Читаем без скачивания Окончательный диагноз - Кит МакКарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Говоря по совести, у меня никогда не было уверенности в том, кто их совершил. Но я же был всего-навсего судмедэкспертом, и мое мнение мало что значило.
— Ах ты черт.
Гомер в сотый раз за вечер бормотал себе под нос это проклятие, — впрочем, Райт уже потерял им счет и не мог поручиться за точное их количество. Правда, он не сомневался, что Гомер регулярно повторяет его про себя в паузах между своими безапелляционными распоряжениями, которые зачастую противоречили друг другу. При этом выражение его глаз было таким же обреченным, как у бедного капитана Смита, когда в его правый борт с оглушительным грохотом врезался айсберг.
Он явно предвидел ураган, и даже зонтика под рукой не было.
Теплее в часовне не становилось, несмотря на установленное в ней временное освещение и обилие присутствовавших в ней тел, лишь одно из которых было бездыханным. Нойман, Кули и Фишер занимались разнообразными делами, собирая образцы для судмедэкспертизы, помогая Блументалю и просто слоняясь из стороны в сторону. Место наибольшей активности находилось за алтарем и в глубине часовни, где были обнаружены разрозненные частицы человеческого мозга вперемешку с осколками керамики и заваленные горой мусора выпотрошенные останки Патрика Уилмса. Местонахождение его внутренних органов по-прежнему оставалось неизвестным.
Райт оставил раздраженного и озабоченного Гомера наблюдать за группой экспертов, разбиравших и раскладывавших по отдельным мешкам бесконечно разнообразный ассортимент использованных презервативов, иголок, шприцов, серебряной фольги, жевательных резинок, грязной бумаги и других предметов, которые человечество производит лишь для того, чтобы их выбросить, и, держа в руках записную книжку, направился к Блументалю.
Блументаль, облаченный в бесформенный белый комбинезон, придававший его лицу болезненный вид, оторвался от бывшего вояки и поднял голову.
— Вы замечаете, сержант, насколько вы стереотипны?
— Прошу прощения?
— Ваша записная книжка, — пояснил Блументаль, указывая на нее одноразовым скальпелем небесно-голубого цвета. — На дворе уже двадцать первый век. Почему бы вам не заносить свои несомненно проницательные наблюдения и ошарашивающие выводы в такие интересные штучки, которые знающие люди, кажется, называют ноутбуками? Вы фиксируете в нем всю информацию, потом бежите в участок, сгружаете все в центральный компьютер, через час он устанавливает все сходства и взаимосвязи, и преступник пойман. Вот как надо работать, — подвел итог Блументаль.
Райт, заплутавший в тумане сомнений и гадавший, шутит патологоанатом или говорит серьезно, грубит или же блещет остроумием, не сразу нашелся, что ответить, и решил обойтись элементарным:
— Да, сэр. Но у него может сесть батарейка.
Блументаль смотрел на него в течение нескольких секунд, не в силах произнести ни слова, а затем разразился лающим смехом, который был столь же уничижительным, сколь и восхищенным.
— Вы знаете, сержант, я даже не могу понять, кто вы — троглодит или провидец. — Он поднял глаза к терявшемуся во тьме своду потолка. — Что делает вас достойным увековечения.
После этого Райт уже готов был вызвать психиатра, если не для Блументаля, то по крайней мере для себя, но в этот момент в поле его зрения снова оказался Гомер, которому как-то удалось вернуть себе более или менее нормальный вид.
— Что у вас есть для меня, доктор? — осведомился он.
Блументаль мгновенно перешел от трансцендентального к земному, оставив Райта в растерянности и недоумении.
— Все как всегда, мой дорогой Гомер, все как всегда. Один труп и масса суеты.
Однако Гомер был далеко не в том настроении, чтобы спокойно реагировать на такое легкомыслие.
— Меня не интересуют взгляды дипломированного мясника. Скажи мне — это убийство такое же, как предыдущее? Это Мартин Пендред?
Блументаль, для которого ярость Гомера значила не больше, чем прыщик на языке, снисходительно улыбнулся:
— На трупе имеется лишь один разрез, используемый обычно для изъятия внутренних органов, но поскольку он зашит, я не могу ничего утверждать с уверенностью.
— С какой еще целью человек стал бы делать такой разрез?
— Я патологоанатом, а не психиатр. Я говорю только о том, что, пока я снова не вскрою тело, я не смогу утверждать, что внутренних органов в нем нет.
Лицо Гомера отразило отчаяние, сосредоточенное в области его губ, которые надулись, как у младенца.
— Но по крайней мере вы можете утверждать, что его мозг изъят? Он там, за алтарем, так что, надеюсь, вы в состоянии сделать вывод, что в черепе его нет.
