Читаем без скачивания Лев Лангедока - Маргарет Пембертон

— Простите меня, Элиза, я в дурном настроении, но мне не следовало обрушивать его на вас. Будет лучше, если я проедусь сегодня верхом в одиночку.

— О да! — поспешила согласиться Элиза, но тут же пожалела об этом, надеясь, что ее восклицание прозвучало не слишком радостно и что Леон не примет его как желание отделаться от него.

— До завтра, — произнес Леон, прикидывая в уме, следует ли обнять ее и поцеловать на прощание. И решил, что делать этого не стоит. Вежливые поцелуи Элизы оставляли его совершенно невозмутимым. Ограничения и запреты в проявлениях чувств, которые Элиза наложила на него после его возвращения в Шатонне и которые поначалу он счел очень тяжелыми для исполнения, на самом деле оказались для него на удивление легкими. Он надеялся только на то, что в супружеской постели его любовный опыт будет достаточным для того, чтобы преодолеть ее холодность.

Рафаэлю де Мальбре, думал Леон со злостью, направляя бег Сарацина к холмам, не пришлось бы преодолевать холодность Мариетты.

Леон достаточно хорошо понимал, какое действие может произвести на мужчину поцелуй Мариетты. Но какие ощущения вызвали бы эти поцелуи, даваемые добровольно и со страстью, он даже вообразить не мог и еще раз выругался, пытаясь успокоить себя мыслью, что уж его-то нареченная скромна и целомудренна.

Мариетте наконец-то удалось оттолкнуть от себя Рафаэля, после чего она пнула его в ногу с такой силой, что он заорал от боли.

— Как вы смеете! Мерзкий хлыщ! — Мариетта плюнула в него и одним рывком вскочила на спину своей кобыле. — Вы думаете, что Рикарди можно купить за драгоценные побрякушки? — Она пустила лошадь вскачь, едва не сбив Рафаэля с ног.

Он поспешил отскочить с дороги, но лошадь все же задела его своим боком, и он упал на кучу соломы. Ошарашенный, Рафаэль некоторое время просидел на этой соломе, машинально стряхивая соринки и зернышки овса со своего изысканного костюма. Впервые в жизни он ошибся в оценке женщины. Ее негодование не было притворным. Деньгами и драгоценностями не купить ласки Мариетты, а чем можно? Рафаэлю де Мальбре пришел в голову единственный ответ на этот вопрос, пока он, отряхнувшись, шагал в задумчивости по дороге к замку, — буйная малышка Рикарди даст согласие только в обмен на предложение вступить с ней в законный брак. Так ведь она упустила Леона, и других шансов у нее нет, не имеется ни семьи, ни происхождения, о котором стоило бы говорить всерьез. Жаль, что она не родилась в семье, равной по знатности великим де Мальбре.

Перспектива всю жизнь провести в постели с женщиной такой горячей крови могла бы навести на мысль о законном браке любого мужчину.

Рафаэль позвал своего слугу, велел ему привести в порядок парик, который сильно пострадал при его падении, после чего поднялся по лестнице и присоединился в гостиной к Селесте, встретившей его весьма приветливо. Однако он сосредоточил внимание не на ее безыскусной болтовне, а на более серьезном предмете. Таком, который удивил даже его самого.

Мариетта ехала к дому Бриссаков, не обращая ни малейшего внимания на окружающее. Какая глупость, что она позволила себе кокетничать с Рафаэлем де Мальбре и принимала его ухаживания. Но теперь он больше ее не побеспокоит и не станет вступать с ней в разговоры, в то время как все внимание Леона сосредоточено на предстоящей свадьбе. Итак, она по крайней мере не уронила собственную гордость, этого преимущества никому у нее не отнять. Но это ненадолго. Свадьба приближается с каждым днем. Сердце у Мариетты сжималось так сильно, что она чувствовала, что вот-вот умрет от недостатка воздуха… или от недостатка любви.

Арман выбежал ей навстречу, и мысли Мариетты не без усилия сосредоточились на больной Нинетте. Она выслушала заверения Армана в том, что ее лекарства помогают больной, что ее больше не мучает лихорадка. Мариетта отерла лоб девочки губкой, смоченной в прохладной воде, напоила ее привезенным с собой козьим молоком и убедилась, что Арман говорит правду. Нинетта Бриссак еще слаба, ей придется полежать в постели несколько дней, но она будет жить.

Арман рассыпался в благодарностях, но Мариетта в ответ только пожала плечами и заметила с улыбкой, что умение лечить больных всего лишь особый дар, не каждому присущий.

— Но вы и сами могли бы заразиться и умереть, если бы у нее была черная оспа, — возразил Арман.

Мариетта подумала, приходило ли такое в голову Леону, и усомнилась в этом. Он вроде бы вообще забыл о ее существовании.

Мариетта заблуждалась, полагая, что Рафаэль де Мальбре перестанет уделять ей внимание; как раз наоборот, его внимание сделалось еще более настойчивым с той разницей, что он не позволял теперь себе никаких вольностей и обращался с ней как со знатной дамой, причем Жанетте и отцу Рафаэля казалось, что с дамой, по отношению к которой он питает серьезные намерения. Если это замечал и Леон, то он этого не показывал. Сам он почти не разговаривал с Мариеттой и вел себя с ней день ото дня все неприветливей и отчужденней. Короче, он полностью игнорировал Мариетту, а когда его мать пожелала узнать причину такой нелюбезности, ответил ей резко, почти на грани грубости. Жанетте только и оставалось после этого наблюдать, беспокоиться и строить догадки.

Когда Нинетта Бриссак окончательно выздоровела, Мариетта начала все больше и больше времени уделять тому, чтобы научить Сесиль плести венецианское кружево. Спустя некоторое время число ее учениц выросло с одной до двадцати; женщины готовы были пройти расстояние в несколько миль ежедневно, лишь бы, расположившись в оранжерее вокруг своей наставницы, постичь секреты старинного искусства.

— Что такое там происходит, дьявол его побери? — недоуменно спросил Леон, доев свой завтрак и услышав разговоры и громкий смех женщин.

— Там занимаются кружевницы, ими руководит Мариетта, — совершенно спокойно ответила Жанетта, которая не видела причины обсуждать с ним новый замысел Мариетты, тем более что в последние дни с ним вообще невозможно стало разговаривать.

— Что?! — рявкнул Леон и, швырнув на стол салфетку, устремился к окну.

Там, под нависшими ветками старых яблонь, склонились над рукодельем черноволосые, светловолосые и седые головы женщин. Леон узнал молоденькую Жасинту Доде, дочку пекаря, Бабетту, мать которой умерла с год назад, а также старуху вдову Готье. В центре сияла золотом волос знакомая головка.

— Школа кружевниц, — повторила Жанетта. — Мариетта обучает женщин плетению венецианских кружев. Если она останется здесь надолго и если ученицы окажутся способными, Мариетта преобразит Шатонне, ибо это искусство наконец-то принесет ему процветание.