Читаем без скачивания Удивительная жизнь Эрнесто Че - Жан-Мишель Генассия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я видел их вместе.
– Да нет, с фотографом Нелли давно рассталась… Сейчас она с актером и очень влюблена.
– Ладно, проехали. У нас ничего серьезного не было. Кристина в порядке?
– Как тебе сказать… многое изменилось.
Никто не любит говорить о важных вещах. Если выкладывать все начистоту, понадобится целая жизнь. Мы обречены жить бок о бок друг с другом, приглядываться издалека и сожалеть, что никто ничего ни о ком не знает. В этом и заключается главная загадка жизни.
– Давай-ка выпьем еще по одной, дружище!
У Йозефа кружилась голова, лицо горело. Как он мог забыть своих друзей? Люди подходили, обнимали его, пожимали руку, представляли тех, кого он не знал (они много о тебе слышали!), вино лилось рекой. Морис посмотрел на часы и сказал:
– Пойдем прокатимся.
Они обошли вокруг новой игрушки Мориса, редкостно красивой блестящей черной машины с передним приводом, рычавшей на поворотах и ускорявшейся на подъемах.
– Шесть цилиндров в ряд. Никому меня не догнать!
Они в мгновение ока долетели до мыса Пескад, потом оказались в Бузареа, а оттуда по горной дороге вернулись в Эль-Биар. Морис обгонял других водителей, как ласточка майского жука. Сто двадцать на подъеме!
– Помедленнее, ты нас угробишь! – умолял Йозеф.
Морис смеялся как мальчишка, хлопая ладонью по рулю:
– Не дрейфь, брат, я еле еду. Ты только посмотри, какая сегодня потрясающая ночь! Давай повеселимся.
Морис рассказал, что стал заместителем Мореля, занимается крупными сделками – «Денежными, понимаешь?» – и открыл для себя изобретенный американцами маркетинг.
– Это настоящая революция, уж ты мне поверь, она изменит мир. Новый взгляд на бизнес, все остальное – туфта! Торговля становится наукой. Такой же, как математика. В том смысле, что один плюс один дают в сумме два.
Морис пригласил Йозефа на ужин, сказав, что не примет отказа. Он теперь вращался в высшем обществе, приличные люди к Падовани не ходят. Там можно выпить аперитив, но ужинать нужно в «Санта-Лючии», это американское кабаре рядом с ипподромом Карубье. На третьем этаже находится восхитительная терраса, прямо над бегами, городом и морем. Правда, цены просто чудовищные.
– Ты рехнулся, Морис? Сто двадцать франков за блюдо дня!
– Я же сказал, что приглашаю! Увидишь, там классно.
Морис знал всех. Он пожимал руки, хлопал посетителей по плечу, спрашивал, как дела, «сегодня отличная погода!». Некоторые счастливцы получали обещание пообедать вместе – «я вам позвоню». Морис переходил от столика к столику, поднимал руку в приветственном жесте, посылал воздушные поцелуи незнакомым красавицам, иными словами, вел себя как радикальный депутат накануне выборов. Кубинский оркестр, «зажигавший» по ночам в гаванской «Тропикане», играл пасодобль, мамбу и румбу.
– Обожаю эти зажигательные мелодии! – признался Морис. – Я теперь танцую как бог. То есть как ты, старина.
Йозефа поражало, как много у Мориса друзей везде и повсюду, – и все с ним на «ты» и зовут по имени! Морис остановился у столика рядом с эстрадой, раздались приветственные возгласы: «Ну наконец-то!», «Иди к нам, Момо!» – он представил Йозефа каждому персонально. Многие поднимались, чтобы расцеловать его: «Хорошо, что вы с нами!», «Добро пожаловать в „Limited fêtards unlimited“»[88].
Когда Морис и Йозеф уселись, со своего места поднялась молодая брюнетка с тонкими чертами лица и застенчивой улыбкой.
– Йозеф, это Луиза.
– Луиза, это он, мой Йозеф.
– Очень рада, Морис много о вас рассказывал.
Йозефу показалось, что она говорит совершенно искренне. Он тысячу лет не встречал таких симпатичных людей, жаждущих одного – развлекаться. Луиза захотела непременно потанцевать с ним, он начал отказываться – боялся показаться смешным после стольких лет затворнической жизни. Девушка настояла на своем, и Йозеф получил первый в жизни урок мамбо.
Луиза извивалась, как настоящая кубинка (Йозеф никогда в жизни не встречал островитянок, но воображал их именно такими), и объясняла:
– Раз, два, три, четыре – остановка, раз, два, три, четыре – остановка, ничего сложного, следуйте за мелодией. Очень хорошо.
Йозеф радовался как ребенок, обнаружив, что превосходно танцует мамбо.
