Читаем без скачивания Цветок виселицы - Маргит Сандему

Но ее надежды не оправдались. Беременность становилась заметней с каждым месяцем.

Ингрид ложилась спать бледная, измученная, у нее ломило спину, ночью она просыпалась от боли во всем теле, но ребенку ничего не делалось. Сначала она считала, что ей поможет корень мандрагоры. По ночам она прижимала его к животу и шептала заклинания: «Забери чужое тело, что я ношу в себе! Оно не мое, я не просила о нем».

Но, видно, жизнь, зачатую с помощью этого корня, — а его крохотный кусочек был в том приворотном зелье, которое они с Даном выпили, — он уничтожить не может. Так размышляла Ингрид. Ей не помогало ничего. Она вспомнила рассказы о том, что на детей из рода Людей Льда, которым суждено было жить, не действовали колдовство и магия.

Такие дети почти всегда рождались с печатью Людей Льда.

Ей приходилось помнить об этой страшной возможности. Впрочем, она сама была отмечена печатью, а у таких, как она слышала, рождались обычные дети.

Никто не знал, что ее ждет.

Время шло, и Ингрид становилось все очевиднее, что, хочет она того или нет, а родить ребенка ей все-таки придется. Господи, как она его ненавидела!

Иногда Ингрид доставала корень мандрагоры, орудие древней магии, и подолгу рассматривала его. Корень был большой, но плоский, его не было видно, когда она носила его на себе. Впрочем, днем она не надевала его на шею, он мешал бы ей во время работы. Она носила корень на ремне, повязывая его вокруг талии под юбкой.

Ствол корня был похож на туловище, из которого росли руки и ноги, они были слегка согнуты, как будто корень танцевал, подняв руки. На руках были корневые волоски, напоминавшие пальцы, но от ног подобные волоски, видимо, отрезали. Голова и лицо были видны отчетливо, кто-то давным-давно наметил рот и глаза — лицо мандрагоры пугало своим человеческим выражением. И, без всяких сомнений, корень был мужского пола, на нем сохранился крохотный отросток, находившийся именно там, где нужно.

Ингрид часто задумывалась, живое существо корень мандрагоры или нет. Такие мысли больше не внушали ей страх. Несколько раз ей казалось, что корень предъявлял неоспоримые доказательства того, что он одушевленное существо. Иногда его руки и ноги меняли положение. А иногда она чувствовала, как он недовольно шевелится, когда в усадьбу приезжал пастор.

Однако уверенности в этом у нее не было.

Два раза Ингрид прибегла к помощи корня. Однажды хозяйская свинья никак не могла опороситься, несмотря на то, что Ингрид читала над ней заклинания, которые, знала с детства. И тогда, любя животных, как и все представители ее рода, Ингрид прикоснулась к свинье корнем и прочитала заклинание, слова которого по наитию пришли ей в голову. Свинье сразу полегчало, и на свет один за другим появились десять крохотных поросят.

В другой раз вода в колодце замерзла так сильно, что Ингрид никак не могла разбить лед. Убедившись, что на нее никто не смотрит, она прикоснулась ко льду корнем и прочитала заклинание. Потом ушла в дом за ведром, а когда вернулась, лед в колодце растаял и она смогла набрать воды, сколько нужно,

А вот избавиться от ребенка корень ей не помог.

Она готова была плакать от отвращения к этому живому существу, которое росло в ней, осложняло ее жизнь и мешало вернуться домой к тем, кто был ей дороже всех на свете.

Но в одном беременность сыграла ей на руку: холостые братья не приставали к ней. Впрочем, Ингрид подозревала, что по части земных радостей в этой троице обходились своими средствами.

Как ни противно было об этом думать, но Ингрид не ошиблась.

Ладно, пусть живут, как хотят, лишь бы ее оставили в покое.

Больше всего ее тревожило, как быть с ребенком потом. До сих пор ей не удалось найти хорошую семью, которая хотела бы взять ребенка, в этой пустынной местности и людей-то почти не было. В усадьбе, где работала Ингрид, ребенок не мог остаться ни при каких обстоятельствах, да хозяева ни о чем таком и не заикались. Но однажды в конце зимы хозяйка заговорила с Ингрид о ребенке.

— Что ты собираешься делать с ребенком, когда родишь? — мрачно спросила она (она была не из болтливых).

Ингрид объяснила, что хотела бы вернуться домой без ребенка.

— Я так и думала, — сказала хозяйка, — и потому поговорила с нашей сестрой в Кристиансанде.

— Я не знала, что у вас есть там сестра.

— Есть. И живет припеваючи. Берет незаконнорожденных детей, которых матери родили тайком, и устраивает в хорошие семьи. За плату, само собой.

Хоть Ингрид и кольнуло слово «незаконнорожденные», будущее после этого разговора показалось ей не таким мрачным.

— И сколько же она берет за свои услуги?

Хозяйка назвала сумму, от которой у Ингрид потемнело в глазах, но, прикинув в уме, она подумала, что осилит такую плату, если по дороге до Гростенсхольма не будет есть.

Будь Ингрид не так измучена своим безвыходным положением, она бы сразу сообразила, что платить должна не мать, а приемные родители, которые получают ребенка. Она не догадывалась, что хозяева пронюхали о деньгах, которые она отложила на черный день.

— Но я должна сперва проверить, действительно ли мой ребенок попадет в хорошие руки.

— Об этом и не мечтай. Богатые семьи, которые таким манером обзаводятся детьми, не хотят, чтобы матери, пожалев о содеянном, являлись к ним за своими чадами.

С этим Ингрид пришлось согласиться.

— Но дети точно попадают в хорошие дома?

— В самые что ни на есть лучшие! — Хозяйка издала недобрый смешок. — Моя сестра зорко следит за этим делом.

Ингрид не обратила внимания на хозяйкин смех. Но в горле у нее появился неприятный комок, и она несколько раз судорожно сглотнула. Откуда этот комок, ведь все улаживалось наилучшим образом? Отец с матерью ничего не узнают, а она избавится от нежеланного ребенка, который только связал бы ей руки и не дал заниматься хозяйством.

В конце марта Ингрид родила большого, красивого, черноволосого мальчика. Судя по всему, он не был отмечен какой-либо печатью, чего можно было бы опасаться, — ведь и его родители, и бабушка с дедушкой со стороны отца были из рода Людей Льда. Ингрид даже удивило, насколько мальчик хорошо сложен. Видно, правду говорят, что у отмеченных печатью рождаются обычные дети!

В ту пору ни Ингрид, ни ее родные не знали, что далеко-далеко в Сибири, в маленьком горном местечке Таран-гай, уже рос мальчик, отмеченный проклятием, который принадлежал к этому же поколению.

О его существовании знал только Вендель Грип, который, потеряв обе ноги, по-прежнему сидел в Архангельском остроге.

Хозяйка присутствовала при родах не столько ради того, чтобы помочь Ингрид, сколько ради любопытства. Корень мандрагоры Ингрид заранее спрятала под тюфяк, его никто не должен был видеть. Роды прошли легко и быстро, то ли благодаря удачному сложению Ингрид, то ли благодаря заклинаниям и магическому корню.