Читаем без скачивания Зачарованное паломничество - Клиффорд Саймак

— Я хотел бы ее оставить, — сказал Корнуэлл.

— Это невозможно, — сказала Мери, — пока у меня есть надежда найти их.

— Что я могу на это сказать? — констатировал Корнуэлл.

— Ничего не скажешь, — ответил людоед. — Надеюсь, что вы лучше владеете мечем, чем кажется на первый взгляд. Вы, честно говоря, не похожи на бойца. От вас пахнет книгами и чернилами.

— Вы правы, — сказал Корнуэлл. — Но я иду в хорошей компании. У меня добрые товарищи, а меч у меня сделан из волшебного металла. Я бы только хотел побольше потренироваться с мечом.

— Я думаю, — сказал людоед, — что с присоединением еще одного спутника ваша компания станет сильнее.

— Вы имеете в виду Джоунза?

Людоед кивнул.

— Он объявляет себя трусом, но в его трусости великое достоинство. Храбрость — это болезнь, часто смертельная. От нее нередко умирают. Джоунз этого не допустит. Он не предпримет действий, которые сочтет рискованными. Я думаю, что у него есть, кроме всего прочего, еще и могущественное оружие, хотя и не знаю, какое именно. У него есть магия, но не такая как у нас, более слабая, и в тоже время более сильная. Его хорошо иметь рядом.

— Не знаю, — нерешительно сказал Корнуэлл. — Что-то в нем меня беспокоит.

— Власть его магии, — сказал людоед. — Не власть, а ее необычность.

— Может быть вы и правы. А, впрочем, все равно мне нужно с ним переговорить.

— Возможно, он этого хочет, — сказала Мери. — Хочет идти глубже в Дикие Земли, но боится идти один.

— А как вы? — спросил Корнуэлл у людоеда. — Вы не хотите присоединиться к нам?

— Нет, — ответил людоед. — Я давно покончил с такими глупостями. Спать в норе и смотреть на окружающий мир — вот и все, что мне нужно.

— Но вы расскажете, чего нам ожидать?

— Только слухи, — сказал людоед, — а слухов у нас достаточно. Их вам перескажет любой, и вы будете дураками, если поверите.

Он пристально взглянул на Корнуэлла.

— Я думаю, что вы не дурак.

23

Лагерь Джоунза казался покинутым. Три палатки стояли по-прежнему, но около них никого не было видно. Виден был грубый столик, следы костров, на которых готовили пищу. Тут и там были разбросаны кости и пивные кружки, а на козлах лежали две пивные бочки. Бродячий ветер чуть шевелил листвой и поднимал пыль на дороге, ведущей к полю битвы.

Мери вздрогнула.

— Как здесь одиноко. Есть ли тут кто-нибудь?

Лошади, на которых они приехали, нетерпеливо переступали ногами — им хотелось вернуться на пастбище с густой травой. Они трясли головами, позвякивая уздечками.

— Джоунз! — позвал Корнуэлл.

Он хотел крикнуть, но какое-то чувство заставило произнести это имя негромко.

— Посмотрим, — сказал он.

И он направился к самой большой палатке. Мери последовала за ним.

Палатка была пуста. На месте были и военная койка, и стол, и стул. Противоположный угол по-прежнему был завешен темной тканью, и рядом стоял большой металлический шкаф. То, что Джоунз называл своим фотоаппаратом, исчезло. Точно так же исчез и ящик, в котором он держал свои маленькие цветные миниатюры. Исчезло и множество других удивительных предметов.

— Он ушел, — сказал Корнуэлл. — Он оставил этот мир и вернулся в свой.

Корнуэлл сел на койку, сжимая руки.

— Он так много мог сказать нам. Он начал говорить об удивительных вещах прошлым вечером, перед тем, как появились церберы.

Он осмотрел палатку и впервые ощутил в ней какую-то чуждость, иномирность — не самой палатки и не предметов в ней, потому что в них различия были не так велики, но какое-то загадочное чувство, какую-то странность, запах происхождения в другом мире и в другом месте. Впервые с начала путешествия он ощутил страх и одиночество.

Он посмотрел на стоявшую рядом Мери, и в этот волшебный момент ее лицо стало для него всем миром — ее лицо и глаза, глядевшие на него.

— Мери, — сказал он.

Корнуэлл, едва сознавая, что говорит, протянул руки, и она очутилась в его объятиях. Ее руки обвились вокруг него, и он прижал ее к себе, ощутив мягкие податливые линии ее тела. В ее тепле, в ее запахе было успокоение и в то же время экзальтация.

Она шептала ему на ухо: «Марк, Марк», как будто одновременно и молила его о чем-то и молилась ему.

Напрягая руки, он положил ее на койку, и сам лег рядом. Она подняла голову и стала целовать его. Он просунул руку под ее платье и ощутил ее обнаженное тело, полноту грудей, упругость живота, нежный пушок волос.

Мир загремел вокруг них, и Марк закрыл глаза. Он, казалось, очутился в мире, где были лишь Мери и он. Никого, кроме них. И все, кроме них, не имело значение.

Зашуршал клапан палатки, и напряженный голос проговорил:

— Марк, где ты?

Он вынырнул из тесного мира, где были лишь только он и Мери, мигая, он сел и свирепо взглянул на фигуру у входа.

— Простите, — сказал Хол. — Мне, право, очень жаль, что помешал вашему развлечению.

Корнуэлл вскочил на ноги.

— Черт бы вас побрал! — закричал он. — Это не развлечение.

Он сделал шаг вперед, но Мери схватила его за руку.

— Марк, все хорошо, — сказала она. — Все в порядке.

— Извиняюсь перед вами обоими, — сказал Хол, — но я должен вас предупредить. Появились церберы.

Во входе появился Джиб.

— Почему вы ушли одни, без остальных? — гневно спросил он.

— Все было спокойно, — ответил Корнуэлл. — Никакой опасности не было.

— Опасность есть всегда, пока мы в этих землях.

— Я хотел отыскать Джоунза и спросить его о том, присоединится ли он к нам. Но похоже, что он ушел и не вернется.

— Нам не нужен Джоунз, — сказал Хол. — Нас четверо, с Оливером и Снивли, и этого вполне достаточно.

24

Маленький народец покинул их, и теперь они шли одни. Приближался вечер, и местность слегка изменилась. Через пять миль от холма, на котором стоял Ведьмин Дом, началась Сожженная равнина. До самого горизонта простиралась пустыня. Тут и там лежали песчаные дюны, а между ними земля была высохшей и пустой. Трава, превратившаяся в сено, лежала в низких местах, где когда-то была вода, но теперь воды здесь не было. Изредка мертвые деревья поднимали свои высохшие стволы над землей, цепляясь за небо изогнутыми скрюченными пальцами ветвей.

Три лошади везли воду, а на двух оставшихся ехали члены отряда. На следующее утро Мери восстала против бессловесного согласия, по которому ей позволялось все время ехать верхом. За исключением песчаных участков, идти были не трудно, но конечно, если бы все они ехали верхом, то продвигались бы значительно быстрее.