Читаем без скачивания Добро пожаловать в прайд, Тео! - Дарья Волкова

Какою грустью я томим?

Однако допевать каватину Алеко Фёдор не стал. Еще хлебнул воды, завинтил крышку. Нет, не уснет. Фёдор зажег прикроватную лампу, устроился на постели и взял с тумбочки папку. Он открыл ее и в очередной раз ужаснулся. Таких фиоритур и в таком количества он никогда не видел. Помянув тихим незлым словом плодовитого итальянца, Фёдор углубился в изучение клавира, аккомпанируя себе пальцами по тумбочке. Тем и развлекал себя практически до четырёх часов – утра или ночи, уже непонятно.

***

Фёдор ловил на себе косые взгляды и слышал шепоток за спиной. Хотя, может, ему это все мерещится? Спал всего четыре часа сегодня, голова как колокол. Но ощущение, что он не знает чего-то, что знает вся труппа, не оставляло. И оказалось верным. Выяснилось, что исполнитель партии дона Отавио заболел. Ну как заболел - запил. Дело редкое, но только не для ирландских теноров. Ну да ладно, в театре бывает всякое. Но на замену ирландцу вызвали из Парижа Массимо Кьезе. Нынешнего бойфренда Джессики. И вся труппа с жадным любопытством ждала встречи Дягилева и Кьезе.

А вот не дождётесь!

То есть, скандала не дождетесь. Ну и что, что у нас общая женщина – у Фёдора бывшая, у Массимо – настоящая. Это бывает. Мы же цивилизованные люди. Поэтому с новым коллегой по сцене Фёдор обменялся дежурными фразами, улыбками и рукопожатиями. И пошел в свою грим-уборную.

Спустя полчаса Фёдор с ужасом понял, что у него пропал голос.

Картина девятая, разлучная. Ну а что? Сами виноваты.

Голоса не было. Совсем. Так, будто его не было ни-ког-да.

Фёдор знал, что так бывает. Но, разумеется, самоуверенно считал, что это бывает с кем угодно, только не с ним.

Ну да, конечно. Он рухнул на диван, вытянул ноги. А в это время в голове звучал голос его преподавателя по вокалу в консерватории.

- Голос – это очень тонкий инструмент. Певец должен быть очень здоровым человеком – и физически, и ментально. Иногда голос отказывается в самый неподходящий момент.

Ах, как прав был педагог. Именно в самый неподходящий момент! Впрочем, для певца такой момент никогда не станет подходящим.

Что же делать? Фёдор поднялся на ноги и стал мерить шагами небольшое пространство грим-уборной. Остановился перед манекеном с костюмом для спектакля. Ну что же делать?!

Наверное, надо пойти к режиссеру. И сказать. До начала спектакля три часа. Чуда не случится. Да, точно, так и надо сделать. Но он медлил.

Это же значит – подвести. Не выполнить свою работу. Не сдержать взятых на себя обязательств. Это просто… стыдно! Мысль об этом была болезненно-острой, невыносимой. Именно она не давала сдвинуться с места.

Раздался стук в дверь, и через секунду она открылась. За дверью стоял Кьезе.

- Тео, я хотел бы поговорить. Если…

Он замолчал на середине фразы. Внимательно посмотрел на Фёдора, шагнул через порог и, обернувшись, запер за собой дверь.

- Что случилось? – требовательно спросил итальянец.

- У меня пропал голос.

Смысла скрывать уже не было. Рано или поздно об этом узнают все. Но по иронии судьбы первый об этом узнал его соперник. Хотя сам Фёдор его таковым не считал. Он уже и забыл Джессику.

Кьезе подошел на пару шагов.

- Вчера все было нормально?

- Еще сегодня утром все было нормально!

Итальянец наморщил лоб, о чем-то раздумывая. А потом нацелил указательный палец на Фёдора.

- Так, стой тут, никуда не уходи!

Фёдор не успел сказать и слова – как за итальянцем уже захлопнулась дверь. Дягилев замер посреди грим-уборной в задумчивости. Какой смысл оттягивать неизбежное? Нет, к черту Кьезе, что бы он там ни придумал. Надо идти к режиссеру. Надо спасать спектакль. Но Фёдор снова медлил. И снова дверь отворилась.

В нее споро протиснулся не отличающийся особой худобой Кьезе. К груди левой рукой он прижимал бокал для бордо - таких размеров, что в него войдет целая бутылка вина. Каковая, кстати, обнаружилась в правой руке тенора, которой тот ловко запер дверь. Фёдор слегка ошалевшим взглядом наблюдал за манипуляциями Кьезе. А тот, осознав, что получил заинтригованную публику, эффектным жестом вытащил зубами пробку из бутылки и мастерским плевком отправил ее в корзину для мусора.

Как и ожидалось, все содержимое бутылки аккуратно поместилось в бокал. Его итальянец и протянул Фёдору.

- Пей.

Фёдор переводил взгляд с бокала на лицо Кьезе и обратно. Он это что, предлагает всерьез?!

- Ты хочешь, чтобы я вышел на сцену пьяным?

- Да кто говорит про «пьяный»? – фыркнул Кьезе. – Тебе с одного бокальчика вина ничего не будет! Тем более, при твоих габаритах!

Фёдор не знал, то ли смеяться, то ли вытолкать итальянца вместе с его реквизитом за дверь. Может, он таким образом хочет отомстить бывшему своей женщины? Напоить и опорочить репутацию. Нет, это уже откровенная чушь. Надо идти к режиссеру…

- Пей! – повторил Кьезе и сунул бокал Фёдору под нос. – Выпей весь. Ну или сколько сможешь. И ложись спать. Через два часа будешь как новый. И с голосом. На себе проверено.

Фёдор внимательно смотрел на тенора. А тот выдержал взгляд спокойно и кивнул утвердительно. Сам не понимая толком, что делает, Фёдор взял протянутый ему бокал. И выпил до дна.

Опьянения он не почувствовал. Но почти сразу ощутил, как его стало клонить в сон. С каждой секундой все неудержимее.

- Ты плохо спал в последнее время? Бессонница? – спросил Кьезе, внимательно наблюдавший за его лицом.

- Совсем не спал, - честно признался Фёдор. Желание принять горизонтальное положение становилось практически непреодолимым.

- Дверь запри. Я предупрежу, чтобы тебя не трогали. Приду через два часа. Но ты на всякий случай будильник тоже поставь.

Фёдор дослушивал уже словно сквозь вату. Но будильник на телефоне все же успел поставить.

***

Голос вернулся только ко второму действию. Первое Фёдор отмучил кое-как, распевался. А потом – оп! Вернулось знакомое тепло в шею, в горло, в связки. Словно снова стала чувствовать онемевшая рука, на которой проспал всю ночь. Нет, сильнее, гораздо более сильные ощущения. Ну а в целом спектакль был спет на тройку, не выше. Но главное, что Фёдор не сорвал спектакль, работу свою выполнил и публика довольна. Хотя эксперты и критики – если таковые были в зале – наверняка нашли бы, к чему придраться. Да Фёдор и сам