предостерег еще до греха, и сказал ему: от всякого древа еже в раи, снедию снеси: от древа же, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него: а в оньже аще день снесте, смертию умрете (Быт. II, 16, 17). Вот (Бог) предостерегал и легкостию закона, и обилием дозволенных (плодов) и строгостию угрожаемого наказания, и скоростию его последования (ибо не сказал: спустя один, или два, или три дня, но: в тот самый день, в оньже снесте, смертию умрете), и всяким способом, каким только надлежало предостеречь человека. Однако же, когда человек, и после такого попечения, научения, вразумления и облагодетельствования, пал и не послушал повеления, Бог не сказал: „чего еще ожидать больше добра? Какой пользы? (Человек) вкусил, пал, преступил закон, поверил диаволу, не почтил Моей заповеди, получил удар, сделался мертвым, предался смерти, подпал осуждению; к чему еще говорить с ним?" Ничего такого не сказал Он; напротив, тотчас пришел к нему, беседовал с ним, утешал его, и дал ему еще врачевство - труд и пот, и дотоле не переставал употреблять все меры и средства, пока восстановил падшую природу, освободил от смерти, возвел на небо, и дал ей блага большие потерянных, самым делом показав диаволу, что он ничего не выиграл своим наветом; напротив, изгнав людей из рая, увидит их, спустя немного, на небе вместе с ангелами. Так же (Бог) поступил и с Каином. И его остерегал и вразумлял еще до греха, говоря: согрешил еси, умолкни: к тебе обращение его, и ты тем (Авелем) обладати будеши (Быт. IV, 7). Смотри, сколько премудрости и разума! Ты боишься, говорит Бог, чтобы брат твой, Мною почтенный, не отнял у тебя преимущества, принадлежащего первородным, чтобы не похитил принадлежащего тебе первенства (ибо первородным надлежало пользоваться большею честию, нежели родившимся после них). Будь благонадежен, не бойся, и не беспокойся об этом: к тебе обращение его, и ты тем обладати будеши. То есть, оставайся при чести первородного, будь брату прибежищем, покровом и защитою, и обладай и господствуй над ним; только не вдайся в убийство, не дойди до законного поражения (брата). Однако же, Каин и после этого не послушал и не успокоился, но совершил гнусное то убийство, и погрузил правую руку свою в братнюю выю. Что же? Сказал ли Бог: „оставим его наконец, какого еще ожидать добра? Он совершил убийство, умертвил брата, пренебрег Моим вразумлением, дерзнул на неисправимое и непростительное смертоубийство, после того, как столько пользовался таким попечением, наставлением и увещанием; все это выбросил из ума, ни на что не обратил внимания. Так пусть же будет он наконец оставлен и брошен, и не удостоится никакого с Моей стороны попечения". Ничего такого Бог не сказал, не сделал; напротив, еще приходит к нему в другой раз, исправляет этого человека, и говорит: где есть Авель брат твой? (ст. 9). Не оставляет его и тогда, когда он отрекается; напротив доводит его, и против воли, до сознания в преступлении; и когда (Каин) ответил: не вем, - глас, сказал (Бог), крове брата твоего вопиет ко Мне (ст. 10); самое дело, говорит, возвещает о смертоубийстве. Что же Каин? Вящшая вина моя, еже оставитися ми. Аще изгониши мя от земли, и от лица Твоего скрыюся (ст. 13 и 14). Это значит: я согрешил так тяжко, что не заслуживаю извинения, ни прощения, ни оставления вины; но если бы Ты захотел отмстить мне за содеянное, то я, лишенный Твоей защиты, да буду подлежать всем (желающим убить меня). Что же Бог? Не тако: всяк, убивый Каина, седмижды отмстится (ст. 15). Не бойся этого, говорит; ты будешь долго жить, и кто убьет тебя, тот подвергнется многим наказаниям (число семь в Писании означает неопределенное множество). Так как Каин обречен был многим наказаниям, - беспокойству, трясению, стенаниям, унынию и расслаблению тела; то умертвивший тебя (Каина), говорит Бог, и освободивший от этих наказаний, сам навлечет на себя казнь. Слова эти кажутся тяжкими и невыносимыми, однако же показывают великую попечительность. Желая вразумить потомков, Бог изобрел такой способ наказания, который мог и самого Каина очистить от греха. Если бы Он тотчас умертвил Каина, этот умер бы, скрыв свой грех, и не был бы известен потомкам. Но теперь, оставленный жить долгое время в трясении том, он сделался учителем для всех, с кем ни встречался, самым видом своим и трясением тела убеждал всех не покушаться на подобные дела, чтобы не потерпеть таких же и наказаний. С другой стороны, и сам он делался лучшим: ибо трепет и страх, постоянное беспокойство и расслабление тела удерживали его, как бы какою уздою, и не позволяли ему опять впасть в другое такое же преступление, непрестанно напоминали о прежнем грехе, и таким образом душу его делали более смиренною.

