Читаем без скачивания Сонная ученица - Елена Ларичева

… Покинуть гостиницу удалось только через день. Как раз отправлялся дилижанс до Трейса, и мы спешили к станции. Та располагалась у самого порта, чтобы прибывающие морем не плутали по городу, могли сразу разузнать - как и когда добраться в пункт назначения.

Раннее утро, с аптекарской точностью отмеряя по капле прозрачный розовый свет, растекалось по цепенеющему в предвкушении холодов городу. Порт Канейбаза звенел голосами, гремел цепями, ворочал тяжеленные ящики. В толпе рабочих, суетящихся возле вновь пришедшего корабля, мелькали бело-синие мантии храмовников и зелено-коричневые мундиры служак из Управы закона. Собравшиеся на пристани корабельные чародеи, объединив усилия, с трудом левитировали окованный железом деревянный ящик.

Я глазела на чужие заботы с нескрываемым удивлением, за месяц с лишним жизни в городе ни разу не выбравшись дальше центральных улиц. Но спутники тянули меня вдоль набережной дальше, к конной станции.

Бушующее, посеревшее море с преданностью виноватого пса вдруг приласканного хозяином, вылизывало прибрежные валуны. Надрывно кричали чайки. А Миль, прищуриваясь и приглядываясь к сгрудившимся у горных вершин тучам, проворчал, точно мой дед:

- Зима ранняя будет. Когда у Сточенного Клыка такая занавесь, жди скорого снега.

Да ты постарел, грозный воин! - Сделала я открытие. Морщинки на его лице, еще не растерявшем остатки загара, углубились, умножились, разбегаясь от крыльев носа к подбородку. Глаза потускнели. Сколько тебе на самом деле? Под восемьдесят или больше? Временное омоложение, дарованное Императором, постепенно теряло силу. Смерть друга подкосила Миля, прибавив лет двадцать. А знаменитый Людоед не желал признавать своей беспомощности.

Жизнь - вообще мимолетная штука. Хрупкая, как лед на лужах ранней осенью. Пригрело солнышко - он растаял, смешался с грязной водой. Наступил кто - и острые осколки тают еще быстрее. А за жизнью тишина, небесная лодка, увозящая душу за грань яви. И пустыня тоски для оставшихся на земле друзей и любимых.

- Когда же сюда протянут Трубу? - вторгся в мои невеселые мысли Элидар, по дороге запасаясь ворохом газет у торговцев.

- Трубу? - не поняла я. - Водопровод же есть…

- Не то, - поморщился Ветер. - От Трейса мы на Пуле поедем по Трубе. Что тебе рассказывать, Лапуля? Не увидишь - не поймешь.

Вот умник! Нет, чтобы объяснить невежественной женщине что да как, задается, нос дерет. А вырядился-то! Шерстяное пальто подпоясано алым кушаком, шарф тоже алый. Это что-то новенькое. А вот Пучок верен себе, не смотря на смену прически. Мерзнет, зябко тянет вверх воротник топорщащейся бахромой накидки, сапоги позванивают колокольчиками…

Нас встретили серые крылья станции, обнимающие площадь, резкие запахи конюшни, ржание лошадей, выкрики кучеров. Дилижанс уже готовился к отправлению. Возница - молодой симпатичный парень, ползал по выкрашенной в веселенький зеленый цвет крыше, закрепляя чемоданы. Подошедшая четверка оказалась для него подарком небес.

У распахнутой черной двери, золотящейся металлическими украшениями по абрису, стояли наши будущие попутчики. Тощий храмовник, меланхолично грызущий ногти, мне не понравился сразу. Страх, зародившийся на родине, в Дальсии, не позволял относиться к служителям общественных храмов спокойно. Старая кошелка с тщательно накрученными волосами симпатии тоже не внушала. Привяжется с нравоучениями и историями о трудной жизни, хоть топиться иди.

Храмоник вцепился в меня карими глазенками и, словно подозревая в непочтении к божествам, пялился до самой посадки, лишь изредка переводя колючий неприязненный взгляд на эльфа. Пучок проявлял к нему редкостную взаимность, спешенную с брезгливостью, а когда мы забрались в дилижанс, отсел как можно дальше от объекта своей нелюбви.

Мне досталось место между Милем и Ветром. Последний отобрал у меня возможность обозревать окрестности, заслонив собой окно, и принялся рассказывать, как он пытался стянуть у чародея полюбившийся посох, да был пойман, отлуплен без применения каких-либо чар и сдан в Управу закона.

Утомленная его красноречием, я демонстративно зевнула и уже собралась устроиться поудобней, подсунув под шею скатанную в валик кофту, как встретилась глазами с храмовником. У, сыч недовольный, чего тебе от нас нужно? От эльфа в особенности? Ах да, остроухий принес присягу не просто чужому народу, а чужой расе, издавна воевавший с эльфами и людьми. За что его любить?

Я присмотрелась к нашему недоброжелателю. Костлявое лицо с мелкими чертами, как-то несуразно смещенными к нижней части черепа, покрытая бородавками шея, но длинные холеные пальцы менестреля. Синяя дорожная мантия, из-под которой проглядывает белый кружевной ворот рубашки с серебряной застежкой под выпирающим кадыком. Ты не из простых, должно быть. В местной храмовой иерархии я не разбираюсь, но у себя на родине приняла бы тебя за главного молельщика общественного храма. А поскольку мы в Калессе, ты должен еще и ведьмаком быть. Странно, я на тебя не реагирую, хотя должна бы. В ушах не звенит, между лопаток не свербит. Слабосильный что ли?…

На миг меня посетило нехорошее желание - заглянуть в его голову, поискать слабости и пороки. Интересный субъект для изучения. Но тут же одернула себя. Это не мои мысли. Это эхо соколовых уроков.

Храмовник еще раз обменялся с Пучокм "дружелюбным" взглядом, буркнул что-то своей соседке по диванчику и притворился спящим. Старая кошелка скуксилась, выудила из сумки вязание и замелькала спицами. Пора и мне сбежать от элидаровой болтовни.

Возвратилась я в явь уже на лавке в парке Трейса. Под головой неудобно расположился мешок с чародейскими амулетами (спасибо, Ветер, ценю проявленное доверие). Элидара с Милем в окрестностях не наблюдалось, а вот храмовник оказался очень хорошо знаком с нашим эльфом. Я поспешно прикрыла веки и навострила ушки.

Шепотом, боясь разбудить меня, они обменивались короткими фразами.

- Он голову тебе откусит! - шипел Пучок. - Он просил тебя это делать, дурак инициативный?

- Так лучше для вас обоих. Никто не помешает, - с нажимом в голосе возражал храмовник. - Ты среди своих обломался, и здесь бы не преуспел! А ждать, пока ты раскачаешься да пользу принесешь, никто не станет. Господин и так тебе слишком доверился.

- Да пошел ты! - насупился Пучок. - Вечно в лес с косой ходишь вместо топора.

- Ну-ну, позор остроухих. Зленная Бутыль будет в восторге от твоих похождений. Скальп с татуировкой с головы снимет, чтобы род не пятнал.

- Проболтаешься отцу, тебе не жить. Пошел прочь! - кинулся на него эльф, судя по звуку, выхватывая меч.