Читаем без скачивания Сайлес Марнер - Джордж Элиот

— Не говори так, Присси, — взмолилась Нэнси, краснея. — Ты же знаешь, я никогда не выйду замуж.

— Вздор! «Никогда не выйду!» — возмутилась Присцилла, укладывая снятое платье и закрывая картонку. — Ради кого же я буду трудиться, когда умрет отец, если ты забьешь себе голову разной чепухой и станешь старой девой только потому, что некоторые люди ведут себя не слишком хорошо. Нет, мое терпение лопнет: сидишь над тухлым яйцом, будто на свете не найти свежего. На двух сестер хватит и одной старой девы. А я с честью проживу и незамужней, раз всемогущий судил мне так. Пойдем, теперь мы можем сойти вниз. Я готова, насколько может быть готово пугало. Серьги я уже надела и теперь могу пугать ворон.

Когда обе мисс Лемметер рука об руку вошли в большую гостиную, любой человек, не знакомый с характером девушек, конечно мог бы предположить, что причиною, заставившей широкоплечую, неуклюжую, скуластую Присциллу надеть совершенно одинаковое платье со своей хорошенькой сестрой, было или неуместное тщеславие первой, или коварная уловка второй, придуманная ею для того, чтобы оттенить свою собственную редкую красоту. Но добродушная, беззаветная веселость и здравый смысл Присциллы вскоре рассеяли бы первое подозрение, а скромное достоинство речей и поведения Нэнси служили ярким свидетельством натуры, далекой от злого умысла.

За большим чайным столом в столовой, теперь приятно украшенной ветками остролиста, тиса и лавра, которые в избытке росли в старом саду, для обеих мисс Лемметер были оставлены почетные места, и Нэнси, несмотря на твердое намерение казаться равнодушной, не могла не испытать внутреннего волнения, когда увидела, что к ней подходит мистер Годфри Кесс, чтобы вести ее на место между ним самим и мистером Крекенторпом, в то время как Присциллу усадили с противоположной стороны стола между мистером Лемметером и сквайром. Несомненно, для Нэнси было небезразлично, что ее отвергнутый поклонник был одним из наиболее значительных молодых людей в округе и что он был у себя дома в этой старинной и строгой столовой, которая казалась ей пределом великолепия и хозяйкой которой она могла сделаться в один прекрасный день, когда ее стали бы называть «жена сквайра — миссис Кесс». Все это, вместе с тем, усиливало в глазах Нэнси ее внутреннюю драму и укрепляло в ней решимость даже ради самого блестящего положения не выходить замуж за человека, который не заботится о своем добром имени. А так как для нее, как и для всякой честной и чистой женщины, раз полюбить человека значило полюбить его навсегда, она дала себе слово, что ни один мужчина никогда не будет иметь на нее таких прав, чтобы заставить ее уничтожить засохшие цветы, которыми она дорожила и всегда будет дорожить как воспоминанием о Годфри Кессе. И Нэнси была способна сдержать данное себе слово даже в очень трудных условиях. Ничто, кроме прелестного румянца, не выдавало этих волнующих мыслей, которые теснились в ее голове, когда она заняла место рядом с мистером Крекенторпом, ибо она была так точна и ловка в своих движениях, а хорошенькие губки ее были так решительно и спокойно сжаты, что трудно было угадать в ней внутреннее смятение.

Но пастор не мог оставить такой очаровательный румянец без должного комплимента. В мистере Крекенторпе не было ни малейшего высокомерия или аристократических повадок. Это был просто седовласый человек с мелкими чертами лица, смеющимися глазками и подбородком, укутанным пышной белой шейной повязкой в мелкую складочку. Эта повязка, казалось, властвовала над всем его обликом и накладывала свой особый отпечаток на все замечания пастора. Поэтому воспринимать его любезности отдельно от его галстука означало бы жестокую и, пожалуй, опасную попытку слишком отвлеченного мышления.

— Ах, мисс Нэнси, — сказал он, поворачивая шею внутри галстука и приятно улыбаясь, — если кто-нибудь станет утверждать, что нынешняя зима была суровой, я отвечу, что видел цветущие розы в канун Нового года! Годфри, что ты на это скажешь?

