Читаем без скачивания Гармония преображения - ПАВЕЛ Григорьевич Деркульский

Что ж, теперь, судя по всему, действительно настала пора сказать несколько слов об авторе, то есть о том, кому в голову пришло, весьма изрядно потрудившись, в конце концов создать вот эту книгу, такую нужную для всех читающих. И это, вне всяких сомнений, действительно в достаточной степени важно, так как человек, пишущий весь этот текст, явление во всех отношениях необычное. При этом такого рода утверждение вовсе не глупая выдумка, основанная на избыточно разросшемся самомнении. Теперь, когда удалось так основательно продвинуться в вопросах своего внутреннего духовного совершенствования, о чём-то подобном можно говорить с абсолютной и полной уверенностью. Но, обо всём, как-либо связанным с затронутой, весьма своеобразной темой, прежде всего следует рассуждать по порядку. Ну, а раз так, то всё подобное повествование, разумеется, следует начинать с рассказов о минувшем детстве, при этом детстве, как забавном, так и удивительном.

А между тем, если начинать именно с того самого, когда-то, как-то, но происходившего в том самом детстве, то всё, о чём обязательно и прежде всего следовало бы упомянуть, должно прозвучать примерно следующим образом — человек, собравшийся написать не больше и не меньше, как настоящий новое толковое пояснение ко всему перечню существующих важнейших основных религиозных истин, по своей сути представляет из себя порождение самого махрового коммунизма и материализма. Поэтому, хотя оное стало понятно только лишь сейчас, такого странного субъекта с самого зачатия готовили к тому, что, в конце концов, и случилось, и это при всём том, что путь к ныне оформившемуся и такому радующему результату оказался крайне сложным и удивительно запутанным, а также долгим. Но, как опять же стало понятно только в нынешнее время, иначе было просто невозможно. Сознание человеческое в своём развитии в момент появления на Свет выглядит удручающе слабым и ничтожным, и потому без надлежащей, и весьма внушительной, и самого разного вида подготовки заметным образом продвинуться в вопросах собственного внутреннего улучшения, что демонстрируется всеми неудачами, с которыми приходится сталкиваться постоянно, никакой реалистичной возможности к улучшению попросту не имеет. То есть, говоря более просто, не случилось бы столь основательных забот, направленных на должную организацию всего вплоть до возникновения-зачатия, скорее всего, и не добрался бы живым до тех событий, которые уж ныне, и во время уточненья истин, и с такой ободряющей очерёдностью происходят. А что там будет дальше? Тем более учитывая то, чему свидетелем отныне становлюсь, заранее гадать в таких вопросах, рассуждая о подобном на страницах книги это точно ни за что не стану. Вот поживём и поглядим — увидим.

И всё-таки, отрицать тут что-либо по меньшей мере сложно, творение получилось уж по меньшей мере очень необычное. Вот, правда, утверждать, дар это или наказание уж точно не возьмусь. Тут всё зависит от той точки зрения, с которой предстоит смотреть на всю сложившуюся ситуацию, то есть от той точки зрения читающего, от того, каким тот, кто читает, вырос, каким стал, достигнув надлежащей зрелости, какими именно глазами, повзрослев, теперь глядит на окружающий, такой разнообразный и бурлящий мир. Согласно мнению, что там, внутри, сформировалось, с тем, что случилось, всё к такому, всем всё же повезло. Хотя, решайте сами.

Обычно мама с постоянством говорила, что выпросила-получила, говоря мягко, необычного ребёнка, когда возраст оставлял ничтожно мало хоть какой-нибудь надежды обрадовать себя очередной беременностью. В семье подрастала девочка. Ребёнок, родившийся чуть раньше, и после сестры, мальчик, Андрей, вследствие причин неизвестных умер. Мать, всем, чем только и такое получалось, взывала, чтобы милостью был дан ещё один некто рождённый, и вот, несмотря на достаточно заметный возраст, в ответ на те мольбы вот так вот был дарован сын. Возможно, дан как некое какое-то своего рода испытание.

Чтобы понять, о чём здесь так собрался говорить, пытайтесь для себя представить — у вас, наконец, не больше и не меньше, как беременность. Такая долгожданная беременность! Но вот, уже прошёл девятый месяц, а ребёнка нет как нет! Как результат, из-за того, что тот, кого так ждут, так ненормально захотел рождаться, советская власть незамедлительно на мать заводит дело, и к странной женщине начинает, и не больше, и не меньше, как настоящий следователь приходить! При этом этот следователь интересуется, по сути, только лишь одним — как же тут и настолько ловко исхитрились постараться, что всё-таки сумели приписать к срокам зачатия ребёнка столь много лишних, отошедших к времени, которое гуляют перед родами, недель? Правда, когда настали сроки заводить речь, собственно, уже не о неделях, а о месяцах, сверх любопытный следователь тут словно испарился. И дело, что тот любопытный вёл, исчезло будто бы само собой. О чём мама любила поминать не без насмешки. И вот, когда впору закончиться целому году этого, определённо затянувшегося ожиданья, на Свет Божий, наконец, появился этот самый столь долго ожидаемый новорожденный.

Для тех, кто всё ещё не понимает, и особенно для медработников, отдельно объясняю: в утробе матери пробыл, не больше и не меньше, как одиннадцать месяцев и двадцать дней, то есть без десяти дней целый год, и появился после столь внушительного ожидания почти что полностью, от пяток до макушки чёрным! Что? Представляете себе подарочек? У двух родителей с белой и вполне обычной для России кожей рождается такой, чёрный как будто негритёнок, карапуз, да и ещё с весьма внушительным белым пятном на шее! Единственная радость, как рассказывала мать, что врач, принимавший роды, там тут же попытался всех немножко успокоить. Сказал, чтобы все слышали: "Ну, вот! Всем сразу видно, что ребёнок сильно переношенный!" Ещё немало положительного заключалась в том, что отец, пусть и крещёный (об этом тут уж как-то писал, это его мать, Степанида, постаралась), всё равно был и оставался до своей кончины истинным и непредвзятым коммунистом, коммунистом, как о таких обычно говорят, на все сто процентов. А коммунисту до мозга костей полагалось почитать любых детей, вне хоть какой-либо зависимости от их цвета и внешнего вида. Поэтому никаких признаков неудовольствия родитель не выказывал, хотя, как понимаю, решил считать такого отпрыска действительно своим, только когда ребёнку за четырнадцать перевалило, и тот, приобретя, по цвету кожного покрова оттенки скорей близкие к коричневым, стал хоть немного походить на своего отца растущим-формирующимся собственным лицом.

Но это всё сплошь мелочи и частности. Пусть полное и абсолютное неверие отца сыграло, и не раз, весьма существенную роль при вот таком взрослении и жизни, только об этом уж потом по ходу дела расскажу. В том, что