Читаем без скачивания Детородный возраст - Наталья Земскова

– Галстук? Когда?

– Давно, не помню. Был какой-то мимолетный разговор, и ты сказала, что мужчина в галстуке выглядит то ли значительнее, то ли солиднее.

– Не помню. А! Защищеннее, увереннее в себе. Так это всем известно. Как странно ты со мной сегодня говоришь. Как будто я больна и невменяема, и это уже было. Вспомнила! Лет пять назад видела «Вишневый сад» в каком-то подвальчике на Литейном. Действие происходит в доме для душевнобольных, все действующие лица, кроме Лопахина, пациенты, он ходит и со всеми разговаривает, как ты сейчас со мной: Раневской обещает выкупить имение, Варе – жениться, ну и так далее. А интонации – вот как сейчас у тебя.

– Что ты такое выдумала! Как врач, я вижу, что ты на пределе, ты на чем-то зациклилась, и самой тебе точно не справиться. А сказать ты не хочешь. Не можешь?

– Нечего говорить, Коля.

– Не хочешь мне – сходи к специалисту. Я очень беспокоюсь.

Николай Степанович посмотрел на нее так, что Маргарита Вениаминовна неожиданно для себя смутилась и вдруг вспомнила, как когда-то они вместе ездили на какую-то учебу, и он ходил за ней по пятам, вроде бы не ухаживая, но постоянно присутствуя и опекая. Зачем-то потащил ее в зоопарк, и так ей было неудобно и неловко от его внимания, что всё время приходилось что-то придумывать и ускользать. И был еще какой-то вечер, когда он, пригласив ее танцевать, буднично и просто сказал, что она единственная женщина на свете, которую он мог бы полюбить по-настоящему. И еще можно было припомнить две-три попытки ухаживания. Но это было так давно и так недолго, что она успела забыть и теперь сама удивлялась, что забыла. Толстобров никогда не досаждал ей вниманием, но отношения между ними всё время оставались близко-дружескими и настолько удобными для обоих, что оба очень ими дорожили.

Маргарита Вениаминовна преодолела смущение, прямо посмотрела на Николая Степановича, поняла, что он заметил, широко улыбнулась:

– Я, правда, очень благодарна. Никому, получается, кроме тебя, и дела нет. Но это нормально, нормально. Должно быть, я устала, и с настроением что-то не то. От отпуска осталось две недели – почему бы мне не съездить? Вернусь – тогда поговорим.

– Ну хорошо. А почему без мужа?

– Он занят с выставкой, а после выставки обычно тьма заказов, так что, боюсь, если не съезжу сейчас, то вообще никуда не уеду.

– Понятно.

– Помоги лучше выбрать страну и агентство.

Маргарита Вениаминовна подвинула ему справочник, а сама поставила чайник, достала сухари, сыр, цукаты.

– Что-нибудь нашел?

– А как же… Смотри: туристическое агентство «Алые паруса». Тополевый переулок, семнадцать.

– А где это? Старомосковское какое-то название. Ты ничего не перепутал?

– Да нет, тут всё расписано, как ехать. А главное, тебе подходит: алые паруса в Тополевом переулке. Красиво. И директриса – какая-нибудь Ассоль пенсионного возраста.

– Красиво, – согласилась Маргарита, – я поеду.

– А страна?

– Италия, конечно. Ты вроде не была там.

– Не была. И все-таки почему Италия?

– Там вся эпоха Возрождения и единственный дошедший до нас в целости древний храм, Пантеон. Двадцать седьмой век до нашей эры.

– Ну, ты даешь! Откуда помнишь?

– Да нас географичка в школе задолбала мировыми достопримечательностями. В шестом классе всем раздала по стране и велела делать доклады. Мне досталась Италия, и, представляешь, так увлекся, что целый трактат настрочил и выступал с ним раза три, за что был прозван итальянцем.

– Действительно, похож.

– Ты не тяни, если решила, там как раз сейчас закончилась жара, но скоро зарядят дожди, успевай.

– Да, успевать, успевать. Знаешь, я лишь недавно поняла: что в нашем возрасте «потом» не бывает. В сущности, есть только «сейчас»: вот сейчас или никогда. И всё время нужно выбирать: либо то – либо это, а промедлишь – и не будет ничего.

– Так это в любом возрасте.

– Нет, не в любом. Не в любом. Раньше всё откладывалось, а потом исполнялось, успевалось и это, и то. А сейчас всё ускорилось, всё летит, и ты едва успеваешь разглядеть мелькающие мимо станции.

– Значит, всё просто: нужно выбрать сейчас, а там уж как вывезет.