Они вывалились из «Санта-Лючии», хохоча как безумные – беспричинно, от полноты жизни. В этот серый предрассветный час, когда весь мир еще спит, а вы бодрствуете, хочется обнимать друзей, курить, вдыхать полной грудью свежий морской ветерок. Вам весело, вы чувствуете себя легким, живым и счастливым, а еще всемогущим и бессмертным. Вы слегка пьяны и устали, но это не имеет значения. Ночь отошла в небытие, день еще не родился, вы один в целом мире, вокруг настоящие друзья, которые не торопятся расходиться по домам, им не хочется спать, значит можно выпить «по последней» в баре казино.
Впрочем, в стаде всегда находится паршивая овца: «Пойду домой, мне завтра на работу».
Всем завтра на работу…
До завтра.
Морис заявил, что в его машину запросто влезут десять человек. Их было восемь. Йозеф сидел на переднем сиденье вместе с Луизой – она занимала совсем мало места. Морис развез всех по домам, выходя, каждый говорил: «Пока, может, увидимся сегодня вечером…» На улицах появились первые прохожие. Луизу Морис высадил у обсаженного кипарисами особняка близ парка Галлан, проводил ее до самой двери, и Йозефу показалось, что им не хочется расставаться.
Они доехали до сквера Нельсона, закурили, и Морис сказал, что решил переехать – переселиться в хороший квартал где-нибудь в Верхнем городе, например на улице Мишле или Орас-Верне, да все руки не доходят.
– Как поживает Кристина? – поинтересовался Йозеф.
Морис отвернулся, выбросил окурок в окно, и Йозефу показалось, что другу не хочется говорить на эту тему. Булочник поднял металлические жалюзи, и до них донесся запах свежей выпечки.
– Она на гастролях, должна скоро вернуться – кажется, на следующей неделе. Не упоминай при ней «Санта-Лючию», ей не нравится это кабаре.
Неделю спустя Йозеф вышел на работу и очень обрадовался, обнаружив, что в лаборатории все лежит и стоит на прежних местах. Коллеги оторвались от дел, чтобы пожать ему руку, многие говорили, что очень рады его возвращению, никто не задавал бестактных вопросов, не вспоминал о долгом отсутствии – так, словно он уехал вчера, а вернулся сегодня.
Как-то раз, в начале июня, Йозефа позвала к телефону улыбающаяся мадам Арман: «Вам звонит дама». Секретарь Сержана провела Йозефа в свой кабинет и проявила деликатность, оставив его одного.
– Йозеф, это я, Кристина.
– Как же я рад тебя слышать!
– Морис рассказал, что ты вернулся, и я чуть с ума не сошла от счастья.
– Правда?
– Мы ужасно волновались, но я была уверена, что снова тебя увижу. Мог бы зайти поздороваться.
– Мне нужно было время, чтобы адаптироваться.
– Сегодня вы ужинаете у меня.
– Ты теперь готовишь?
– Готовлю… иногда. По случаю твоего возвращения, так и быть, расстараюсь.
В семь часов вечера Йозеф позвонил в дверь Кристины. В руках у него был букет оранжевых гладиолусов – он не забыл, что она любит эти странные цветы. Кристина открыла, и они крепко обнялись (Боже, как прекрасно она пахнет!).
– Я так рада, что ты вернулся!
Йозеф пришел первым и смог оглядеться. Квартира была чисто убрана, одежда больше не висела на стульях, подушки, косметичка, книги и газеты были аккуратно разложены по своим местам. Стол Кристина накрыла на троих.
– Я приготовила жаркое. Морис обожает жаркое.
– Нелли не будет?
– Не говори мне о ней, достаточно того, что приходится работать вместе.
– Вы поссорились?
– Она манипуляторша, использует людей, а потом выбрасывает, как хлам. Прости, что говорю это, но уже через месяц после твоего отъезда Нелли «утешилась». Точно так же она поступила со мной. Когда у нее были проблемы, я ей помогла, потом у нее случился бурный роман с одним болваном – он называл себя актером! – и она съехала. Как мне теперь платить за квартиру?
Они пили аперитив, и Кристина без умолку говорила о Морисе: он два года работал и в штабе, и на Мореля, никто не понимал, как у него получалось, и ведь ни разу не сорвался, и ее поддерживал, она знает, что может на него рассчитывать, даже теперь, когда придется переехать в худший квартал, в жалкую студию.
– А может, найдешь новую компаньонку?
– Сегодня никому нельзя доверять. Ладно, оставим, лучше расскажи, где ты обретался столько времени?
– Мне пришлось несладко, не хочу вспоминать. Теперь все позади.
– Понимаю. Черт, уже половина девятого, Морис должен был появиться час назад, где его только носит?
– Ты по-прежнему работаешь с Мате?
– Мы только что вернулись с долгих гастролей, возили в Константину «Дон Жуана» Пушкина. Прием был исключительный. Мате предложили работу в метрополии, надеюсь, у него все получится.