Читаем без скачивания История малой россии - 1 - Николай Маркевич

Главнокомандующим был тогда в войске Владислав Доминик Князь Заславский, человек вовсе невоинственный, а его помощниками Александр Конецпольский, не весьма опытный, и Николай Острорп, ученый того времени.

Едва Поляки начали располагаться станом и готовить укрепления, Хмельницкий набежал уже на них. Это было в праздник Преображения, 6 Августа, во 6 вторник. Был разсвет. Сражение началось жаркое с обеих сторон. Драгуны Немецкие, построенные весьма правильно, шли фрунтом на козаков. Допустив на карабинный выстрел, козаки дали по них залп из винтовок, разсыпались и, надеясь на их непроворность, заскакали в тыл. Пока те успели поворотиться назад целым фрунтом, часть их уже была переколота; а другой наш отряд стал докалывать их и сзади; вскоре драгуны разстроились. Немецкая пехота сражалась отчаянно; храбрость ее была равна искусству и опытности; быстрая в движениях и опытная их артиллерия была губительна для нашей пехоты. Приметив это, Гетман прикрыл ее конницею, и занимая Немцев наездами, начал кружить. А между тем козацкая пехота обогнула неприятелей, прошла неприметно в местечко, оттуда садами и жилищами на средину Польской армии, и давши всеобщий залп, кинулась, по обыкновению, подымать Поляков на копья; те не устояли, бросились в бегство и смяли пехоту Немецкую. Увидя ее тыл, Гетманская конница наскакала, смешала ряды, разстроила линии и захватила артиллерию. Тогда вся Польская армия, второпях, и смешенная, прежде попятилась назад, потом оборотилась спиной, разбежалась врознь, и, если б не ночь, весьма темная, то не много б спаслось от истребления, хотя впрочем и так Поляков и Немцов сочтено убитых более десяти тысяч, а в том числе и множество офицеров. Хмельницкий с приличною почестью похоронил последних в Польском Костеле.

Обоз, состоявший из 100,000 подвод, достался козакам. Богатства эти были случайно для козаков увеличены свадьбою одного из Магнатов в Пилявцах; к нему съехалось множество знатных Поляков с семействами. Но Гетман велел всех их отпустить, а забрать только у них серебро, золото и все драгоценности.

Из взятых под Пилявцами пленных, Хмельницкий отпустил одиннадцать офицеров, иностранцев, только взял с них честное слово не воевать против козаков, а тринадцать пленников переслал к сыну своему Тимофею для отдачи в подарок Хану. Потом написал представление ко всем чинам республики. Оно было следующего содержания:

«Свидетельствуюсь небом и землею и самым Богом Всемогущим, что поднятое мною оружие и пролитая им многая кровь Христианская есть дело рук некоторых Магнатов Польских, противящихся власти найяснейшего Короля, сего помазанника Божия, и милостивого отца нашего, и следующих тиранским своим склонностям и вымыслам на пагубу народа Русского. Они то жаждали крови человеческой, они искали жертвы сей законопреступной и варварской, и пусть ею да насытятся, а я умываю руки пред народом и всем светом, что ни мало неповинен есмь в крови сей Христианской и единоплеменничей. Известны все чины, известен и сам наш Король, да и самые архивы Государственные засвидетельствуют, сколько было представлений, сколько было жалоб и просьб, самых горчайших и убедительнейших, от чинов и народа Русского, о чинимых им, от распутных и своевольных Поляков и их пьяного воинства, самых несносных насилиях, грабежах, убийствах и всех родов тиранствах, многочисленных и разнообразных, и в самых диких народах едва ли известных. Но никто по тем жалобам не внял ни мало, никто не сделал по них хотя обыкновенного разбора и удовлетворения; самые жалобы сочтены наконец преступлением и злоумышлением. Оставлен и брошен несчастный народ сей на произвол одного своевольного жолнирства и хищного жидовства, и повержен в самое неключимое рабство и поношение. Все ему было преграждено и воспящено, и доведен до того, что никто в нем более не проречет, ни возопиет. И так, единоплеменные ему, Поляки ни только не познавали: уже единокровной братии своей Савроматов, но не признавали его даже и за создание Божие, и всемерно презирали и поносили, наддав ему презрительные титулы хлопа и Схизматика. Заслуги воев Русских, тяжкие брани их с иноплеменниками, подятые для обороны и разширения пределов Польских, забыты и безстыдно попраны и презрены Поляками. Пролитая за них кровь Русская и падшие на полях ратных тысячи и тьмы воев Русских награждены от них виселицами, сожигательством в медных быках, спицами и всех родов мучениями и варварствами. Но правосудие Божие, назирающее дела человеческие, престало терпеть таковые лютости и безчеловечия, и подвигло народ к обороне собственного бытия своего, а меня избрало слабым орудием воли Его. Сей промысл Божий явно доказан поражением Поляков, весьма неравными им, силами козацкими на семи главных сражениях и на многих штурмах и битвах. Армии Польские избиты и разсеяны; многие вожди их и начальство истреблены, также немало предано их в плен Татарский, да тоею мерою, ею же мерили, возмерится и им! Остается руиновать жилища Польские истреблять семейства их, во отмщение Русским, сие претерпевши! Но я суд Божий на душу мою призываю, что не желаю и не ищу мести, постыдной Христианству и человечеству, и подлежащей единому Богу и Его правосудию в день он, во он же истязаны будут Царие земстии и предержащии власти мира сего, о всем погибшем от них и чрез них в человечестве и о невинной пролитой ими крови, от самых времен, братом убитого, Авеля. И так отзываюсь о тебе, найяснейший Король, справедливый и любимый Монарх наш, отзываюсь и к вам, Советникам его, и всем Вельможам Польским. Убойтеся Бога милосердного, потребите вражду и отриньте злобу ее, губительную собственным своим народам; возстановите в них мир и тишину, да поживут, и вас прославлят! Сие единственно от вас зависит, а я всегда готов исполнить то, чего долг мой и обязанность к Богу и народу от меня требуют.»

