Читаем без скачивания (не)любимый препод (СИ) - Блэк Дана

Алекс отрывается от планшета. Хмуро смотрит на меня — неужто проняло.

— Кристина, если вас не затруднит, вернитесь на место, — цедит он.

— Извините, ноги затекли, — откидываюсь на спинку. — Встать не могу.

— Тогда ползите в коридор. Сделаете разминку и вернетесь.

Смотрю в его серьезное лицо и лечу на водопаде обиды в ущелье гнева. Одногрупникам смешно надо мной, и виной всему он.

— Кристина, или пересядьте, или выйдите вон.

Пошел к черту.

Задираю подбородок.

Встаю, поправляю водолазку, иду вниз, и мой шикарный конский хвост болтается в такт шагам, пока я не скрываюсь за дверью.

Да блин, просто бедрами вилять не умею. И очень заметно, что я ну ни разу не американская актриса-модель, чья эффектная попка не помещается на экране.

А так хоть что-то.

До конца пары сижу внизу у автомата, пью кофе и листаю конспект по арт-критике.

С бородатым самцом все понятно. Дарвин, подвинься, у меня зреет теория, что не все люди произошли от обезьян. Аверин — потомок паразитов, мерзкий клещ, укусил меня, и я больна. Такое чувство, что это навсегда, отравлена моя кровь. Он под кожей, вырвать не смогу, и умру.

Со звонком поднимаюсь наверх за вещами. Закидываю рюкзак на плечо, мы остаёмся одни в аудитории, он ждёт, когда я выйду, чтобы закрыть кабинет. Шесть вечера, за окном темень, и свет падает только из коридора, и студенты тихие, большинство разъехались. Обожаю, когда институт полупустой.

Алекс говорит:

— У меня не было времени позвонить, извини, Кристина.

Он безукоризненный, как обычно, выглаженный и деловой, но от него ромом пахнет.

— Прикольно на парах бухать? — останавливаюсь возле двери и загораживаю выход. — И девушку тогда угости. Вместе бахнем.

— Ты меня отчитываешь сейчас? — он усмехается, щелкает крышкой на пузырьке с таблетками. — Давай, я этого не слышал. Позже поговорим, на пару иди, малыш, — подталкивает меня.

— Ага, буду просто смотреть, пока ты колёса свои горстями глотаешь, — вырываю из его пальцев капсулы. — Случилось что-то? Скажешь, может?

— Дай сюда.

— Хватит их пить. У тебя привыкание.

— Не делай из меня неврастеника, — он неожиданно грубо рявкает. — И лечить меня не надо. Себя полечи перед зеркалом. Все, мне некогда.

Машинально отступаю в сторону, и даю ему дорогу. Я ведь забочусь о нем. А он. От возмущения задыхаюсь:

— Идите в жопу, Александр Александрович.

— Сами идите в жопу, Кристина, — повторяет, не оборачиваясь.

Достаю ключи от машины и швыряю в него. Попадаю в ухо.

Он смотрит на брелок-ауди, шлепнувшийся на паркет. Возвращается из коридора в кабинет и я жалею, что не сдержалась. Большой и злой, а вокруг никого.

Каменным голосом он предупреждает:

— Кристина, ещё раз так сделаешь — получишь.

— Ха! — во мне растет протест. Лезу за его телефоном и пуляю следом.

Он ловит сотовый. Меняется в лице. Я жалею, дубль два.

Он проверяет время. Хлопает дверью, слышу, как поворачивает ключ. Становится ещё темнее, тянусь к выключателю. Он хватает меня за талию. Отступаю назад, но он и сам, как взрывная волна сметает с ног, сапоги едут по полу, меня тащит по кабинету, пока не врезаюсь поясницей в подоконник.

Алекс ставит сумку на стол, роется внутри и достаёт ленту блестящей фольги.

Квадратики с херомантиями. Похоже, что у него кончилось терпение, а я все таки роковая женщина, от которой мой препод теряет голову прямо в институте.

— Может, после пар…

Мысль о моей власти греет несколько секунд. Он не слушает, разворачивает меня лицом к стеклу и давит на спину, чтобы я легла.

Безумная страсть — это когда жаркие поцелуи, и с тебя срывают одежду, все знают. А когда сзади щелкает пряжка ремня, пальцы сдвигают в сторону трусики, и он пытается в тебя пролезть — на это я не подписывалась.

— Подожди, — дергаюсь.

Я не готова, не возбуждена, и смазка на контрацептиве не помогает, он со своей дубиной может не соваться.

