Читаем без скачивания Любовь и слава - Патриция Хэган

– Уходите. Отправляйтесь спать или, если хотите, сидите у моей двери всю ночь напролет. Как вам угодно! Меня это не волнует. Единственное мое желание – хоть немного поспать. Вашей чепухи я за эту одну ночь наслушался вдоволь.

Элдон кивнул. Глаза у него стали словно стеклянные. Скорее всего он не привык к спиртному, сообразил Тревис.

– Я о вас позабочусь, – пробормотал Элдон. – Не беспокойтесь. Ни за что не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось.

Тревис громко захлопнул дверь. Голова у него вдруг начала тяжелеть. Спать хотелось так, что его даже качнуло, когда он подходил к постели. О, черт, до чего крепкий ром! Этот Харкорт просто дурак. И ром, и Элдон, вместе взятые, испортили ему весь вечер. А утром, наверное, он проснется и почувствует, будто вовсе и не спал.

За окном завывал ветер. От его набегов окна скрипели, словно в знак протеста. А проклятые барабаны били все сильнее и сильнее, казалось, будто они находятся прямо у Тревиса в голове. Мысли бешено завертелись, а горло вдруг как-то странно начало сдавливать. Колтрейну хотелось поглубже вздохнуть, но ничего не получилось. Дышать становилось все труднее и труднее. Он пощупал рукой горло, но найти его не смог. Куда же девалось его горло? Руки Тревиса болтались в воздухе. Господи, что с ним происходит? Где голова? С каждым ударом барабана у него исчезает часть тела. И вот уже тела нет. Его унес туман. Осталась только одна душа. Идти ей некуда, и она так и повисла посередине, ища себе дом и не находя его.

Движения. Кто-то был рядом с Тревисом. Но кто? Элдон? Ясно, Элдон вернулся. Тревис попытался думать, попытался произнести слова, чтобы тот послал за врачом. Ясно, это болезнь. О Боже, точно, болезнь! Слишком перепил. Нет, больше он никогда не будет пить. От виски с ним ни разу такого не было, насколько помнится. И тут, к своему ужасу, Колтрейн осознал, что больше ничего вспомнить не может. Как его зовут? Зачем он здесь? И эти барабаны… внутри его. Тревис вздохнул, но как это произошло? Ведь ни рта, ни горла у него нет! Нет никакого тела вообще. Только одна душа, да и она, почувствовал Колтрейн, тоже куда-то ускользает.

В тумане различимы какие-то лица. Некоторые из них черные, некоторые коричневые. Вокруг носа на них нарисованы белые полоски, а выпученные глаза обведены красными кругами. Кости. Почему стучат друг о друга белые кости? Кровь. Откуда течет эта кровь? Кровь – теплая, густая, клейкая – струилась по всему его телу. Тревис захотел ее с себя стереть, но у него не было рук.

Откуда-то из тумана донесся рассерженный голос:

– Это он?

На Тревиса накатила волне тошноты, таким леденящим и ужасным был этот голос. Но каким же образом он вообще может что-либо чувствовать? Ведь у него нет тела, только душа. Но она невидима, она затерялась где-то в этом сером тумане. И тем не менее обоняние у Тревиса сохранилось. Даже не имея тела, он ощутил отвратительный запах какой-то гнили.

– Да, о да, хоунган, это он.

Молина. Без сомнений, это голос Молины, говорящей с такой злостью, что одной ее достаточно было, чтобы убить человека.

Мужчина заговорил снова. Очень громко, почти перекрывая бой барабанов, который стал еще яростнее.

– Этой ночью придут лоа, огоун и эрзули, принесут тебе покой.

Сквозь туман донеслись одобрительные возгласы. Откуда-то раздались монотонное песнопение и ритмичные аплодисменты. Что-то двинулось, и Тревис увидел тела, погруженные в транс и двигающиеся кругами. Танцующие размахивали руками, белые кости стучали, а бой барабанов не умолкал ни на минуту.

– Он умрет, – прокричал хоунган. – Злой дух умрет. И будет умиротворена душа твоего давно умершего дедушки.

– Несите сюда жертву.

Часть из услышанных Тревисом слов была произнесена на диалекте французских креолов, который Колтрейн выучил у себя в болотистых протоках Луизианы. Туман начал рассеиваться. Тут Тревис понял, что постепенно выходит из состояния ступора, в которое впал, очевидно, из-за отравленного ядовитыми травами рома. Только сейчас он начал осознавать происшедшее. Так, значит, все дело в роме. В той самой проклятой бутылке, которую, как считал Тревис, он должен был наполовину выпить, а она, к его удивлению, оказалась почти полной. Кто-то проскользнул к нему в комнату и чего-то насыпал в эту бутылку, чтобы его усыпить. Он сделал всего лишь глоток, а ведь Элдон – целых два. Теперь ясно, почему поведение Харкорта так изменилось.

Тревис не отважился раскрыть глаза до конца. Пусть думают, что он еще в состоянии сна. Да так оно почти и было на самом деле, потому что координировать свои мысли Колтрейну стоило большого труда. Эти мысли шевелились в голове очень медленно, и уловить их было нелегко.

Сквозь чуть сомкнутые ресницы Тревис мог разглядеть пламя множества факелов и странно одетых туземцев, кружащихся в танце. Свободные балахоны на них были черного и алого цвета. У большинства женщин тела были прикрыты лишь юбками, а вспышки пламени высвечивали их голые груди.

– Сегодня ночью придет гуеде. Этого потребует Барон Самеди. Тебе воздадут надлежащую честь, джеунесс.

Тревис сумел заметить, что тот, кого назвали хоунган, был темнокож, высокого роста и костляв. Он был украшен перьями, лицо его покрывали белые и желтые полоски. Стоя впереди Молины, негр что-то тряс у себя над головой. Молина же стояла на коленях, склонив голову вниз.

– Тебе воздадут честь, чтобы умиротворить твоего дедушку, – кричал долговязый. – А потом Барон Самеди всем объявит, что ему должны принести жертву. – Негр побежал к Тревису, который поспешно закрыл глаза и замер, вслушиваясь в безумный треск, издаваемый похожим на тыкву предметом, прямо над его лицом.

– Нет. Не надо его убивать.

Тревис мог слышать, как Молина слезно умоляет хоунгана, но сохранять ясное сознание было выше его сил. Ох, будь проклят этот треск над головой! Тот мальчишка с берега Луизианы рассказывал тогда Тревису про ассон. Это такая тыква, которую наполняли камешками, змеиными позвонками и землей, принесенной с кладбища. И именно этим предметом пользовался сейчас жрец, когда призывал усопших и повелевал живыми. В этот самый миг барабаны повторяли ритм трещащей тыквы. Тогда мальчишке очень хотелось показать Тревису ассон, который был у его отца. Но Тревис остался равнодушен к его рассказу. Его совсем не интересовал ассон и сейчас. Единственное его желание было собраться с силами и сделать с этими туземцами что-нибудь такое, чтобы они его запомнили надолго. Числом они его намного превосходят, но, видит Бог, он отказываться от борьбы не намерен.