Освободившись пораньше, Маргарита Вениаминовна вышла в больничный сад. Начал накрапывать дождь, она вспомнила, что оставила в кабинете зонтик, хотела вернуться, но увидела идущего ей навстречу Кириллова. Поворачивать назад показалось неловко: будет выглядеть как бегство. Она прибавила шагу и от неожиданности улыбнулась и поздоровалась первая. Он тоже улыбнулся и пошел с ней рядом, не говоря ни слова. Так они миновали первый хирургический корпус, потом второй, травматологию, терапевтическое и кардиологическое, вышли на главную аллею. Дождь припустил сильнее, но они продолжали идти тем же шагом, не глядя друг на друга и по сторонам, повернули направо и вышли через боковой вход.

Кириллов взял ее за руку, подвел к своей машине, распахнул дверцу и усадил почти насильно.

– Я забыла зонтик, – сказала Маргарита. – Нужно вернуться.

– Не нужно, вымокнете совсем. Я отвезу вас куда надо – вместо зонтика будет машина.

Она поправила мокрые волосы, мгновение подумала, пожала плечами:

– Везите. Тополевый, семнадцать.

– Далековато.

– Ну, довезите до метро, там я сама.

Кириллов рассмеялся.

– О чем это вы?

– Мы там с мамой раньше жили.

– Где?

– В Тополевом переулке.

– Правда?

– Ага. Вам что там нужно?

– Не скажу. Ну, слава богу, а то я была уверена, что это фантом.

– Почему же?

– Нет в Питере таких названий.

– Маловато, но есть. Мы давно не виделись. Вы изменились.

– А что у вас?

– Устал, очень много работы. Пока вас сейчас ждал, вдруг подумал, что хорошо бы куда-нибудь съездить, поплавать. Но это же надо совершать телодвижения: собирать чемодан, лететь. Вот если бы сразу – и на море.

– Октябрь уж на дворе – какое море?

– Ну, почему? Тунис, Египет…

– Тогда езжайте.

– А вы где были летом?

– Работала. Зато весной летала на Мальдивы.

– И как Мальдивы?

– Крошечные острова, такие микроскопические, что взлетно-посадочная полоса выходит прямо в море. Когда мы приземлялись, я думала – не попадем. Никаких достопримечательностей, только природа и море. И дайвинг.

– Вы занимаетесь дайвингом?

– Не я. Муж. Но раза три и я спускалась – затягивает.

– Чем же?

– Панорамой подводного царства – ради этого все и ныряют. Даже не знаю, с чем бы можно сравнить… Как будто ты в гигантском аквариуме, а мимо проплывают огромные рыбы, осьминоги и прочая живность; белые и розовые кораллы обступают со всех сторон, и водоросли – точно разумные существа – поют свои гулкие песни.

– Вы так рассказываете, что я уже решил ехать. А вот интересно, акулы бывают?

– Довольно часто, но они не обращают на ныряльщиков внимания. Они там не кровожадные.

Машина быстро двигалась по каким-то переулкам и улочкам, Реутова пыталась запоминать дорогу, но вскоре бросила и вдруг спросила:

– Как называется ваша машина?

– Это «кадиллак». Отец, начитавшись Ремарка, купил, а я уговорил поменяться на мой «мерседес».

– Тоже из-за Ремарка?

– Нет. В сущности, из-за глупости. Понимаете, «мерседес» – совершенство, гармония. Но, как в любом совершенстве, в нем царит статика, холод, выдох финала. А «кадиллак» – он индивидуален. Вам смешно?

– Да нет, не очень.

– Мы приехали.

Маргарита Вениаминовна нашла глазами нужную вывеску и, поблагодарив Кириллова, вышла. А когда вернулась, то обнаружила его «кадиллак» на прежнем месте. И как полтора часа назад, он вышел навстречу и снова усадил ее в машину:

– Вы не выберетесь отсюда одна.

Весь обратный путь они проделали молча, и, когда она шла к своему подъезду в свете вечерних фонарей, весь прожитый день показался ей таким вязким, бесформенным и громоздким, что она то и дело прибавляла шагу, хотя никакой необходимости в этом не было.

…Вечером за ужином после споров, убеждений и объяснений было решено, что она едет в Италию, на неделю, как только получит визу.

Десять предотпускных дней оказались суетливо-суматошными, наполненными такой прорвой срочных дел, какая всегда обнаруживается перед отъездом. Но одно дело в этом безразмерном списке шло под грифом «немедленно», и Маргарита Вениаминовна, бросив всё остальное, начала именно с него. Хотела было по телефону, но, набирая номер, передумала и под конец рабочего дня сорвалась в перинатальный центр – к человеку, перед которым благоговела, считала своим учителем. На время отодвинув все свои проблемы, она ехала к Эре Самсоновне Гамбург, одной из первых величин отечественной гинекологии, врачу, у которого ей посчастливилось проходить интернатуру.