— Сама подожди.

Он размеренно отвоевывает территорию, сантиметр за сантиметром продирается в меня, двигается туда-сюда насколько влез, и я привыкаю к толщине, дискомфорт проходит, внутри скользко становится, и чувствую, что вот-вот он рванет на всю длину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хвост сработал таки. Он вплетает пальцы в мои волосы, и тянет, выдыхает в них: держись, малыш.

Звенит звонок.

Другой рукой обхватывает за грудь и толкает на себя, одновременно подается навстречу, и звон в моих ушах тоже все студенты слышат, железно, я познаю свою глубину так остро, словно он меня только что напополам рассек. Оконная ручка в ладони поворачивается, и ветер бросает колючий снег в лицо, эта уличная оплеуха спасает, уже открыла рот, но дыхание выбивает, и я падаю на подоконник.

Он даже меня не поцеловал, никак не подготовил к сексу, тупо голый хрен, а не прелюдия. И теперь я не шевелюсь, не помогаю ему. Но его движения, глубокие и протяжные, адажио, пальцы ласково гладят мои бедра, и мне так приятно, что едва держу стоны.

Он поднимает к себе, целует затылок и ускоряется. Шлепает меня бубенцами чпок-чпок, в этом звуке похоть безграничная, совсем уже недопустимая. Осязаемость его внутри меня зашкаливает, и я сдаюсь. Завожу руки за спину и толкаю его ближе. Приспущенные брюки врезаются ему в кожу. Я и ремень сжимаем его отличную круглую задницу. Ремень меланхолично, а я кайфую.

Его темп меняет мои ощущения, от сладких к пряным, во мне зреет шаровая молния, я делю ее с ним. Он ставит меня удобнее, опирается на поясницу, и вышивка жемчугом на водолазке скребет пластик. Задирает мою ногу наверх, я давлю коленом на подоконник, но не могу устоять, тяну руки в окно и цепляюсь за карниз.

Пальцы загребают снег, ладони немеют от холода а между ног печка. Дикарь яростным трением добывает мой огонь. Рвано и беспорядочно дышит, как пещерный мужлан выплескивает в меня ярость, это не секс, он потрошит мою тушку, и я пищу, и, дворник, наверное, думает, что где-то неподалеку свихнулись кошки, решили, что на календаре март, сезон охмурения котиков.

Если бы не держал меня, я бы вывалилась, но он держит и вколачивается. Принимаю еще четыре крышеносных удара, и он тормозит. Нет, только не это. Толкается по инерции, пульсирует у меня внутри, и что-то неразборчивое выдыхает в спину.

Не могу думать, что это все, я хочу дальше. Но он выскальзывает. Снимает меня с окна.

Неловко поправляю юбку. Он скатывает забитую белым резинку и швыряет в мусорное ведро. Застегивается.

Кончил дело — гуляй смело, наглядно. И пофигу, что некоторые дела не закончили. И надеялись на продолжение.

— Мог бы спросить. Не онанизмом занимался.

— Что?

— В любви женщина ребро, а в сексе, судя по твоей логике, рука. С рукой не советуются — будем дальше до мозолей или ты все, устала?

Он хмыкает. Целует, бисеринки пота смазываются на меня, смешиваются со снежинками, которые подкидывает ветер.

В коридоре кто-то дергает ручку, потом негромко стучат. Голос Николь шепчет в щель:

— Кристина, ты там? Ты чего ключи от машины раскидала. Берите, катайтесь, кто хочет.

Он отстраняется. Облизываю губы и не знаю, что должна дальше делать. Меня поимели во всех смыслах. И отодрал, и выкрутил мозги. И мне слегонца грустно.

Алекс идет первым, поворачивает ключ. Плетусь за ним.

Выходим в коридор. Он смотрит на часы. Одергивает пиджак и отдает мне телефон.

— Не роняй больше. У меня пара уже началась, увидимся, — целует в щеку. Говорит Николь. — До свидания.

— До свидания, — круглыми глазами она провожает его спину. Смотрит на меня. — В инситуте трах-тарарах, серьезно?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пошли на семинар, — иду в другую сторону. — А ты почему, кстати, не на арт-критике?

— Не туда. Антон Геннадьевич звонил, директор наш, — она берет меня под руку и тащит к лестнице. — Скинул адрес ресторана, там корпоратив у рекламщиков, которые с журналом сотрудничают. Послал нас как представителей. И за репортажем. Январский выпуск про вечеринки новогодние.