Читаем без скачивания Ключи к полуночи - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но это безумие! — вскрикнула Джоанна. — Вы все поставили с ног на голову. Похитителям следует получать деньги, а не отдавать их.
— Это были необыкновенные похитители, — сказал Алекс, — они никогда не посылали сенатору требование о выкупе. Их мотивы были уникальными.
— Так кто же они?
— У меня есть кое-какие соображения, но пока мне не хотелось бы говорить о них.
— Почему нет?
Алекс пожал плечами.
— Мне так удобнее работать. Когда у меня возникают подозрения, я предпочитаю дать им подойти, прежде чем вынести их на еще чье-либо рассмотрение. Я держу эти соображения при себе, пока не найду все дыры и не заштопаю их. Затем я без риска выдаю, насколько это возможно, жизнеспособную теорию. — Алекс широко улыбнулся. — Кроме того, если я не могу заштопать все дыры в теории, я не собираюсь вообще говорить о ней с кем-либо. Я не позволю делать из себя дурака.
— Ну, отлично, — сказала Джоанна. — Но какую роль вы отводите мне на время, пока вы играете в Шерлока Холмса?
Алекс указал на телефон, стоящий на ротанговом столике в углу комнаты.
— Вам надо сделать пару важных звонков.
— Кому?
Алекс снова улыбнулся.
— Лондонскому поверенному по имени Вулрич...
— Который на самом деле не существует?
— Верно.
— Тогда зачем...
— На его уведомлении есть телефонный номер, — сказал Алекс. — Мы обязаны попытаться. Любой приличный детектив сделал бы так. Это перво-наперво.
— Кому еще я должна позвонить?
— В Лондонское отделение Объединенной Британско-Континентальной страховой ассоциации.
— С ограниченной ответственностью?
— Да.
— Зачем?
— По той же самой причине, зачем любопытный маленький мальчик сует острую палку в гнездо шершней: посмотреть, что получится.
Глава 29
Японскому оператору понадобилось более двух часов, чтобы связаться с Англией.
Джоанна села за ротанговый столик, а Алекс рядом с ней. Пока они ждали, он прочитал еще несколько протоколов из досье.
Когда пробился первый звонок, в Киото была полночь, но в Лондоне было два часа пополудни.
Телефонистка страховой компании обладала приятным, но немного детским голосом. Она звучала слишком молодо, чтобы быть служащей.
— Чем могу помочь вам?
— Это Британско-Континентальное страхование?
Пауза. Затем:
— Да.
Джоанна сказала:
— Мне надо с кем-нибудь поговорить из вашего искового отдела.
Другая пауза, еще длиннее, чем первая. Затем:
— Вы знаете имя адвоката, с которым вы хотите поговорить?
— Нет, — сказала Джоанна, — мне все равно.
— Какого сорта претензию содержит ваше заявление?
— Страхование жизни, — сказала Джоанна.
— Минутку, пожалуйста.
Некоторое время трубка молчала, но определенный звуковой фон был все время: упорный свист, прерывистое шипение и любопытные гудки переговаривающихся компьютеров.
Наконец, человек из искового отдела вышел на связь. Он отрывисто бросал слова, как будто его голос был ножницами.
— Филлипс говорит. Чем могу быть полезен?
В качестве извинения Джоанна рассказала Филлипсу историю, которую они сочинили с Алексом, пока ждали звонка.
Ее отец был застрахован этой компанией, и после его смерти страховка была выплачена незамедлительно. Вскоре после этого она переехала в Японию, чтобы начать новую жизнь. Теперь, объясняла Джоанна, у нее возникли заморочки с японской налоговой инспекцией. Они хотят быть уверены, что капитал, с которым я начинала, мой собственный. И что-то там еще с налогами. К несчастью, я выбросила письмо, пришедшее с чеком этой страховой компании, которое могло бы подтвердить происхождение этих денег.
Джоанна говорила очень убедительно. Даже Алекс подумал так. Он постоянно кивал ей в подтверждение, что она делает все правильно.
— Так вот, мистер Филлипс, не могли бы вы, если это возможно, выслать мне копию того письма.
Филлипс спросил:
— Когда вы получили свой чек?
Джоанна назвала ему дату.
— О, — сказал Филлипс, — тогда я не могу помочь. Наши записи не идут так далеко.
— А что с ними случилось?
— Выбросили их. По закону мы обязаны хранить их только семь лет. А вообще-то удивительно, почему это до сих пор вас беспокоит. Разве в Японии нет срока давности?
— Но не в налоговых делах, — сказала Джоанна. Она ни малейшего понятия не имела, правда это или нет. — Наученная горьким опытом, теперь я век ничего не выброшу.
