Читаем без скачивания Наставники - Чарльз Сноу

- Бедняжку вечно сбивали с толку его шутки, - заметил Рой.

Однако они полностью доверяли друг другу, и сегодня ей пришлось сказать ему, что он умирает. По мнению Роя, она собралась с духом и без всякой подготовки выложила мужу всю правду.

- Она всегда считала, что не умеет найти с ним общий язык, рассказывал Рой. - И сегодня ей было особенно тяжко. Ее истерзала мысль, что любой другой человек наверняка отыскал бы задушевные, верные слова, а она за всю жизнь так и не научилась с ним разговаривать.

Порой нам казалось, что Ройс обо всем догадывается, но мы ошибались. Правда потрясла его. Он не стал упрекать жену. Леди Мюриэл не помнила в точности, о чем он говорил, да он, как она передавала потом Рою, почти ничего и не сказал.

"Трудно жить без будущего", - только эту фразу она и запомнила.

Но тяжелее всего ей было видеть, что он даже не вспомнил про нее, думая о близкой смерти. "Он всю жизнь почти не замечал меня, а тут и вовсе забыл, что у него есть жена", - со слезами на глазах пожаловалась она Рою.

Эта жалоба заставила Роя с горечью подумать о человеческом эгоцентризме и одиночестве. Они прожили вместе всю жизнь. Она открыла ему правду - и увидела, что он думает только о своей смерти, как будто жены у него просто не было.

Когда леди Мюриэл ушла и ее сменила Джоан, он попросил, чтобы к нему никого не пускали.

Рой сказал:

- Мы все обречены на одиночество. Каждый из нас. На полное, абсолютное одиночество.

Немного погодя он добавил:

- Если ее мучает сейчас одиночество, то, подумай, - каково сейчас ему! Подумай, каково это - знать, что на днях ты обязательно умрешь!

18. ТРЕВОГА

Найтингейл, предъявив Джего свои требования, притих - то ли успокоился, то ли перестал думать о должности наставника. По мнению Брауна, он просто понял, что ничего сейчас не добьется и что ему выгодней переждать. Браун не давал нам забыть о намерениях Найтингейла:

- Я согласен, он очень неуравновешен, и его противоречивые чувства вы понимаете, наверно, лучше, чем я, но сейчас-то он, по-моему, твердо знает, чего хочет. И это беспокоит меня больше всего. У Найтингейла появилась вполне определенная цель, и он еще испортит нам немало крови.

Браун был совершенно прав. Я уже научился у него предугадывать характер человеческих поступков и обуздывать, когда нужно, свое психологическое воображение. Однако и я был прав: Найтингейла терзало сейчас тревожное беспокойство, которое человек не в силах унять: сначала его мучает какая-нибудь одна забота - должность наставника, например, - он обдумывает, как ее добиться, предпринимает для этого какие-то шаги и ненадолго успокаивается; но вскоре его начинают одолевать другие заботы, и все начинается сначала. Найтингейла заботило сейчас голосование в Совете Королевского общества - Совет должен был собраться в марте, - и он тревожно гадал, примут ли его наконец в Общество, осуществится ли его заветная мечта.

Каждую весну овладевала Найтингейлом эта мучительная тревога. Она походила на медленную пытку - ведь если должности наставника он мог как-то добиваться, то тут ему оставалось только ждать, и это приводило его в отчаяние.

Кроуфорд во второй уже раз замещал в Совете Общества какого-то умирающего старика. Рассказывая нам об этом, он был по-всегдашнему невозмутим. Найтингейл слушал его, угрюмо нахмурившись, но все же не выдержал и спросил:

- Вы знаете, когда будут известны результаты голосования?

Кроуфорд полистал свою записную книжку.

- В марте. - Он назвал точную дату. - Но опубликуют их месяца через два после этого. Вас интересует какой-нибудь определенный человек?

- Д-да!

Тут уж Найтингейла понял даже Кроуфорд.

- Вы говорите о себе?

- Да.

- Простите, я сразу не сообразил, - равнодушно извинился Кроуфорд. - Я ведь работаю в другой подкомиссии, у нас с вами разные специальности. По-моему, я ничего не слышал о химиках. Или просто не обратил внимания. Но если мне удастся узнать что-нибудь определенное, я скажу вам. Вся эта никому не нужная секретность кажется мне чепухой.

Фрэнсис Гетлиф внимательно слушал их разговор, а потом, когда мы вышли вместе с ним из профессорской и дверь за нами закрылась, сказал:

- Неужели никто не избавит его от этой муки?

- Ты что-нибудь знаешь?

- Я слышал фамилии химиков. Разумеется, его там нет. Он но включен даже в списки кандидатов. Его никогда не выберут в члены Общества.

- Вряд ли кто-нибудь скажет ему об этом.

- Еще бы.

