Читаем без скачивания Евгения, или Тайны французского двора. Том 2 - Георг Борн

Незнакомец был в высшей степени внимателен и любезен, но ни слова не сказал о предстоящем свидании, а также о своем имени; Долорес не хотела показаться любопытной.

Достигнув вокзала, Валентино заметил, что вся прислуга низко кланяется незнакомцу и безусловно ему повинуется. В поезде, готовившемся отправиться в Версаль, находился также и императорский вагон, в который незнакомец и ввел сеньору.

Вагон этот состоял из нескольких комнат. Валентино вошел в одну из них, будучи — уверен в необходимости во что бы то ни стало быть поблизости от своей госпожи.

Долорес было неловко в раззолоченном вагоне — ей было непонятно, что все это могло означать; все ей казалось таким странным и таким таинственным, что невольное опасение более и более вкрадывалось в ее душу.

Незнакомец, севший напротив нее, занимал ее разными пустыми разговорами. Взглянув нечаянно на него сбоку, она заметила мелькнувшую на его лице насмешливую улыбку, — не угрожает ли ей измена? Сердце ее сильно забилось, и она уже раскаивалась в том, что согласилась на предложение незнакомца; но потом снова стала говорить себе, что она слишком боязлива, что получит известие об Олимпио и тотчас вернется в Париж.

Версаль находится в трех с половиной милях от Парижа, и потому поезд, миновав Мон-Валерьен, прибыл через полчаса в Версаль. Этот дворец обязан своим значением прихоти Людовика XIV, который сперва жил летом в Сен-Жермен, но потом отказался от него, под тем предлогом, что его беспокоит вид аббатства Сен-Дени, усыпальницы королей, — Людовик XIV не хотел иметь постоянно перед собой напоминание о смерти и потому воздвиг дворец и парк Версаля, употребив на него четыреста миллионов франков; наследники его также полюбили это место.

Все что только может создать искусство и придумать утонченное наслаждение, было сосредоточено здесь.

Щегольский экипаж, ожидавший у вокзала Долорес и незнакомца, привез их и Валентино ко дворцу и остановился во дворе Ла Шанель; слуги бросились открывать дверцы кареты.

Наступил вечер; туман, столь обычный осенью, застилал парк, но еще цвели розы и даже некоторые померанцевые деревья были покрыты белыми душистыми цветами, так что вышедшую из экипажа сеньору окутал великолепнейший аромат.

Незнакомец провел ее через несколько залов; Валентино шел за ними на некотором расстоянии.

Долорес восхищалась картинами и произведениями искусства, украшавшими стены.

— Я обещал вам открыть дорогой свое имя. Мы уже близко к цели, и я готов исполнить свое обещание…

— Вы возбуждаете мое любопытство!

— В таком случае, я государственный казначей Бачиоки и совершенно счастлив, что мог быть вашим кавалером.

— Государственный казначей Бачиоки? — повторила Долорес. — Что же все это значит?..

— Войдите в этот покой, через несколько минут вам будет все известно!

Бачиоки провел Долорес через украшенную золотом и зеркалами галерею Людовика XIV в зал часов, потом открыл дверь в исторически известную комнату Oeil de boeuf и попросил Долорес войти в нее. Такое странное имя (бычий глаз) получила эта круглая комната от находящегося в ней продолговато-круглого окна, через которое проходил в нее свет. Когда-то комната эта была сборным пунктом придворных Людовика XIV и центром всевозможных интриг и сплетен.

В ту самую минуту, как Долорес в нее вступила, в галерее послышалась перебранка, происшедшая между Валентино и находившимися там камердинерами, не хотевшими его пропустить далее…

— Что там происходит? — сказала Долорес, боязливо останавливаясь. — Там оскорбляют моего слугу!

— Не беспокойтесь, сеньора, я спешу туда прекратить спор, — возразил Бачиоки. — Будьте так добры, сядьте на этот диван, вы вскоре узнаете остальное.

— Мне было бы приятней уехать отсюда, — ответила она. Государственный казначей пожал плечами.

— Мне было поручено привезти вас сюда, — сказал он раскланиваясь и вышел из комнаты, заперев за собой дверь.

Долорес осталась одна в большой, тускло освещенной комнате; сердце ее сильно билось; ей было так тяжело, как будто ее ожидало нечто ужасное. Большие картины, казалось, выступали из своих рам, лица насмешливо посматривали на нее…

— Пресвятая Богородица, — шептала она, сложив руки, — мне так страшно; я должна немедленно уйти отсюда; но как я найду дорогу через все эти залы?.. Страшно!.. Не позвать ли на помощь?..

Тогда отворилась высокая дверь, ведущая из Oeil de boeuf в спальню Людовика XIV, в дверях появилась тень сладострастного короля, чтобы заманить прелестное существо, привезенное Бачиоки, в роскошный покой, изобилующий потайными дверями, мягкими оттоманками, прекрасными картинами и статуями.

Долорес слегка вскрикнула, но приблизилась к отворившейся двери, вообразив, что это вернулся государственный казначей.

— Пощадите меня, я не хочу здесь оставаться; выведите меня отсюда, эта обстановка душит меня.

С этими словами Долорес приблизилась к стоявшему и внезапно вскрикнула: — Император!

— Не бойтесь, сеньора, — сказал Людовик Наполеон, протягивая Руку Долорес, чтобы ввести ее в комнату, из которой вышел, — будьте добры, идите за мной. Я пригласил вас сюда для того, чтобы сообщить вам приятную для вас новость!

— Какая неожиданность, я и не предчувствовала такого счастья, ваше величество, — бормотала Долорес.

— Я виноват перед вами, — сказал Людовик Наполеон тихим и мягким голосом, вводя дрожащую Долорес в слабо освещенную спальню.

В это время ко дворцу подъехал экипаж с обитыми резиной колесами, так что они не производил никакого стука; он остановился у бокового подъезда дворца. Лейб-егерь открыл дверцу; из экипажа вышли две дамы, закутанные в плащи. Одна из них, одетая в черное, быстро подошла к запертой двери, держа ключ от нее в своей маленькой ручке. Около этой двери не было ни одного слуги; через боковые коридоры можно было пройти отсюда в комнату Oeil de boeuf и к потайной двери в спальню Людовика XIV, который часто прибегал к этому ходу, чтобы незаметно покидать замок.

Отворив дверь, женщина, одетая в черное, пропустила в нее сначала свою спутницу, отличавшуюся высоким ростом и горделивой осанкой, а потом вошла сама.

Егерь остался у подъезда.

— Не знаю, чем я заслужила эту милость, — сказала Долорес, входя с императором в обширный покой, наполненный благоуханием.

— Вы сейчас все узнаете, — отвечал любезно Людовик Наполеон, подводя Долорес к одному из диванов. — Садитесь! Я желаю сам передать вам известие, настолько приятное, что вы не раскаетесь в том, что приехали сюда.

— Я очень смущена, государь, если кто-нибудь придет…

— Никто нам не помешает, сеньора, никто не знает об этом! Император еще раз пригласил Долорес сесть на диван.