3

Но между тем, как я говорил это, мне пришло на мысль предложить вопрос: почему Каин, хотя исповедал свой грех, осудил свой поступок, и сказал о себе, что согрешил непростительно и совершенно не заслуживает извинения, однако же не мог очиститься от греха (тогда как пророк говорит: глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися (Иса. XLIII, 26), напротив - еще осужден? Потому что не сказал, как повелел пророк. Пророк сказал не просто: Глаголи ты беззакония твоя, но как? Глаголи ты прежде беззакония твоя. Главное вот в чем: не просто сказать, но сказать первому, не выжидать обличителя и обвинителя. А Каин не сказал первый, но выждал обличения от Бога, да и тогда, как Бог обличал его, отрицался. Наконец, и сознался в грехе уже тогда, когда дело решительно обнаружилось, а это уже не исповедь. Так и ты, возлюбленный, когда согрешишь, не выжидай обличения от другого, но прежде, нежели будешь обличен и обвинен, сам осуждай свои поступки; потому что, если уже обличит тебя другой, твоя исповедь будет не твоим делом, но плодом стороннего обличения. Вот почему и другой некто говорит: праведный себе самого оглаголник в первословии (Притч. XVIII, 17). Значит, главное дело не в том, чтобы обвинять себя, но в том, чтобы обвинять себя первому, а не выжидать обличения от других. Вот и Петр, так как после тяжкого своего отречения (от Христа) сам тотчас вспомнил о своем грехе и исповедал свою вину без всякого обличителя, - и плакася горько (Матф. XXVI, 75); то омыл свое отречение так, что сделался даже первым между апостолами, и ему вверена была вся вселенная. Но надобно возвратиться к предмету. Сказанное достаточно показало нам, что падающих братьев не должно оставлять без попечения и в небрежении; что надобно и предостерегать их от греха, и много заботиться о них после греха. Так делают и врачи: и здоровым людям говорят, что может сохранить их здоровье и отогнать всякую болезнь, и не бросают пренебрегших их приказаниями и впадших в болезнь, но тогда-то особенно и показывают великую заботливость о том, чтобы освободить их от болезни. Так поступил и Павел: не бросил блудника после того тяжкого беззакония, которого не обретается и между язычниками, но и тогда, как он отвергал узду, не хотел принять врачевства, скакал и отбивался, довел его до излечения, и довел так, что опять соединил с телом Церкви. И не сказал сам себе: какого ожидать успеха, какого добра? Он соблудил, сделал грех, и не хочет отстать от разврата, но еще надмился, гордится и делает рану неизлечимою; так оставим его и бросим. Ничего такого не сказал; напротив, по этому-то самому и показал особенную заботливость, что видел его повергшимся в ужасный разврат, и не переставал устрашать, грозить и наказывать, употреблять все меры и средства, и сам и чрез многих других, пока не привел его к сознанию греха, к ощущению беззакония, и не очистил совершенно от всякой скверны. Так сделай и ты; поревнуй тому евангельскому самарянину, который показал столько заботливости о раненом. Там шел мимо и левит, шел и фарисей; и ни тот, ни другой не наклонился к лежащему, но оба без жалости и сострадания оставили его и ушли. Некий же самарянин, нисколько не близкий к нему, не прошел мимо, но, остановившись над ним, сжалился, и возлил на него масло и вино; посадил его на осла, привез в гостиницу, и одну часть денег отдал, а другую обещал за излечение совершенно чужого ему человека (Лук. X, 30-35). И не сказал сам себе: какая мне нужда заботиться об нем? Я самарянин, у меня нет ничего общего с ним; мы вдали от города, а он не может идти. Что, если он не в состоянии будет вынести дальности пути? Мне придется привести его мертвым, могут заподозрить меня в убийстве, обвинять в смерти его? Ведь многие, когда, идя по дороге, увидят раненых и едва дышащих людей, проходят мимо не потому, чтобы им тяжело было поднять (лежащих), или жалко было денег, но по страху, чтобы самих их не повлекли в суд, как виновных в убийстве. Но тот добрый и человеколюбивый (самарянин) ничего этого не побоялся, но, пренебрегши всем, посадил (раненого) на осла и привез в гостиницу; не страшился он ничего: ни опасности, ни траты денег, ни другого чего. Если же самарянин был так сострадателен и добр к незнакомому человеку, то мы чем извиним свое небрежение о наших братьях, подвергшихся гораздо большему бедствию? Ведь и эти (христиане), постившееся ныне, впали в руки разбойников - иудеев, которые даже свирепее всех разбойников, и делают больше зла тем, кто им попался. Не одежду они разодрали у них, не тело изранили, как те (разбойники), но изъязвили душу, и, нанесши ей тысячу ран, ушли, а их оставили лежать во рве нечестия.