Ответ Блументаля прозвучал настолько простодушно, что трудно было определить, шутит он или говорит серьезно:
— В затылочной области действительно имеется разрез с наложенными на него швами, и, насколько я могу судить, крышка черепа была отделена, однако в настоящий момент, старший инспектор, я не могу разделить с вами вашу уверенность.
— Что? — Жалобность тона не смогла одержать верх над скептическим отношением к авторитетам.
— Ведь нетрудно допустить, что этот мозг не имеет никакого отношения к нашему телу. Возможно, где-нибудь поблизости находится еще один разъятый труп. Пока мы не воспользовались чудесами современной идентификации ДНК, мы только гипотетически можем утверждать, что этот орган находился в этом черепе.
Блументаль расплылся в благостной улыбке, а Гомер от изумления раскрыл рот. По прошествии нескольких секунд этого кататонического состояния Гомер справился с выражением своего лица и резко отвернулся, готовясь разразиться еще ругательной тирадой.
— Не знаю, как вам, сэр, но лично мне кажется, что доктор Блументаль сошел с ума, — сочувственно прошептал ему на ухо Райт.
— Нет, Райт, он не сошел с ума, — он всегда был сумасшедшим, — излишне громко ответил Гомер. — Ты же видишь, чем он зарабатывает себе на жизнь. Патологоанатомы, они все больны на голову.
Гомер не увидел, как улыбка Блументаля стала еще шире, превратившись в ухмылку, и как он слегка кивнул, подтверждая его предположение.
— У нас есть что-нибудь, позволяющее установить его личность? — осведомился он у Райта.
Райт уткнулся в свою верную записную книжку:
— В левом кармане брюк проездной билет на имя Патрика Уилмса.
И впервые за этот вечер на лице Гомера забрезжил проблеск надежды.
— Уилмс? Это имя что-нибудь говорит нам?
Райт нахмурился, но решил не выдавать своего неведения. Гомер в предвкушении успеха глубоко задумался.
— Уилмс! — внезапно вскричал он. — Так ведь это же их сосед!
— Что?
— Патрик Уилмс — сосед Пендредов. Редкостный сквалыга, но, следует отдать ему должное, он всегда утверждал, что Пендреды — убийцы. — Сержант поспешно заносил все это в свою записную книжку. — Срочно отправляйтесь в дом к Уилмсу, — добавил Гомер. — Если никто не ответит, взламывайте дверь.
— Вы уверены, что это разумно, сэр?
— Выполняйте, Райт. Вы всегда сможете сослаться на то, что вас тревожит его безопасность.
— Да, сэр, — ответил Райт с таким страдальческим видом, словно у него был чирей на заднице.
— Кто обнаружил тело?
— Да тут одна парочка, сэр.
Райт ошибочно счел, что это вполне разумный ответ, — он забыл, что перед ним находится человек, считающий, что над ним нависла смертельная опасность, а потому не склонный к умиротворению.
— Парочка? Какая парочка? Парочка собак? Пришельцев? Педофилов?
— Да нет, один парень со своей подружкой, сэр.
— В следующий раз так и говори. Как их зовут?
— Дэйн Стерж и Мелани Дэй.
— Где они сейчас?
— В машине.
И Гомер, не говоря больше ни слова, оставил Райта и отправился к свидетелям; Райт молча проводил его взглядом, но широкая улыбка Блументаля отравила ему даже эту последнюю радость.
Занятие любовью по-прежнему таило для него открытия. Чувство новизны пронизало его, когда они уже лежали накрывшись простыней и она вдруг начала его целовать — именно в этот момент он подумал о том, как ему повезло. Он чувствовал себя утомленным и тем не менее с готовностью откликнулся, сначала покрыв поцелуями ее плечи, а затем начав спускаться ниже, не переставая восхищаться гладкостью и ухоженностью ее тела и радуясь тому, как она реагирует на его прикосновения.
Она лежала откинувшись назад, а он обнимал ладонью ее левую грудь, сжимая сосок указательным и средним пальцами. Он не заметил, в какой именно момент она отстранилась, приглашая его руку дальше; он медленно скользнул вниз, погружаясь в благоуханное тепло ее тела, а затем она раздвинула ноги и для него распахнулся целый мир.
Небольшая степень их знакомства все еще порождала моменты некоторой неловкости, когда предшествовавший опыт мешал взаимопониманию, но, казалось, в эту ночь они ощущали друг друга как никогда. Они как будто совершали вместе какой-то танец — их телодвижения дополняли друг друга, вызывая естественные реакции и отклики; она целиком растворялась в его движениях, а потом брала на себя роль лидера, испытывая при этом такое удовольствие, которого он никогда прежде в ней не замечал. И вот, после того как они оба насытились друг другом, познав и овладев всем, чем только было можно, она попросила его откинуться назад, а сама встала на колени, так что ее силуэт стал полуразличим на фоне оранжевого света уличного фонаря, просвечивавшего сквозь занавески на окнах.