Но Годфри ничего не ответил и даже сделал вид, что не смотрит на Нэнси. Хотя подобные комплименты и считались образцом вкуса в старомодном обществе Рейвлоу, у почтительной любви есть своя вежливость, которой она обучает мужчин, даже не прошедших иной школы. Зато сквайр был недоволен тем, что Годфри показал себя таким ненаходчивым. К вечеру сквайр обычно пребывал в значительно лучшем настроении, чем мы застали его поутру за завтраком, и охотно выполнял традиционную обязанность, требовавшую от него шумного радушия и покровительственного тона. Он усиленно пользовался своей серебряной табакеркой и время от времени предлагал ее всем гостям без изъятия, сколько бы они ни отказывались от такой чести. До сих пор сквайр особо приветствовал только глав семей по мере их появления, но теперь, в разгар вечера, его гостеприимство уже распространяло свои лучи на всех гостей. Он бесцеремонно похлопывал по спине молодых людей и выказывал особое удовольствие от их присутствия, в искреннем убеждении, что и они должны чувствовать себя счастливыми, принадлежа к приходу, где живет такой сердечный человек, как сквайр Кесс, который приглашает их к себе и желает им добра. Понятно, что даже на этой ранней стадии веселого настроения сквайр пожелал загладить промах сына и высказаться за него.

— Да, да, — начал он, протягивая табакерку мистеру Лемметеру, который вторично наклонил голову и отмахнулся, твердо отказываясь от приглашения, — мы, старики, наверно не прочь были бы помолодеть, увидев сегодня омелу[14] в белом зале. Многое стало хуже за последние тридцать лет — страна приходит в упадок, с тех пор как заболел старый король[15]. Но когда я смотрю на мисс Нэнси, мне кажется, что нынешние девушки держат свою марку; черт меня побери, если я припомню, чтобы какая-нибудь могла сравниться с нею, даже в те дни, когда я был красивым молодцом и гордился своей косичкой. Не обижайтесь на меня, — добавил он, обращаясь к миссис Крекенторп, которая сидела рядом с ним, — вас я не знал, когда вы были в возрасте мисс Нэнси.

Миссис Крекенторп, маленькая, непрестанно моргающая женщина, то и дело поправляла и трогала свои кружева, ленты и золотую цепочку, вертя при этом головой и издавая какие-то глухие звуки, чем весьма напоминала морскую свинку, которая дергает носиком и что-то болтает в любой компании. Вот и сейчас она заморгала и суетливо повернулась к сквайру.

— Нет, нет, я не обижаюсь! — заверила она.

Не только Годфри, но и многие другие поняли, что этот комплимент сквайра по адресу Нэнси имел определенное дипломатическое значение, так как отец ее еще больше выпрямился и с довольным видом взглянул на нее через стол. Этот строгий и методичный сеньор вовсе не намерен был хоть на йоту уронить свое достоинство проявлением восторга от перспективы породниться с семьей сквайра. Честь, оказанная его дочери, доставляла ему удовольствие, но он готов был дать согласие на этот брак только при определенных условиях. Сухощавый, но здоровый, с непроницаемым лицом, по-видимому никогда не красневшим от излишеств стола, он резко отличался своей внешностью не только от сквайра, но и от всех фермеров Рейвлоу, оправдывая свою любимую поговорку: «Порода значит больше, чем пастбище».

— Мисс Нэнси удивительно напоминает покойную мать, не правда ли, Кимбл? — спросила дородная миссис Кимбл, оглядываясь в поисках мужа.

Доктор Кимбл (в те дни сельские врачи носили этот титул и не имея диплома), худой и подвижной человек, держа руки в карманах, порхал по комнате и с беспристрастием медика любезничал то с одной, то с другой из своих пациенток, которые встречали его приветливо, ибо он был наследственным доктором, человеком состоятельным, способным не менее роскошно накрыть стол, чем самые богатые из его пациентов, а не одним из тех жалких лекаришек, которые рыщут в поисках практики по незнакомым местам и весь доход тратят на то, чтобы поддерживать в полуголодном состоянии свою единственную лошаденку. С незапамятных времен фамилия доктора в Рейвлоу была Кимбл; фамилия «Кимбл» была неразрывно связана с понятием «доктор», и было грустно думать о том печальном факте, что у ныне здравствующего Кимбла нет сына и поэтому его практика в один прекрасный день перейдет к преемнику, который будет носить непривычную фамилию Тейлор или Джонсон. Но в этом случае более умные обитатели Рейвлоу начнут пользоваться услугами доктора Блика из Флиттона, — это все-таки естественнее.

— Ты мне что-то сказала, дорогая? — спросил доктор, быстрыми шагами направляясь к жене, но, как бы предвидя, что ей, по причине одышки, нелегко будет повторить свое замечание, тотчас же продолжал: — Ах, мисс Присцилла, смотрю я на вас и вспоминаю вкус вашего превосходного пирога со свининой! Надеюсь, мне удастся попробовать его еще раз?