— Да, но все это занимает место, — сказал Филлипс.
Немного подумав, Джоанна произнесла:
— Мистер Филлипс, а вы работали в этой компании, когда оформлялось мое дело?
— Нет. Я здесь только восемь лет.
— А другие служащие в вашем отделе? Может быть, кто-нибудь из них работал десять лет назад?
— О, да. Есть несколько таких человек.
— А как вы думаете, кто-нибудь из них мог бы помнить?
— Помнить о выплате десятилетней давности? — недоверчиво спросил Филлипс. — Что-то не верится.
— Но все равно, не могли бы вы любезно поинтересоваться о моем деле?
— Вы имеете в виду сейчас, когда вы звоните из Японии?
— Нет, — ответила Джоанна, — это будет несколько дорого. Если бы вы собрали нужные сведения, когда у вас будет время, я бы оценила это. И если кто-то что-нибудь помнит, пожалуйста, напишите мне немедленно.
— Воспоминания — не официальная запись, — с сомнением произнес Филлипс. — Я не уверен, что чьи-то воспоминания принесут вам пользу.
— Но они не принесут и вреда, — сказала Джоанна.
— Ну, конечно.
— Так вы похлопочете?
— Договорились.
Джоанна дала Филлипсу адрес, куда писать, поблагодарила его и повесила трубку.
— Ну что? — спросил Алекс.
Она рассказала, что ей сказал Филлипс.
— Убедительно, — уныло сказал Алекс.
— Это ничего не доказывает.
— Точно, — сказал Алекс. — Это ничего не доказывает — так или иначе.
Двадцать минут первого ночи по времени Киото телефон зазвонил снова. Японский телефонист связался с лондонским номером, который был указан в официальном письме от Дж. Комптона Вулрича.
Женщина, ответившая на другом конце провода в Лондоне, никогда не слышала о поверенном по имени Вулрич. Она была владелицей и менеджером антикварного магазина на Дермин-стрит, и этот телефонный номер принадлежал ей уже более десяти лет. Она не знала, кому он мог принадлежать раньше, до открытия здесь магазина.
Еще одна глухая стена.
Глава 30
"Прогулку в лунном свете" закрыли полдвенадцатого ночи, почти час назад, и весь персонал уже ушел домой, когда Джоанна была занята переговорами с Лондоном. Музыка больше не доносилась с первого этажа, и без этого звукового сопровождения зимняя ночь казалась сверхъестественно тихой, невыносимо темной и угрожающей.
Джоанна включила стерео. Бах.
Она села на диван рядом с Алексом, продолжавшим пробираться через серо-зеленые папки досье, лист за листом.
Внезапно Алекс воскликнул: "Черт побери!" — Он достал из папки пару черно-белых снимков восемь на десять дюймов.
— Что это? — спросила Джоанна.
Алекс поднял их повыше, чтобы она смогла получше рассмотреть изображенное.
— Увеличенные снимки отпечатков больших пальцев Лизы Шелгрин. Мы получили их с ее водительских прав, а другие — с часов-радио в ее спальне. Я совсем забыл, что они здесь.
Со смешанным чувством смотрела Джоанна на эти фотографии. Либо они разрушат, либо утвердят теорию Алекса, что она — Лиза, и, наконец, решат, ждет ли их впереди долгое и, возможно, опасное тяжелое испытание.
— Веское доказательство, — кратко сказала Джоанна.
— Нам понадобится чернильная подушечка. И лист бумаги... но не слишком впитывающей: надо, чтобы отпечатки были ясными, а не смазанными, без значения. И еще нам надо увеличительное стекло.
— Бумага у меня есть, — сказала Джоанна, — чернильная подушечка тоже найдется. А вот увеличительного стекла, кажется, нет.
Алекс поднялся в порыве внезапно нахлынувшего возбуждения.
— Где мы можем купить его?
— В такой час? Нигде. По крайней мере до утра. — Джоанна заколебалась. — Подождите, дайте подумать. У меня, кажется, есть что-то вроде увеличительного стекла. Идемте.
Они вышли из гостиной и по узкой лестнице спустились вниз, в кабинет, расположенный на первом этаже.
Увеличительное стекло лежало на ее большом письменном столе. Оно служило пресс-папье — чистая линза в дюйм толщиной и четыре дюйма в диаметре. У него не было ни рамы, ни ручки, но, что касается оптики, оно было безупречным. Когда Алекс поднял его над бухгалтерской книгой, заполненной мелким почерком Джоанны, буквы и цифры стали крупнее в три или пять раз, чем если бы он смотрел невооруженным глазом.