Читаем без скачивания Одни в океане - Йенс Рен

При чтении романа невольно возникают ассоциации с Беккетом: предельное сужение места действия, позволяющее двум персонажам углубиться в философский спор на тему «Жизнь в современном мире». И чувствуется также перекличка с экзистенциализмом Камю. Многое роднит Рена с Хемингуэем – не только взгляд на вещи (кругом вода, а пить нечего), но и простой, лаконичный, неприкрашенный стиль. Книга Рена – не только военная проза, но и экзистенциалистский трактат о смерти. Эти два аспекта романа делают его достойным чтения и перечитывания даже в настоящее время, через полстолетия после его первой публикации.

Хотя это роман нового типа, в нем чувствуется, однако, влияние хорошо известной немецкой «окопной литературы» времен Первой мировой войны, описывавшей грязь, боль, мучения и смерть без нужды и причины. Писатели той поры отразили жестокий парадокс между идеями и реальностью. В конце романа Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен» (1929) Пауль Боймер спасает раненого командира своего взвода сержанта Ката только для того, чтобы потом обвинить Ката в нерешительности и погибнуть от его же выстрела в затылок. Пространная тетралогия Арнольда Цвейга, самой известной частью которой является роман «Спор об унтере Грише» (1927), посвящена абсурдности немецкой военной судебной системы, перемалывающей всех вокруг. В англо-американской традиции поэт Уилфред Оуэн по-своему трактует изречение Горация «dulce et decorum est» («сладка и почетна» за родину смерть), описывая солдат, умирающих в окопах от газовой атаки: «…с воплями, спотыкаясь и кружась на месте, как человек, охваченный огнем и изъязвленный хлором». Подобных сцен много и в немецкой военной поэзии. В качестве примера можно привести стихотворение Августа Штрамма (погиб в 1915 году под Городцом): «Этот час истекает кровью / Сомнение открывает глаза / Время рождает / Изнеможение / Смерть омолаживает себя». Поток литературы, который насчитывал сотни романов и тысячи поэм, описывавших бессмысленность войны, достиг своего пика к 30-м годам. Однако нацисты быстро положили этому конец. В марте 1933 года книги Ремарка и Арнольда Цвейга сожгли на костре; разрешено было оставить только те произведения о войне, которые грубо прославляли солдатские подвиги, совершенные во имя великой немецкой нации, или изображали войну как своего рода вселенскую катастрофу, с которой сталкивается одинокая сильная личность. Произведений последнего направления было немного; среди них можно выделить книги Эрнста Юнгера (1895–1998), который пережил четыре года «окопной войны», был награжден множеством орденов, опубликовал военные мемуары (1921), а затем отразил свое отношение к войне в нескольких книгах, написанных в середине 30-х годов. Эти романы прославляли милитаризм, эстетизировали насилие и смерть и изображали войну как «внутренний опыт», который должен приобрести каждый молодой немец. Реакционные политические убеждения заставляли Юнгера сочувствовать нацистам, однако его отталкивала их жестокость. Он вовсе не стремился стать «придворным» писателем Геббельса и его компании. Постепенно Юнгер отдалялся от военной бравады и приближался к экзистенциализму Хайдеггера и Сартра. В 1939 году он написал мрачную антинацистскую аллегорию «На мраморных утесах», которая пользовалась популярностью в оппозиционных кругах периода Второй мировой войны, за что писатель едва не поплатился. С позиций его героя-индивидуалиста война противоречила принципам экзистенциализма.

Книгу Рена читали немцы, которым были известны как критические и пацифистские взгляды Ремарка, так и мифо-поэтическое воспевание войны Юнгером, утверждавшим, что насилие является неизбежным естественным злом. Однако в годы Второй мировой войны немецкие солдаты все же носили в вещмешках старую тоненькую повесть Вальтера Флекса «Странник меж двух миров» – воспевавшую воинское братство и проникнутую пафосом товарищества историю двух солдат, один из которых погибает в бою. Флекс, писавший в лирическом стиле англичанина Томаса Харди или немца Детлева фон Лилиенкрона, опубликовал эту повесть в 1917 году, незадолго до своей гибели на Восточном фронте. Книга сразу стала бестселлером, была издана тиражом в несколько миллионов экземпляров и уступала по популярности только роману Ремарка «На Западном фронте без перемен». Она была единственной книгой, благодаря которой средний немец узнавал о великой силе товарищества и мужской дружбы, возникающей между людьми на войне, и о боли и чувстве утраты, которые испытывает человек, теряющий друга. Еще до окончания войны 1914–1918 годов «Странника меж двух миров» опубликовали в карманном формате; с 30-х и до начала 50-х годов она входила в перечень книг, рекомендованных для школьного чтения. Повесть Флекса была очень популярна: печальная и в то же время жизнеутверждающая, патриотичная, но без нацистского фанатизма и расистской ненависти. Флекс придал жертвенности в бою духовный смысл: фронтовая дружба оказывалась сильнее смерти.

Конечно, немецкая военная литература не сводилась к трем обозначенным направлениям. Наиболее распространенными были романы, посвященные пропаганде нацизма; в них прославлялся героизм во имя немецкого отечества, а враги изображались как воплощение зла. Одним словом, читатели знали, чего ждать от военного романа. И Йенс Рен, написавший свою честную и простую историю в 1954 году, тоже ориентировался лишь на эти три литературных пласта. Как и Флекс, Рен изображает двух солдат, оказавшихся бок о бок друг с другом; как и Юнгер, он переводит физические тяготы войны в план экзистенциализма; и как Ремарк, повествуя, иронизирует и проникает в сознание читателя. Тем не менее в книге Рена много необычного; читатели 1954 года, хорошо знавшие немецкую военную литературу, были поражены новым витком в развитии старого как мир сюжета. Как и в известной повести Флекса, здесь тоже присутствуют два героя, но на этот раз они заклятые враги по определению и союзники по борьбе со смертью. Как и у Ремарка, здесь много иронии, переходящей в «черный юмор», но не направленный на ниспровержение власти и обличение «тыловых крыс» – генералов и политиков, далеких от фронта. Вместо этого Рен демонстрирует нам нечто похожее на вселенское пожатие плечами, поскольку не видит в происходящем никакого смысла и только вынужден покоряться «большой политике», жертвой которой становятся солдаты. Как и в произведениях Юнгера, война рассматривается сквозь призму литературного и философского знания экзистенциализма, как попытка осмысления опыта боя, страданий и смерти, и он делает это не так выспренно, а значительно более тонко, без пурпурных тонов прозы Юнгера. В отличие от Юнгера он описывает трагическую ситуацию с заранее ясным исходом, используя минимум действующих лиц. Это своего рода популярная версия дискуссий того времени о беспомощности и равнодушии Бога к страданиям людей и нежелании помочь им. Ничего подобного нет в книгах его трех предшественников, как и в их тенденции изображения войны. Вероятно, это самое главное достижение Рена, связывающее его роман с послевоенными попытками в литературе объяснить мировую бойню с точки зрения теологии.