Посылал ли Хмельницкий к Хану Крымскому представление на показ, о том не известно. Но Энил говорит, будто бы Хан приложил свою записку к Королю и Магнатам. «Помыслите сами, до чего довело вас высокомерие. Прощайте и ожидайте нас скоро в Варшаве и Кракове.»

Пленники, Косяковский, Червинский и Оссолинский взялись доставить Королю и Магнатам представление, и Гетман отпустил их на честное слово, что чрез две недели доставят ему ответ, а в противном случае сами явятся и перескажут мнение Правительства. Но ответа и возвращения этих трех пленников Гетман ждал напрасно. Это было только честное слово, и рыцарские подвиги Поляков прежних времен вышли тогда в Польше из употребления.

Владислава уже не было в живых. От каменной болезни и от лихорадки, он скончался в Меречи. Извещая о том Хмельницкого Воевода Адам Кисель писал к нему следующее: «Тебе и сподвижникам твоим не безизвестно, что я один из Сенаторов покровительствуя вере, церквам, правам Российским, состарелся в сем попечении и желаю умереть в нем. После битвы под Кумейками никогда не обагрял рук в крови своих единоверцев и непричастен постигшим их бедствиям: они последовали вопреки воли и моих представлений. И так, я имею право на твою доверенность. Прошедшее предадим забвению, война и изчадия ее, голод, язва, суть наказания, посылаемые свыше, и речь посполитая почувствовала их в полной мере. Желать продолжения оных на гибель отечества, ест дело беззаконное; мщение Божеское следует отклонять молитвами; свое укрощать раскаянием и пещись о заживлении, а не о растравлении ран. В междоусобной брани, славнее для победителя влагать в ножны меч свой, нежели обнажать его на новое поражение. Хмельницкий! Не оскорбляй величия Божия, не нарушай спокойствия общего; отошли Татар в их улусы, распусти козаков, отправь посланников своих в Варшаву с изъяснением истинных причин возмущения вашего и обид, нанесенных войску и тебе самому. Удостоверь речь посполитую в верности, впредь никогда неизменяемой. А я клянусь Святою Церковью, общею матерю нашею, клянусь всеми священными правами древнего родства с народом Русским: что буду споспешествовать делу вашему со всякою готовностию, со всевозможным тщанием. Единственное желание мое-доставить праведное успокоение земле и отечественной вере от тех зол, в которых они толь долгое время стенают.»

Так, движимый любовию к отечеству, единоверец Хмельницкого, Брацлавский Воевода и Сенатор Адам Кисель увещавал Гетмана и надеялся примирить обе стороны. В душе свой сам Гетман желал прекращения кровопролитий; его трогательное представление доказывает его чувства: но предшественники его испытали на себе честь Поляков времен Сигизмунда и Владислава, и он был дальновиднее Косинского, Наливайки, Павлюги, Остряницы.

Получив известие о смерти Короля, Хмельницкий еще более озлобился на Поляков. Король Польский Владислав IV, по словам нашей летописи, имевший всегда патриотические мысли о народе Русском, намерен был окончить борьбу козаков с Поляками утвердить древние права народные, объявить Малороссиян народом вольным, каким всегда были они, присоединившимся как равный к равным, отнюдь не завоеванным. Таковы были намерения Владислава. Но Примас Иеремий Вишневецкий и другие Мигнаты не хотели слышать о мире. Бурно волновался Сейм, послов Хмельницкого выгнали. Опечаленный таким поступком-так сказано было Гетману-Король, не видя способов наказать бунтующих Панов, впал в задумчивость, в печаль, и скончался. Еще хуже было подозрение Хмельницкого на Примаса, который, будто бы злобясь на Короля за письмо к Барабашу, чрез духовника Урабана отравил его. Но как бы то ни было, Хмельницкий горько заплакал, велел по всем церквам во всей Малороссии править о душе Королевской сорокоусты и панихиды, и вписать его в церковные поминальные субботники, приписав к имени Владислава: «пострадавшего правды ради за народ благочестивый».