- А когда, кстати, выдвинут твою кандидатуру? - спросил я Фрэнсиса, забыв о нашей размолвке.

- Когда я буду уверен, что меня изберут - изберут через три или четыре года после выдвижения моей кандидатуры. Я не хочу ничего начинать без уверенности в успехе.

- Ты собираешься сделать первую попытку будущей весной?

- Собирался. Я надеялся, что тогда к сорок второму году я пройду в члены Общества. Но все поворачивается не совсем так, как мне хотелось бы, - с горькой откровенностью сказал Фрэнсис.

- Тебе последнее время не везло? - спросил я.

- Да, пожалуй, - ответил он. - На мою работу почти но обратили внимания. Но дело не только в этом. Я работал хуже, чем мог.

- У тебя еще много времени впереди, - сказал я.

- Много, - согласился Фрэнсис.

Никто из нас, подумал я, не относится к себе так требовательно, как он.

Недели через три, зайдя после ленча в привратницкую, я услышал голос Найтингейла. Меня поразил его тон, и я вспомнил, что сегодня должно выясниться, кого из кандидатов избрали в Королевское общество.

- Если на мое имя придет телеграмма, - говорил Найтингейл привратнику, - пришлите мне ее тотчас же. Я буду у себя до самого обеда. Тотчас же - вы меня поняли?

День был пронзительно холодный: зима прогнала неустойчивую февральскую весну, наползли свинцовые тучи, и часа в четыре уже стемнело. Я читал, сидя у камина, а потом позвонил дворецкому и заказал чай, чтобы выпить его до прихода студента. Дожидаясь официанта, я подошел к окну. В морозном воздухе кружились редкие снежинки; стуча по каменным плитам шипами футбольных бутс, через дворик прошло несколько старшекурсников, их голые коленки посинели от холода, изо рта облачками белого пара вырывалось теплое дыхание. Потом я увидел Найтингейла - он шагал в сторону привратницкой. Студенты громко и весело перекликались, но Найтингейл, казалось, не замечал их.

Спустя минуту он прошел назад - медленно и понуро; он явно не чувствовал холода. Телеграммы не было.

Сидя за обедом в трапезной - с мертвенно-бледным, неестественно напряженным лицом и словно бы высеченными на лбу морщинами, - он то и дело прикладывал руку к затылку, так что Льюку, который сидел с ним рядом, в конце концов стало не по себе. Он несколько раз посматривал на это бледное, изнуренное, мрачное лицо, порывался заговорить, но сдерживался. Потом спросил:

- У вас все в порядке, Найтингейл?

- Что значит - все в порядке? - огрызнулся Найтингейл. - Разумеется, у меня все в порядке. Что это вам пришло в голову?

Льюк покраснел, но все же ответил:

- Мне показалось, что вы, может быть, переработали. У вас такой утомленный вид...

- Переработал? - повторил Найтингейл. - Вы думаете, это самое худшее, что может случиться?

Льюк пожал плечами, неслышно выругался, и тут наши взгляды встретились. Последнее время Льюк говорил о себе с горестной насмешкой: у него не ладилась работа, и он сидел в лаборатории с утра до ночи. Уж ему-то было известно, что это значит - переработать.

Мы уже съели суп и доедали рыбу, когда в трапезную вошел Кроуфорд.

- Простите за опоздание, - сказал он, глядя на Винслоу, и сел рядом со мной за стол. - Сегодня утром собирался Совет Королевского общества, а в такую погоду даже поезда ходят плохо.

Он принялся есть, по обыкновению быстро и методично, не замечая мучительно тревожного, вопрошающего взгляда Найтингейла, который не отводил от него глаз с тех самых пор, как он появился на пороге трапезной. Доев второе блюдо, Кроуфорд заговорил со мной - только потому, что я был его соседом по столу. Он разговаривал абсолютно одинаково со всеми своими знакомыми, и если ему хотелось что-нибудь сказать, то его устраивал любой собеседник.

- Интересная это задача - выбор наиболее достойных. И вовсе не такая простая, как может показаться на первый взгляд. Мне вот сейчас пришлось заниматься утверждением новых членов Королевского общества. И должен сказать, что я как ученый предпочел бы опираться при этом на более определенные критерии. Нет, я не говорю, что члены Совета несправедливы или пристрастны - по-человечески, в рамках своих возможностей, они, на мой взгляд, совершенно беспристрастны. Но их критерии очень расплывчаты, и глупо делать вид, что это не так. "Выдающаяся и оригинальная научная работа" - ну как, скажите, можно сравнивать новую гипотезу внутреннего строения звезд с кропотливым исследованием сезонной миграции рыб?

Обед кончился. Винслоу уже встал, чтобы прочитать молитву, но Кроуфорд продолжал говорить, пока не сказал все, что хотел. По пути в профессорскую он вдруг заметил Найтингейла и окликнул его: