Читаем без скачивания Михаил Зощенко - Михаил Михайлович Зощенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С субботы на воскресенье я и поехал.
Вхожу в вагон. Присаживаюсь сбоку. Еду. Три версты отъехал — жрать сильно захотелось, а жрать нечего.
«Эх, — думаю, — Васька Бочков, сукин сын, в какую длинную поездку втравил. Лучше бы мне. — думаю, — сидеть теперь на суше в пивной где-нибудь, чем взад и вперед ездить».
А народу между тем многовато поднабралось. Тут у окна, например, дяденька с бородкой. Тут же рядом и старушечку бог послал. И какая это вредная, ядовитая старушечка попалась — все локтем пихается.
— Расселся, — говорит, — дьявол. Ни охнуть, ни вздохнуть.
Я говорю:
— Вы, старушечка, божий одуванчик, не пихайтесь. Я, — говорю, — не своей охотой еду. Меня, — говорю. — Васька Бочков втравил.
Не сочувствует.
А вечер между тем надвигается. Искры с тепловозу дождем сыплются. Красота кругом и природа. А только мне неохота на природу глядеть. Мне бы, думаю, лечь да прикрыться.
А лечь, гляжу, некуда. Все места насквозь заняты.
Обращаюсь к пассажирам:
— Граждане, — говорю, — допустите хотя в серединку сесть. Я, — говорю. — сбоку свалиться мшу. Мне в Москву ехать.
— Тут, — отвечают. — кругом все в Москву едут. Поезд не плацкартный все-таки. Сиди где сидел.
Сижу. Еду. Еще три версты отъехал — нога зачумела. Встал. И гляжу — третья полка виднеется. А на ней корзина едет.
— Граждане. — говорю, — да что ж это? Человек, — говорю. — скрючившись должен сидеть, и ноги у него чумеют, а тут вещи… Человек, — говорю, — все-таки важней, чем вещи… Уберите, — говорю, — корзину, чья она.
Старушечка, кряхтя, подымается. За корзиной лезет.
— Нет, — говорит. — от вас. дьяволов, покою ни днем, ни ночью. На, — говорит, — идол, полезай на такую верхотуру. Даст, — говорит, — бог, башку-то и отломишь на ночь глядя.
Я и полез.
Полез, три версты отъехал и задремал сладко.
Вдруг как пихнет меня в сторону, как кувыркнет вниз. Гляжу — падаю. Спросонья-то, думаю, каково падать.
И как шваркнет меня в бок, об башку, об желудок, об руку… Упал.
И. спасибо, ногой при падении за вторую полку зацепился — удар все-таки мягкий вышел.
Сижу на полу и башку щупаю — тут ли. Тут.
А в вагоне шум такой происходит. Это пассажиры шумит. не сперли бы, думают, ихние вещи в переполохе.
На шум бригада с фонарем сходится.
Обер спрашивает:
— Кто упал?
Я говорю:
— Я упал. С багажной полки. Я, — говорю, — в Москву еду. Васька Бочков, — говорю, — сукин сын, втравил меня и поездочку.
Обер говорит:
— У Бологое завсегда пассажиры вниз сваливаются. Дюже резкая остановка.
Я говорю:
— Довольно обидно упавшему человеку про это слышать. Пущай бы, — говорю, — лучше бригада не допущала ни верхних полках ездить. А если лезет пассажир, пущай спихивают его или урезонивают — дескать, не лезьте, гражданин, скатиться можно.
Тут и старушка крик поднимает:
— Корзину, — говорит, — башкой смял.
Я говорю:
— Человек важнее корзинки. Корзинку, — говорю, — купить можно. Башка же, — говорю, — бесплатно все-таки.
Покричали, поохали, перевязали мне башку тряпкой и, не останавливая поезда, поехали дальше.
Доехал до Москвы. Вылез. Посидел на вокзале.
Выпил четыре кружки воды из бака. И назад.
А башка до чего ноет, гудит. И мысли все скабрезные идут. Э-э, думаю, попался бы мне сейчас Васька Бочков — и бы ему пересчитал ребра. Втравил, думаю, подлец, в какую поездку.
Доехал до Ленинграда. Вылез. Выпил из бака кружку воды и пошел, покачиваясь.
Неприятность
Вот довольно поучительный факт.
Необходимо знать каждому гражданину.
Один наш знакомый человек всыпался в историю.
А была у него небольшая квартира. Первоначально это была большая квартира. А после раздела наш знакомый имел одну комнату, кухню и переднюю.
А знакомый был очень такой подвижной, характерный человек. Вообще энергичный. А главное — ему с семьей мало было одной комнаты.
И начал он прикидывать в уме. чего ему сделать. И вдруг придумал.
Передняя комната — это, думает, излишняя роскошь. Я не нэпман. Гости могут не раздеваясь сидеть. Или пущай польты под себя подкладывают. Дай, думает, из этой просторной передней я себе две комнаты сочиню. Столовую комнату и детскую.
Очень загорелся наш знакомый на это дело. Однако — человек бывалый — побежал до правления и попросил разрешения воздвигнуть стенку.
Там очень обрадовались.
— Пожалуйста, — говорят, — об чем речь!
И с этим согласием наш знакомый в ударном порядке занялся строительством и в скором времени заимел симпатичную квартирку из трех комнат.
И только он обжился в этом помещении, вдруг правление заявляется.
— Так что, — говорят, — как известно, у вас теперича три комнаты. Так что, — говорят, — образовались внутри-комнатные излишки. Вам, — говорят, — как удобнее — вселить к вам или, наоборот, вы будете платить в тройном счете?
— За что же, — говорит, — платить? Ведь это передняя.
— Была, — говорят. — передняя, а теперича наглядно видать две комнаты.
Очень загрустил наш друг. И через день собственными гидами сломал злополучную стенку. И снова теперь имеет переднюю.
А только он снова имеет неприятность. Зачем сломал стенку без разрешения и тем самым нанес ущерб жилищному строительству. И вообще возникает уголовное дело.
Давеча мы встретили нашего знакомого. Идет скучный.
— Лучше бы, — говорит, — не рыпался.
Пожалуй, верно.
Стакан
Тут недавно маляр Иван Антонович Блохин скончался по болезни. А вдова его. средних лет дамочка. Марья Васильевна Блохина, на сороковой день небольшой пикничок устроила.
И меня пригласила.
— Приходите, — говорит, — помянуть дорогого покойника чем бог послал. Курей и жареных утей у нас, — говорит, — не будет, а паштетов тоже не предвидится. Но чаю хлебайте сколько угодно, вволю и даже можете с собой домой брать.
Я говорю:
— В чае хотя интерес не большой, но прийти можно. Иван Антонович Блохин довольно. — говорю, — добродушно ко мне относился и даже бесплатно потолок побелил.
— Ну, — говорит, — приходите тем более.
В четверг я и пошел.
А народу приперлось множество. Родственники всякие. Деверь тоже. Петр Антонович Блохин. Ядовитый такой мужчина со стоячими кверху усиками. Против арбуза сел. И только у него, знаете, и делов, что арбуз отрезает перочинным ножом и кушает.
А я выкушал один стакашек чаю, и неохота мне больше. Душа, знаете, не принимает. Да и вообще чаишко неважный. надо сказать, — шваброй малость отзывает. И взял я стакашек и отложил к черту в сторону.
Да маленько неаккуратно отложил. Сахарница тут стояла. Об эту сахарницу я прибор и кокнул, об ручку. А стакашек, будь он проклят, возьми и трещину дай.
Я думал, не заметят. Заметили, дьяволы.
Вдова отвечает:
— Никак, батюшка, стакан
